— Зелёные, — пробормотал раввин. — Зелёные были глаза…
Ева привстала и потёрлась о колено раввина. Тот опустил руку и погладил любимую чёлочку.
— Хорошая моя… умница… — пробормотал он, уже весь неясный и смутный.
— А я? — возмутилась Львика и закинула на руку Карабаса гибкий хвост.
— И ты, — сказал раввин с чувством пьяным, но искренним. — И ты… ещё вчера… дорогие мои хар-рошие{330}…
Черепаха окинула всю картину скептическим взором и сочла за лучшее удалиться. У неё ещё были дела.
Карабас спал.
Под левым боком у него похрапывало чудовище, под правым — посапывало сокровище. Чудовище обвило его руку хвостом, сокровище — накрыло своим его ноги. Сверху их переплетённые покрывало тонкое, но тёплое одеяльце, заботливо наброшенное Лэсси Рерих.
Сама Лэсси стояла за стойкой — спала она быстро — и доедала лежащую на полотенчике голову лемура, который оказался менее расторопным, чем другие.
О чём она при этом думала, нам неизвестно.
Действие сорок восьмое. Купорос, или Буратина получает свой урок
Боги благие, как чудны, как прекрасны были приготовления!
…взят наконец с поличным и сидит внизу в машине с кляпом во рту, совершенно готовый к употреблению.
5 января 312 года о. Х. Не очень раннее утро.
Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база «Graublaulichtung».
Сurrent mood: curious/любознательное
Сurrent music: А. Лукьянов — Уронили Мишку на пол, зацепили пару жил
Буратина был совершенно готов к употреблению.
А именно:
— Он был одет в курточку и короткие штанишки цветов полкового знамени.
— Почищен от волокон бамбука и гладко выбрит (у него снова вылезла растительность на подбородке), а также профилактически опиздюлен Артемоном — не то чтобы всерьёз, а так, для расширения кругозора.
— С утра натощак его снова напоили касторкой — чтобы он во время воспитательных процедур, ни дай Доче, не испачкал штанишки!
— Нижние конечности бамбука были прикручены — здесь это слово уместно — к ножкам высокого стула, на который он был водружён.
— Шея зафиксирована металлическим хомутом, прикреплённым к спинке того же стула.
— Руки свободно располагались- без локтей, разумеется! — на столешнице. Перед ним лежала пачка пожелтевшей, но всё ещё годной бумаги верже, стояла чернильница, стаканчик с карандашами и пером-вставочкой.
Самое интересное. На столе у Мальвины стояла большая чёрная коробка, мигающая разноцветными огоньками. От коробки тянулся провод к розетке. Буратина поглядывал на коробку без энтузиазма.
Всё вышеперечисленное оборудование имело разное происхождение. Прочный стул с высокой спинкой Артемон сколотил сам, из подручных материалов. Чернильницу где-то спиздила сова, запрограммированная Мальвиной на мелкое воровство. Чернила изготовил рак Шепталло из дубовых орешков{331} — он рисовал ими выкройки. Железный купорос, необходимый для этого, раздобыли муравьи. Они же выкопали из земли перо. Оно было ржавым, но старая жужелица при помощи муравьиной кислоты, тряпочки и терпения его отчистила. Запасы бумаги верже были в своё время обнаружены Мальвиной в блоке 2-Б второго уровня. Откуда взялись карандаши, нам неведомо.
Что касается таинственной коробки: Артемон нашёл её на минус пятом этаже. Рыская в поисках коньяка, он наткнулся на хорошо оборудованную камеру для допросов, где и обнаружил данное приспособление. А также инструкцию на семи языках, два из которых — французский и нижегородский — Артемон кое-как разбирал{332}. Из инструкции он узнал, что данное устройство называется «увещеватель 10.6{333}» и предназначено для бесконтактного экспресс-допроса любых существ, обладающих нервной системой. Аппарат имел функции самонастройки и гарантировал сильные и продолжительные болевые ощущения. В конце инструкции педантично указывалось, что чрезмерное употребление увещевателя вредит здоровью испытуемого.
Разумеется, Артемон такую игрушку не отдал Мальвине сразу, а попридержал. И презентовал её только вчера{334}, когда та как раз размышляла, чем бы воздействовать на деревяшкина. Получив взамен немного ласки и подмышечных ароматов, а также (радость, радость!) разношенную тапочку.
Сперва устройство испытали на пожилой жужелице. Жужелица, к сожалению, проявила несознательность и быстро умерла — от чего Мальвина несколько расстроилась. Чтобы развеяться, она попробовала машинку на Лизетте. Мышь выжила, но поседела по хребту. После этого голубокудрая стала крутить рукоятки осторожнее.
Буратина ничего этого не знал. Он просто сидел и ждал, пока его начнут примучивать. Ориентируясь на прошлый опыт, он рассчитывал, что ничего особенно ужасного с ним не сделают. У него побаливала печень (Артемон, скобейдыш, постарался). Зато отросла носопырка. Пока ещё она была маленькая и зелёная, но через пару дней обещала заматереть и превратится в полноценный нос.
Мальвина тем временем ждала, пока прибор настроится. Тот помигивал, сканируя нервные узлы деревяшкина. Бамбук при этом ничего не чувствовал, кроме лёгкой щекотки. Он даже заскучал.
Наконец, загорелась зелёная кнопка. Можно было начинать.
— Ну что ж, Буратина, — Мальвина улыбнулась, — займёмся твоим воспитанием! Правила такие. Пока я тебя воспитываю, я обращаюсь к тебе на «вы». Это увеличивает дистанцию, — не очень понятно выразилась она. — Вы меня называете «госпожа». Если я не слышу этого слова, я вас наказываю. Вот так наказываю, — она нажала кнопку на устройстве.
Буратина заорал. Ощущения было, будто во внутренности залили расплавленный свинец.
— Это минимальное воздействие, — промурлыкала голубокудрая. — Если вы будете плохо заниматься, я сделаю немножко сильнее. Например, вот так… — она повернула рукоятку.
На этот раз Буратина орал громче, дольше и выразительнее.
— Ну как? Понравилось? — спросила голубокудрая.
— Яюшки! — у бамбука выступили самые настоящие слёзы. — Не надо больше!
— Я не слышу слова «госпожа», — заметила Мальвина и щёлкнула рычажком. Бамбук завыл, забился головой о спинку стула.
— Понравилось? — переспросила Мальвина.
— Нет, госпожа! — зарыдал Буратина. — Не надо, госпожа! Я буду умненьким, благоразумненьким!
— Чудненько, дивненько, — Мальвина даже захлопала в ладоши от удовольствия. — Ну теперь можно и начинать… Займёмся арифметикой. У вас в кармане два яблока, — заявила она.
Такую простую прокладку Буратина, конечно, не пропустил.
— Врёте, госпожа! — прохрипел, — Ни одного!
Мальвина немного огорчилась, но на кнопку не нажала: бамбук всё сказал правильно и по понятиям. Вот если бы он смолчал, его молчание можно было бы понять как знак согласия, потом потребовать яблоки, а потом обвинить его в том, что он солгал.
— Ну, — сказала она. — Предположим, что у вас в кармане два яблока.
— Ни одного нет, госпожа! — упёрся Буратина.
— Я говорю — как если бы, — Мальвина покачала головой. — Представим себе, что у вас в кармане два яблока. Некто взял у вас одно яблоко. Сколько у вас осталось яблок?
Эта прокладка была совсем уж банальной.
— Два, — уверенно ответил бамбук.
— Подумайте хорошенько, — предложила Мальвина, занеся пальчик над страшной кнопкой.
Буратина аж сморщился, так здорово подумал. С одной стороны, ебанутая самка с голубыми кудряшками могла рассердиться. Что за этим последует, бамбук уже знал. С другой — признавать себя дефолтником, не способным защитить свою собственность, не хотелось категорически.
— Два, — решительно сказал он.
— Почему?
— Я же не отдам Некту яблоко, хоть он дерись! — Буратина изобразил на лице готовность биться за яблоко хоть со стаей злопипундриев.
— Значит, ты по жизни ровненький, понятия чтишь? — задумчиво протянула Мальвина, но кнопку не нажала. — Ладно-ладно. Будем считать, что на арифметику ты не разводишься. Читать умеете?
— По-русски читаю, госпожа, — признал Буратина. — По-другому нет.
Синеволосая усмехнулась. Бамбук понял, что она что-то задумала.
— Значит, и писать можете, — констатировала она.
Буратина смолчал. За неспособность освоить чтение и письмо в Институте отправляли вниз, на препараты.
— Тогда пишите: «А роза упала на лапу Азора».
Бамбук с опаской посмотрел на чернильницу и перо. Он никогда в жизни не видел пера и чернильницы. В вольере писали либо маркерами, либо кистями.
— У вас затруднения? — Мальвина прищурилась. — Я вам помогу… — пальчик коснулся кнопочки.
На этот раз Буратину затрясло крупной дрожью. Стул отчаянно заскрипел. Бамбук застонал сквозь сжатые зубы, боясь откусить себе язык.
— Так лучше? — участливо спросила голубокудрая.
Буратина затряс головой и схватился за перо.
После нескольких попыток — каждая из которых сопровождалась несколькими секундами мучений — он сумел правильно обмакнуть пёрышко. Потом он поставил кляксу, это обошлось ему в испорченный лист бумаги и тридцать секунд адского сверления в печени. Наконец, он сумел вывести «а роза», и получил минуту зубной боли за то, что начал не с прописной.
Мальвина порозовела от удовольствия. Ей очень понравилось воспитывать Буратину.
Наконец, бамбук кое-как вывел «А роза упала на лапу Азора».