äulein, bitte woll'n Sie Schimmy tanzen?» — да и вообще ничего не зазвучит. Разве что посапывание, похрапывание и прочие животные звуки.
Время летит, не снижая скорости на повторах. Уж полдень близится, а в ИТИ никак не начнётся собрание Научного Совета. На повестке дня выборы нового директора. Кандидатура, собственно, одна: Карло Коллоди. Весьма уважаемое существо, у которого только два недостатка. Первое — его рекомендовал нынешний глава Директории, к которому все сотрудники Института относятся ну очень отрицательно. Второе — он отсутствует, и никто не знает точно, где он. Есть и третье соображение, не менее существенное: никому не хочется висеть на воротах Института с пузом, покрашенным в зелёный цвет. Забегая вперёд: собрание начнётся около двух. Учёные мужи придут к смелому, но компромиссному решению: сделать доктора Карло Коллоди директором, но создать должность постоянного заместителя, каковым единогласно изберут Фингала Когтеврана, замначальника в биореакторной. Почему вдруг? Кто он такой? Каковы его научные и административные заслуги? А ведь заслуги у него есть, есть! По крайней мере, одна уж точно есть: несцыкливость. Кроме него, больше никто не согласился выставить свою кандидатуру.
Тринадцать ноль-ноль. В Университете — в старом гуманитарном корпусе, в первой поточной аудитории — начинается лекция приглашённого хемульского философа Пилзнера Урквела Праздроя на тему «Хитровыебанность как конститутивная установка мышления и её развёртывание в дискурсивных практиках». На заднем ряду девочка-муравьед засунула хоботок в джинсы хомосапой соседки. Притаившаяся на лобке хомосапой барышни площица Гортензия негодует: хоботок тычется в неё и мешает конспектировать.
Тем временем в аудитории 102а профессор-эстетист Аждвахеров принимает у студента Нилушкина курсовик. Он делает это столь академично, что растущая в стене аудитории старая чага-прагматичка мысленно аплодирует.
В тринадцать тридцать на заводе фирмы «Лилия и Серп» начинается обеденный перерыв. У ясель и корыт толпятся рабочие. Старый мастер Курдюмыч, чавкая беззубым ртом, всасывает в себя смесь отрубей, маргарина и горохового киселя. Его маленький левозакрученный хвостик подрагивает от напряжения. И в это же время владелец завода, господин Балтрушайтис, пекинес, на своей личной кухоньке, оборудованной по последнему слову техники и искусства, варит сиамскую кошку. Он занимался ей со вчерашнего вечера: переломал кости и оставил в чане с холодной водой на ночь. Из-за выделяющегося адреналина мясо кошки приобретает особенный вкус. Важно не передержать и бросить её в кипяток ещё живой. Кстати, мясо кошки остаётся красным даже после многочасовой варки. Вы это знали? Впрочем, неважно. Важна экономическая и социальная пропасть, разделяющая изысканно вкушающего деликатесы Балтрушайтиса и старика Курдюмыча. Она вас возмущает, эта пропасть? Вот и меня тоже нет.
Тем временем монтёрка, пригревшая бэтмена, продала его за сорок сольди какому-то крокодильчику. Неизвестно, что собирался сделать зелёный с бэтменом. Важно, что он сделал. В приступе голода и рассеянности от сожрал его вместе с перьями. И запил холодным морковным соком из киоска. Ох, не схватить бы ему простуду — а то и гриппок!
Уже четыре часа! Ветром сорвало плохо прикреплённую тесла-решётку на улице Малых Шагов. Она упала вниз и ударила в лоб старому зайцу Урал Ретро Gear-UP. Заяц получил сотряс; нарушилась координация движений. Типичный страховой случай. Владелец байка, сойк Савелий — адвокат. Нееет, не отвертится контора страховая!
Четыре часа сорок четыре минуты. Старый садовник-клещ Гришка во дворе частного дома на Линденштрассе подстригает кустики жимолости. Его господин, чертополох Владлен Воронцов-Новочеркасский, наблюдает это из окна, на котором произрастает. И думает, не пустить ли Гришку на удобрения: с возрастом клещ сделался медлителен и нерадив.
Пять десять. Начался дождик — мелкий, накрапывающий, но неприятный.
Во храме Дочки-Матери В Подследничках начали возносить вечернее святое караоке. Хор педобиров возносит к небесам из Круга Песнопений Бьянки «А чё чё». Прихожане постепенно включаются, начинают подпевать- и вот святые слова разносятся уже по всей улице.
Пять пятнадцать. Бригада хомяков в оранжевых жилетах устанавливает на Пляс Пигаль огромную ёлку. Ну а чем ещё привлечь народ на Пляс Пигаль? Не шлюхами же за десять соверенов? Немногочисленные блядёшки и блядунцы, ещё на что-то надеющиеся, уныло бродят по мокрой площади, защищаясь от непогоды кто чем — зонтами, капюшонами, шляпами. Смотрится всё это отстойно. Более того: это и по сути своей отстойно. Особенно на фоне услуг, предоставляемых в любом полицейском участке — где мент или волчара подгонят вам девочек, мальчиков, жучков, паучков и даже носителей бутончиков и устьиц — всё за доступную цену. Вон, видите, пожилой конский пролетарий везёт на себе олениху. Она не юна и не свежа, зато обошлась ему всего в двадцать сольди. Из которых олениха получила пять, остальное забрал волк-полицейский. Олениха могла получить и десять, но тогда с «субботником» — то есть всю ночь обслуживать ментов с шипастыми членами. Олениха в бизнесе недавно, дырки ещё не одеревенели. Ну его такой заработок, решает она.
Несколько раньше у амариллиса Эткинса как-то не ко времени расцвёл бутончик. Арамиллис посылает бэтмена к полицейским. Он хочет заказать у них опытную, услужливую — и обязательно беззубую! — мышь, чтобы потешить свой пестик{263}. Из-за наплыва клиентов мышь ему доставят только к семи. Увы, к тому моменту бутончик уже увянет. Жалко вам амариллиса Эткинса? Вот и нам тоже как-то… ну вы поняли.
Но пока ещё только пять часов сорок пять минут. Однако солнышко-то село! Темнота угнетает. Охуевающий от безделья старший лейтенант Бобикс, упомянутый нами выше, решается по такому случаю выпить немножечко беленького. Или беленькой? Это установят проверяющие, которая уже приближаются, уже грядут. Ох, не вовремя охуел старший лейтенант Бобикс!
Семь часов. Снова над городом летят бэтмены — дорогие, элитные, с совиным зрением. А вот над домами проносится альбатрос, украшенный крохотными фонариками. Чей он? Куда летит? Кто знает…
Подходит, подходит времечко для самого интересного — ночной жизни. Ночная жизнь! Ночная жизнь! Со всеми её соблазнами! сладостями! дурманами! Кому-то будет весело, кому-то не очень, а кто-то очень пожалеет о том, что вытворял сегодня — но это будет завтра, завтра! А сейчас…
Ах да, вечерние газеты. Все раскупают «Вечёрку», «Evening Post» и приложение к «Ведомостям». И, быстро просмотрев передовицу…
…что?
Что это?
Почему все так засуетились вокруг?
Солидный аллигатор, вперяясь глазами в строчки «Ведомостей», вдруг стаскивает с себя чёрную кожаную шляпу и с треском откусывает край. Приличного вида лев с седой гривой, только что купивший «Evening Post», недоумённо нюхает типографскую краску и рычит внезапно и страшно — ну прямо как дикий зверь. А мышка-чиновница, просматривавшая первую страницу «Вечёрки», от волненья описалась в трусики.
Менее компетентные прохожие пытаются что-то узнать у более компетентных. Те мычали, блеяли, кукарекали, трясли головами и повторяли: «нет, ну это невозможно», «нельзя же так» и «просто я не знаю, что это».
Городская агломерация и прилегающие к ней земли, до 31.12.312 именовавшиеся «Директорией», имели сложную, противоречивую историю. Однако абсолютно все режимы, когда-либо существовавшие на этой территории, придерживались совершенно одинаковой политики в одном-единственном вопросе. Речь идёт об отношении к существам с IIQ‹70, т. е. к дуракам.
Суть этого отношения кратко и ёмко выразил один из первых, легендарных ещё правителей города, император Священной Империи Объединённых Наций Константин Багряномордый{264}. Когда советники предложили ему прикупить в Стране Дураков несколько тысяч голов электората для строительных работ, он ответил отказом, сопровождая его словами «дураков не надобно». А на озвученные советниками экономические аргументы спросил, почём они продадут по паре кубических сантиметров лобных долей мозга. Не услышав ничего внятного, император произнёс исторические слова: «Своим умом дорожите, а народным нет? Не быть тому!» И повелел советников схватить и отправить советников в ИТИ. Где им всем сделали целительную лоботомию и щедро напихали в головы червей-паразитов.
Все остальные правители — включая пресловутого Абракадабра Мимикродонта — исходили примерно из того же понимания ситуации. И делали всё, чтобы не допустить доминирования дураков среди населения домена. Никакого доминирования — ни численного, ни силового, ни какого бы то ни было ещё.
В результате почти двухсотлетних усилий в Директории сформировалась своего рода система, достаточно гибкая и даже гуманная. Но при этом весьма эффективная.
Краеугольным камнем её стал параграф пятый «Указа о владении», подписанный ещё Багряномордым. Указ регулировал основные отношения электората и его владельцев. Пятый параграф был посвящён именно существам с IIQ‹70. Так вот, отличие от электората осмысленного, который мог быть корпоративной собственностью, данный параграф запрещал владение дураками кому-либо, кроме физических лиц. Подобных существ нельзя было держать на балансе организаций, делать собственностью юрлиц и так далее. У каждого дурака должен был быть конкретный хозяин — через которого и решались все дела, с ним связанные. Бесхозные дураки поступали в собственность города и продавались с молотка.
На протяжении последующих двухсот с лишним лет крупные фирмы, компании, корпорации, хозяйственные общества и прочие коллективные сущности прилагали всяческие усилия, чтобы этот параграф отменить. Или хотя бы проделать в нём пару-тройку лазеек. Тщетно. Впрочем, был один прецедент: в первый год владычества Мимикродонта был организован Департамент госимущества, который мог не только продавать бесхозный электорат, но и использовать его для общественных работ, причём само понятие «общественные работы» трактовалось очень широко. Довольные чиновники броси