А как всё хорошо начиналось! У него был великолепный байк, сумка шоколада, а впереди — только даль, полная надежд пьерски́х дорога. По которой он нёсся стрелою, рассчитывая достигнуть Мальвины дней за десять стремительного бега. Ну или хотя бы недели за две.
И сначала всё шло збс. Днём он нёсся стрелой, вечером плотно ужинал, ухаживал за зайцем и спал.
На пятый день иссякла припасённая провизия. Но выяснилось, что продовольственный вопрос не так остр, как казалось. Сперва при дороге нашлась обгрызенная туша злопипундрия, вся в свежих опарышах. Будучи существом цивилизованным и беспредрассудочным, Пьеро знал, что белые червячки — это практически чистый протеин. Он наелся ими сам и накормил зайца. Потом ему удалось поймать стрекозюльку. Точнее, она сама поймалась: глупое существо лезло в сумку с шоколадом, не обращая внимания ни на что вокруг. Пока он варил стрекозюльку, на запах сбежались дикие ежи. Он поймал двоих, они тоже пошли в суп. Дальше тоже что-то подворачивалось. В общем, голодным Пьеро не оставался, как и его скакун.
Первые неприятности начались в новогоднюю ночь. Маленький шахид обустраивал убежище для сна — за пригорочком, вне видимости с тракта — когда услышал шаги и голоса. Осторожно подобравшись к дороге, он увидел с десяток существ, которые целеустремлённо двигались по направлению к Директории. Существа были довольно-таки крупные, так что связываться с ними Пьеро не захотелось. Пришлось уходить от дороги, маскироваться. Всё это было хлопотно и некстати.
Днём стало хуже. Пустынная дорога ожила. По ней всё время кто-то шёл. Мелкие группки Пьеро не беспокоили, но под вечер на него напала стайка малоумных аллигаторов. Если бы не выдающиеся скоростные качества Enduro Glide Ultra, от маленького шахида и костей не осталось бы.
На следующий день всю дорогу заполонили какие-то хорошо организованные птицы. Пьеро решил было, что это индюшки, а потому надел маску грибовика и шляпу — он знал, что индюшки грибовиков сторонятся, но не нападают. Оказалось, что это были вовсе не индюшки, а индейки, не любящие грибовиков активно. Пришлось спасаться бегством. Увы, победа была пирровой: зайцу пришлось выходить на максимальную скорость, что почти опустошило сумку с шоколадом. В качестве небольшой компенсации Пьеро раздобыл оружие — индейскую саблю. Правда, она была из плохой стали, а рукоять сделана под широкую трёхпалую ладонь. Маленький шахид два часа провозился, но кое-как обтесал деревяшку. Потом потратил ещё час, пытаясь заточить тупое лезвие о камень. Получилось так себе.
Потом случилась совсем смешная бедулька. У Пьеро куда-то запропастился пузырёк с пилюлями театральными баритональными лирическими. Пьеро этого и не заметил. В результате через сутки он перестал сипеть и хрипеть, а заяц — слушаться. Маленький шахид спешился и, холодея от ужаса, четырежды перерыл все вещи. В конце концов пузырёк нашёлся во внутреннем кармане пальто, куда его Пьеро случайно сунул. Однако времени это всё отняло преизрядно.
Ну а сегодня Пиэрий Эагрид столкнулся на дороге с компанией бульдога, носорога и небольшого мамонта{352}. Эта троица охотилась на одиноких путников целенаправленно. Уйти почти удалось, но в самый последний момент носорог всё-таки сумел пырнуть зайца рогом в бочину.
Теперь Пьеро остался один, спешенный. Дорога, представлявшаяся столь короткой, внезапно растянулась до неимоверной дали. На пересечение нейтралки придётся убить не меньше месяца — ибо идти предстоит пешком, да ещё где-то добывать еду. Как прошмыгнуть мимо поняш, было и вовсе непонятно.
Но уходить было нужно палюбасу. Унося на собственной спине всё ценное. Включая несколько килограммов зайчатины. Было бы крайне расточительно оставлять такой хороший труп всяким случайным дармоедам.
Пьеро погрузился в размышления о том, какие части ездового зайца наименее жёстки, когда услышал очень характерный шум. Кто-то бежал на четвереньках. Даже не так. Улепётывал. С таким шумом можно только спасаться бегством.
Как раз в тот самый миг, когда маленький шахид пришёл к этому мнению, прямо на него выскочил бульдог. Тот самый, сегодняшний.
Он приближался огромными прыжками — ошалелый, выпученноглазый. Позади кто-то нёсся, судя по звукам — круша всё на своём пути. Вероятно, носорог.
Пьеро не думал. Он просто отпрыгнул в сторону и укрылся за заячьей тушей{353}.
Через несколько секунд мимо просвистел носорог. Именно просвистел — а также прогрохотал, протопотал, etc.
Маленький шахид забился под самое заячье брюхо, стараясь зарыться в шерсть, спрятаться в неё. К сожалению, шерсть у зайки была так себе, а подлезть под тушу было тяжело и стремновато. Но он очень постарался слиться с местностью.
Шум затих. Никто страшный вроде как не появлялся. Даже мамонт вроде куда-то делся. Пьеро задумался о том, не вышло ли у бульдога с носорогом какого-нибудь конфликта — иными словами, не убегал ли бульдог от носорога. Через пару минут он почти что убедил себя в этом. Но покидать своё жалкое убежище всё-таки не спешил.
Тут наконец раздался шум шагов. Шло какое-то небольшое существо. Но шло так, как будто оно никого и ничего не боится. Такие нюансы Пиэрий Эагрид научился чуять ещё в боевой молодости.
Шаги стали громче. Остановились они возле кострища.
Внезапно Пьеро захотелось выглянуть и посмотреть, кто там. Ну вот просто позарез как захотелось. Как будто под попой припекло, как будто в ногах зашевелились пружины: встать, чтобы увидеть — что это там такое.
Пьеро сжал зубы. Сделал несколько долгих вдохов. Хотение никуда не ушло, но стало терпимым.
Шаги приблизились. Потом туша зайца дрогнула. Кто-то её теребил, подёргивал за шкуру.
Желание встать и посмотреть снова подступило под самое горло. Маленький шахид зажмурился. Всё в нём протестовало против этого, всё хотело видеть.
Он так и сидел, пока что-то не коснулось его — осторожно, почти деликатно. Тут всё-таки пришлось открыть глаза.
На него в упор смотрела птица обломинго — кошмар всех живущих, сосуд мирового зла.
Яички Пьеро сжались в две изюминки. Секунды две или три он ждал, когда же его накроет облом.
Но ничего не случилось. На него не упали метеориты. Хищные кроты не подкопались под его задницу. Долбодятлы не вышли из леса, чтобы его растоптать. Единственное, что с ним случилось скверного — что-то заныло в районе аппендикса. Но быстро перестало.
Первый ужас прошёл, и Пьеро смог рассмотреть обломинго как следует. И тут он наконец заметил, что птиц очень стар. Даже дряхл. Большая часть перьев вылезла, обнажая морщинистую сероватую кожу. Клюв был обломан и до половины покрыт чем-то белёсым — то ли грибком, то ли плесенью. От тела пахло тухлятиной, возрастом и нездоровьем. Ноги подрагивали: видимо, ходить и даже стоять ему было тяжело.
Страшные глаза обломинго выцвели. И смотрели не злобно, а равнодушно. Точнее — отстранённо. Так смотрят на что-то приевшееся и не вызывающее интереса.
— Тебе чего? — прошептал маленький шахид.
Птиц не ответил. Видимо, он не умел говорить.
— Есть хочешь? — на всякий случай поинтересовался Пьеро.
Обломинго мотнул головой. Но как-то неуверенно.
Пьеро достал «Алёнку» и поднёс к клюву.
— Шоколадку? — спросил он.
В давно потухших глазах обломинго затеплилась искорка интереса. Птиц взял шоколад, с трудом раздавил его клювом и медленно протолкнул в горло. Видимо, шоколад ему понравился. Пьеро показалось, что он что-то почувствовал — тень удовлетворения, подобие благодарности.
Обломинго ещё немного постоял — вроде как собираясь с духом. И снова заглянул в глаза Пьеро. Со значением.
Пьеро решил, что это приглашение. Закрыл глаза, настроился и осторожно коснулся разума птицы. Заранее ужасаясь тому, что он в нём узрит и восчувствует.
Никаких особенных ужасов он не увидел. Разум обломинго был похож на мёртвую, иссохшую пустыню.
Обломинго был действительно стар. Жизнь давно перестала приносить ему удовольствие, а вот неудобств стало слишком много. Он давно бы прекратил всё это, но убить себя самому — скажем, заморить себя голодом или прыгнуть с кручи — мешали инстинкты. Птиц мог бы дать себя убить. Но все, кто способен был это сделать, при виде него удирали со всех ног. Обломинго просил Пьеро помочь ему завершить жизненный путь. Тихо. Быстро. И по возможности — безболезненно.
Пока Пьеро всё это осмысливал и переваривал, птиц резко повернулся, доковылял до заячьей туши и лёг на неё, раскинув крылья и вытянув шею.
Жест был достаточно красноречив. Но Пьеро было всё-таки боязно.
— Ты точно этого хочешь? — спросил он несколько менее спокойным голосом, чем ему хотелось бы.
Обломинго утвердительно щёлкнул клювом.
— Ну тогда прощай, — вздохнул шахид, прикидывая, как всё сделать чисто. Наконец, достал свой клинок, перехватил поудобнее и одним ударом снёс обломинго голову. Тот сильно двинул крыльями, дёрнулся пару раз и затих.
В воздухе что-то изменилось. Стало как будто чище, светлее и прохладнее. Видимо, вероятностное поле обломинго всё-таки влияло. Но теперь оно развеялось.
Маленький шахид внезапно почувствовал, что у него озябли ноги. Он снова перебрался к костру — уже почти погасшему — и сел возле ямы.
Странно, но он чувствовал усталость, будто целый день таскал тяжести. Удивляться этому не было ни сил, ни желания. Вообще не хотелось ни о чём думать. Хотелось сидеть возле остывающих углей и думать о том, как же всё в мире устроено глупо и неправильно.
— Грррр, — раздалось совсем рядом.
Пьеро повернулся и без особого удивления увидел давешнего бульдога. Видимо, тот вынюхал его след и подкрался. Наверняка и дружки его — носорог и мамонт — прятались где-то поблизости.
Он подумал, что сейчас придётся драться. Вот именно в тот момент, когда у него не было ну ни малейшего настроения махать руками-ногами и втыкать железо в мясо. Всё это было так муторно, так некстати.