— Нет, этого я тебе не позволяю. Как только ты меня видишь, ты начинаешь мне служить. Ты не привыкла быть услужающей, тебе нужно учиться. Так что ты будешь вставать. Это тебе поможет правильно настроиться. Ладно, хватит, у меня много дел.
Полковник повернулся и ушёл не прощаясь.
Поняша, наконец, легла на подстилку, вытянула передние ноги. Странно, но после разговора ей стало легче. Горе никуда не ушло, но появилось что-то и помимо него.
Появился шерстяной с охапкой сена. Оно было несвежим и пахло прелью. Но желудок Мирры радостно затрепетал. Телу хотелось есть, а голова перестала отравлять его чернотой.
Ловицкая с жадностью съела сено. Легла. Но это была не та тупая, бессмысленная лёжка, кончающаяся сном. В голове роились догадки, предположения… и даже какие-то планы на будущее.
Ещё поживём, решила она. Ещё поживём — и кое-кому покажем.
Действие сороковое / бездействие роковое. Сантименты, или Шушара даёт себе волю, что приводит её в дурное общество
Если ты пьёшь с ворами, опасайся за свой кошелёк.
Если ты пьёшь с ворами, опасайся за свой кошелёк.
Институт Трансгенных Исследований, корпус Е-bis (общежитие персонала). 1-й наземный этаж, 52а. — Город Дураков, ул. Кикабидзе, 6, отдел МВД ГД по Вожирарскому району.
Current mood: uncomfortable/не такое, какое хотелось бы
Current music: В. Цой — Следи за собой, будь осторожен
Под утро подушка, как обычно, промокла от слёз, а простыня — от соплей.
Обычно ей это не мешало. Но на этот раз Шушара неудачно ткнулась носом в мокрое пятно и проснулась.
Убедившись, что заснуть обратно уже не получится, крыса села на койку. Продрала глазки. Понюхала воздух. Вокруг неё в темноте плавали запахи её тела: сухой аромат шерсти, сладковатый запах накожного сала, отдушка от пропуканного одеяла. Поперёк этого всего с подоконника настырно воняло свежей зеленью.
В голове колыхались обрывки сна. Снился Аузбухенцентр: чем-то занятый Лев Строфокамилович, пердимонокль в рогах Вежливого Лося окровавленный яйцеклад тщательно выпоротой саранчи. И, конечно же, охальник Гепа, лезущий ей под хвостик. Образы были настолько живые, что крыса снова разрыдалась. Тут же потекли сопли. Да так потекли, что пришлось сморкнуться в простыню.
Потом опустило. Шушара включила свет. В её каморке всё было как всегда, не хуже и не лучше прежнего. Единственной заметной неприятностью оставалась перегоревшая батарея. Чтобы хвост не мёрз по ночам{282}, крысе пришлось оставляла на ночь включённой электроплитку. На ней же она разогревала еду. В Аузбухенцентре она пристрастилась к горячей пище.
Сейчас она тоже съела бы что-нибудь. Но сначала нужно было осмотреть нос на подоконнике. Судя по запаху зелени, у него там опять что-то выросло.
То и вышло. За ночь нос успел оснаститься двумя веточками с клейкими зелёными листочками. Крыса взяла секатор, подошла к окну и отсекла лишнее. Нос тоненько запищал: он не любил, когда его лишают перспектив развития.
Заботиться о носе ей поручил Замза. Ему, видите ли, было интересно, что из него в итоге вырастет.
Алиса Зюсс так и не узнала, что навязанная ей миссия — заразить Буратину бешеными векторами — увенчалась частичным успехом. После пребывания внутри лисьей вагины обломок бамбучьего носа подхватил-таки заразу. Ему это, впрочем, пошло на пользу. Вместо того, чтобы тихо засохнуть в углу алисиной комнаты, он пустил корни, пророс, а местами даже и процвёл.
Обнаружил его Замза уже после бегства Алисы. Сперва он долго не мог понять, что это такое, а когда всё-таки понял — очень смеялся. В итоге он пересадил нос в горшок, где тот быстро обжился. Когда Шушара вернулась, он препоручил нос ей. Вменив в обязанности держать его на свету, поливать (нос предпочитал раствор глюкозы с азотистыми удобрениями), а также приглядывать, не отрастил ли он чего непотребного. И вовремя пресекать, в самом буквальном смысле.
Нос оказался забавным, хотя и не всегда приятным соседом. Бешеные вектора его как-то особенно полюбили и всё время перепрошивали на разный манер. В начале декабря он три дня подряд цвёл мелкими жёлтыми цветочками с запахом жареной селёдки. Потом у него отросли шевелящиеся усики. Потом зачем-то выросла лапка навроде куриной — крыса её отрезала с особенным удовольствием. А теперь он научился издавать звуки. В основном — противные.
Шушара уже отложила секатор, но вдруг ей показалось, что на кончике носа что-то блестит. Она нагнулась и посмотрела пристальнее. Да, так и было: на самой верхушке прорезались крохотные злобные глазки.
Тут нос хищно изогнулся и попытался вонзиться в крысиное жало. Та успела заметить движение и отскочила. Потом взяла секатор и безжалостно отхватила всю верхушку вместе с глазками. Нос взвыл от боли и злости. Отрезанная часть упала на пол и попыталась уползти. Крыса схватила гадкую проросль за середину и швырнула на раскалённую плитку. Деревяшка подёргалась и затихла. Шушара аккуратно смахнула горелую деревяшку в специальную коробку. Потом она относила всё это на нижний ярус и высыпала в бак с кислотой.
Теперь можно было и покушать. Казённый комбикорм ей выдавали исправно, но после Аузбухена у крысы возросли требования к качеству жизни. Поэтому она крала из институтских холодильников лабораторную мышатину, а соль и специи прихватывала в столовке. Пока ей этого хватало.
Шушара сама удивилась, насколько легко сверчку удалось восстановить её в прежней должности. От неё вообще ничего не потребовалось. Она просто пришла в семь тридцать в хозблок. Знакомый тапир посмотрел на неё без малейшего чувства и интереса, сверился с ведомостью, выдал веник, ведро и швабру и отправил прибираться в столовую.
Более того, на следующий день ей сказали прийти за зарплатой. Крыса пришла. И получила жалованье с конца ноября.
Она попыталась выяснить у Замзы, как ему удалось это провернуть. Сверчок важничал, напускал на себя таинственный вид, но в конце концов признался. Оказалось: пока Шушары не было, сменился начальник службы безопасности Института. Раньше на этом месте сидел какой-то престарелый ракоскорпион, по словам сверчка — педант и зануда. В начале декабря его всё-таки выпихнули на пенсию, а место занял некий сумчатый сурикат с роскошным именем Автандил Анзорович. Который был сверчку чем-то обязан. Так что Замза попросил внести Шушару в список внештатных сотрудников СБ, а длительное отсутствие оформить по служебной линии. По словам сверчка, это была чистая формальность.
Шушара не обрадовалась. Она прекрасно понимала, что выражение «внести в список» означает «быть принятой на службу в качестве агента», а слова про «чистую формальность» особенно настораживали. Крыса отлично знала что за всё приходится платить, и особенно — за бесплатное. Она даже задумалась, кто кому был на самом деле должен — сурикат сверчку или наоборот. Но покамест от неё ничего не требовали, даже аурического отпечатка под документом. А после смерти Семнадцати Дюймов и появления в директорском кресле Фингала Когтеврана она даже стала питать надежды, что про неё забудут. Нет, умом-то она понимала, что никто никогда ничего не забывает, а если что — бумажка-то вот она, бумажка напомнит. Но хотелось верить в лучшее.
Расправившись с мышатиной, крыса снова присела на койку и задумалась, чем ей сегодня заняться.
В любое другое время даже вопрос бы так не стоял. Или идти мыть полы в столовке, или явиться к сверчку за указаниями: тот всегда находил ей работку. Но сейчас была не её смена, а сверчок ещё вчера куда-то отбыл по своим таинственным делам. Крыса была предоставлена сама себе.
Шушара пораскинула мозгами. И решила проехаться в город. В последние дни она несколько раз слышала от столовских краем уха, что в городе творится что-то странное, но вот что именно — оставалось непонятным. Имело смысл посмотреть самой. Кроме того, она давно уже хотела купить наколенники. Некоторые места на кухне можно было вымыть исключительно руками, стоя на коленях{283}. Раньше её это раздражало, но не волновало. Теперь, вкусив другой жизни, крыса стала больше заботиться о себе. И решила, что ей совершенно не нужен бурсит{284}.
Наскоро собравшись — просто покидав в сумку зонт, пропуск, кошелёк и брикет комбикорма на всякий случай — она заперла каморку и ушла.
На улице уже рассвело. Воздух был свеж — и по-утреннему свеж, и по-зимнему свеж. Так что у крысы сразу замёрз нос. Шушара даже подумала, не вернуться ли за фуфайкой, но потом решила, что нефиг: распогодится.
До города она добралась довольно быстро: повезло поймать жука-извозчика, который отвозил в Институт какую-то важную шишку. По дороге жук рассказал городские новости. Новый губернатор разрешил селиться в городе электорату из Страны Дураков. Большую часть его разобрали крупные фирмы, нуждающиеся в дешёвом труде. Однако на улицах попадается бродячая джигурда, пристаёт к прохожим и ведёт себя скверно. На вопрос, куда смотрит полиция, жук только усиками развёл. И сказал, что с полицией вообще ничего не понятно, а все вменяемые организации и конторы в спешном порядке нанимают частную охрану. Шушара подумала было в тоске, что, кабы не сверчок, она могла бы предложить свои услуги. Но потом вспомнила, что с её недочеловеческими правами{285}, несолидной массой тела и отсутствием рекомендаций хорошая работа ей не светила, а плата за жильё и еду съела бы все финансовые бонусы.
Жук довёз её до центра и высадил на углу Рю де ла Пэ и Пречистенки — сказав, что всякая мелкая снаряга типа намордников, нахвостников, гульфиков, гиппосандалий и всего такого прочего продаётся здесь поблизости, в лавке «Сornes et Sabots». Доехать туда жук не смог из-за перекопанной улицы: там велись какие-то непонятные работы. Крыса не стала возражать, расплатилась и пошла по мосткам, в надежде быстро добра