Они расположились в карабасовом гостиничном номере. Карабас восседал на белом кожаном диване, пони устроилась на ковре. Больше никого не было. Карабас остался в одиночестве. Пьеро бежал, Напси погиб, Арлекин завёл себе нескольких состоятельных любовников и жил у них, предаваясь любимому пороку. Но раввин не особенно скучал по обществу: сейчас ему никто не был нужен. Кроме Евы Писториус. Вот её-то ему и не хватало.
Ева Писториус пропала третьего января. Ну то есть как пропала. Львика проснулась и подруги не нашла. Не было также и мышей. Сначала она думала, что Писториус с утра пораньше ускакала по делам. Однако и вечером она не вернулась. Львика улеглась спать у неё, думая, что завтра проснётся рядом с ней.
Ночью Львику растолкала Лэсси — оказывается, большая стая джигурды прорвалась в Город, нужно было срочно отработать эту тему. Евы не было. Львика и Лэсси вдвоём кое-как справились, но сама по себе неявка напарницы на выход было чем-то из ряда вон выходящим. Львика предположила, что Ева у Карабаса и там предаётся любви, забыв о долге. Разъярённая Лэсси отправилась было к раввину, незаметно проникла в номер — и нашла бар Раббаса спящим на диване. И он был один, совсем один.
Выйти черепаха не смогла: раввин проснулся и Лэсси парализовал. Рерих, впрочем, не испугалась и предоставила Карабасу все необходимые объяснения в мысленном виде. Карабас её освободил, они поговорили, после чего раввин снялся с места и сам поехал на Пятницкую, разговаривать со Львикой. На Пятницкой его встретил неприветливый охранник и запертый на ключ кабинет. Экспресс-осмотр голов сотрудников выявил следующее: Львика здесь была, потом куда-то ушла. Причём ушла в расстроенных чувствах.
Карабас встревожился уже всерьёз. Исчезновение обеих поняш могло быть делом чьих-то рук, лап или хелицер. Дела в Городе творились нехорошие, скверные.
Он отправил бэтмена к Лэсси с кратким изложением ситуации. Та ответила, что сейчас она задействовала свою личную агентурную сеть и ждёт результатов. Раввин немного успокоился: он понимал, что Лэсси — профи. Так что он решил подождать до вечера, а сам занялся своим основным делом. То есть поисками пропавшего доктора Карло Коллоди.
К сожалению, его усилия никак не давали резултьата. Всё, что удалось выяснить — что доктор Коллоди был направлен непонятно куда личным решением Нефритового Сокровища, ныне покойного. Что-то, наверное, знал бывший губернатор Пендельшванц. Но он исчез с концами: никто и понятия не имел, куда он смылся. Карабас пересёкся и с Лэсси Рерих (тогда — в первый раз) и убедился, что в её голову стучаться бесполезно — она была очень сильной менталисткой и всё время держалась настороже.
Однако же раввин разведал — подпоив институтского завхоза-дикообраза, на которого вышел благодаря сверчку — что за пять дней до смерти Семнадцать Дюймов подписал выдачу третьим лицам ценнейшего дохомокостного оборудования. На вопрос завхоза, кому оно предназначено, цилинь буркнул — «в экспедицию». Больше ничего завхоз не знал, но это была хоть какая-то зацепка.
На четвёртое января Карабас наметил несколько встреч с разными существами. Отменять он ничего не стал, все рандеву провёл. Результатов было ноль. Карабас плюнул и поехал в участок к Тамбовскому. Какового и припряг искать пропавших поняш.
После эпичного провала с Пьеро Карабас поставил вопрос так, что Тамбовский ему должен по жизни. Тамбовскому такой постанов категорически не нравился, но Карабас умел убеждать. Так что волчара, свою судьбу хуя и бля{300}, задействовал своих доносчиков. И, как ни странно, оказался успешнее Лэсси. Какой-то мелкий сучилыш-пыщеклюзик стуканул, что в питейном заведении «Зацапа и Пастекваска» видели поняшу с львиным хвостом. Тамбовский послал Карабасу бэтмена. Раввин поспешил в бар. И Львику там нашёл. Пьяную, в порванной попонке, рыдающую у стойки. Львика не давала себя увезти и даже попыталась его някнуть. Карабас оказался сильнее и принудил идти с собой. Привёз в номер, заставил проблеваться, а потом устроил ей ускоренную детоксикацию, форсировав выработку алкогольдегидрогеназы. После чего девушка пришла в себя, умылась и привела себя в порядок. После чего сказала, что Ева, оказывается, бросила их обоих и ушла навсегда. И показала Карабасу бумажки, извлечённые из евиной мусорной корзины.
— Всё-таки это очень странно, — сказал Карабас, откладывая в сторону оба письма. — Насколько я знаю Еву, она не легкомысленная. У неё есть чувство долга. Она могла расстаться со мной или с вами — в личном плане. Но оставить вас наедине с электоратом? Это на неё не похоже.
— Вот и я тоже так думала, — грустно сказала Львика. — Скобейда, голова раскалывается… У вас тут нет ничего? В смысле — чего-нибудь? — она подняла глаза на раввина.
— Да понял я, понял, — сказал Карабас, вставая. — Сейчас принесу.
— Как, холодненькое? — Львика вытянула шею.
— Нормальное, — буркнул раввин, открывая холодильник и доставая оттуда пиво. — Из кастрюли вас устроит? Полоскательницы у меня нет.
— Да я и так могу, — сказала поняша, открывая зубами пробку.
— Полегчало? — осведомился Карабас, наливая себе в кружку.
— Уффффф. Что-то я перебрала, — самокритично заметила Львика, слизывая пену с губ. — Я всё думаю, куда она могла пойти.
— А что там с кровью? — спросил Карабас.
Львика посмотрела на него с неудовольствием.
— Я знаю, что вы телепат, — сказала она. — И мне это не очень-то нравится.
— Уж простите, — сказал Карабас. — Но я беспокоюсь.
— А я тут что, хвостом машу и песни пою? — огрызнулась поняша.
— Какая-то песня у вас в голове вертится, — заметил раввин. — My pony and me, вот это.
— А, песня… Ну да, песня. Давайте лучше про кровь. На полу были пятнышки. Засохшие. Я не эмпат, но на красное вино это было не похоже. Вот я и думаю. У неё тяжёлое детство было, вы же знаете. Может, сокро… — она осеклась.
— Сокровище, — договорил раввин. — Вы же её так зовёте?
— Тогда вы и про чудовище знаете? — подозрительно спросила пони.
— Ну в общем да, — признал Карабас. — Сразу говорю: меня эти дела не касаются. Так что давайте договоримся так. Найтмер Блэкмун — легендарный персонаж эквестрийской истории. Вы к нему никакого отношения не имеете. Для меня вы — дочь Верховной Обаятельницы. Всё.
— М-м-м… ну и хорошо. — в голосе Львики, однако, проскользнуло лёгкое разочарование. — Ну вот я и думаю: может, она… ну это самое?
— Насчёт суицида — вряд ли… — протянул раввин. — Хотя… О дьявол! Ну конечно!
— О кто? — не поняла поняша.
Карабас вытянул руку и сделал жест, призывающий к молчанию. Закрыл глаза и просидел так минуты три.
— Львика, извините за нескромную просьбу, — наконец, сказал он. — Вы не могли бы припомнить последнюю близость с Евой? Это может быть важным.
Поняша закрыла глаза, хвост её нервно задёргался.
— Понятно, — сказал раввин. — Значит, в тот момент вы были нетрезвы?
— Мы обе набрались, — самокритично сказала Львика.
— И к тому же вы были простужены? Вы чувствовали евин запах? Нет? Или всё-таки что-то было? Кровью не пахло?
Львика неожиданно сильно стукнула себя хвостом по бедру.
— Скобейда! — сказала она досадливо. — У неё же эти дела… Когда же у неё последний раз было…
— Семнадцатого октября, — Карабас провёл рукой по бороде, вспоминая. — Она в лёжку была, живот прихватило. Я её лечил.
— А цикл у неё сорок четыре дня, — оживилась Львика. — Сорок четыре — сорок пять, вот как-то так. Вот это я точно помню. Но вообще-то у неё за неделю начинается, — вспомнила она. — Я бы заметила.
— Уже не начинается, — ухмыльнулся раввин. — Я её от этого вылечил. Сорок четыре дня… Вроде на Новый Год выпадает. Но всякие стрессы, плюс моё лечение…
— То есть у неё что, ПМС? — догадалась, наконец, Львика.
— Не только, — Карабас задумчиво накручивал пейс на палец. — Хотя и это тоже. Отсюда истерика и кровь на полу. Но проблема не в этом. Ева действительно верная. И любить нас двоих не сможет. Так что вопрос нужно как-то решать. Но сначала надо её найти.
— Так значит, месячные… Аптека! — Львика вскочила. — Она точно была в какой-то аптеке. Она же панацин хапками жрёт. И тампоны! Бантик! Ко мне! Быстро! Вы не могли бы меня одеть?
Карабас накинул на поняшу попонку, водрузил на себя шляпу и устремился.
На улице они столкнулись нос к носу с Лэсси, с двумя бэтменами на плечах. Тратить время на разговоры не стали: черепаха быстро прокрутила перед раввином всю информацию на текущий момент. Её было немного. Поиски ничего не дали. Евы не было нигде — даже в полиции. Маленькая лошадка как сквозь землю провалилась.
Идею насчёт аптеки Лэсси восприняла сразу и тут же отправила бэтменов с указаниями. После чего все трое, не тратя времени, пошли в ближайший аптекарский киоск.
Нужное место обнаруждили через час. Нашёлся свидетель, который видел поняшу на Моховой. Там же находилась аптека «Бiла кiшка», недавно открытая семейством упырей-гомеопатов, съехавших из Зоны поближе к цивилизации. Известна была апрека богатым ассортиментом всяких средств от кровотечения, обезболивающими травками и огромными набором тампонов, прокладок и менструальных чашечек. Ева просто не могла миновать это место.
Лэсси тормознула тарантас, щёлкнула зубами перед носом кучера и сама заняла его место. Першероны несли молча и быстро. Карабас волновался, кусал бороду. Львика нервно стучала хвостом о дерево.
«Бiла кiшка» оказалась уютным двухэтажным домиком, крытым черепицей. Внутри было всё как в аптеке — вертящиеся этажерки со скляночками, длинные полки с посудой вида диковинного, а также длинный прилавок. За прилавком стоял молодой чернявый упырь в вышитой рубахе и трепался с маммилярией в глиняном горшке. Маммилярия жаловалась на погоду и выпрашивала для себя эмалированную посудину.
Лэсси бросилась к прилавку, посмотрела на маммилярию со значением (та заткнулась) и спросила у упыря, видел ли он здесь поняшу.