Буратина, всё это время тихонько ковырявший ногтями воскообразное вещество, поднял голову.
— А чего это у него от кислорода ноги чешутся? — вдруг спросил он.
Крокозитроп вытаращился на Буратину, как на горелый пень, внезапно обретший дар речи. Потом почесал своей трубой грудь и ответил:
— У него жабры на ногах. Кислород их раздражает.
— Ну и дурак, что на ногах, — решил бамбук. — И кто его сделал — тоже дурак.
— Это эволюция… — начал было Розан Васильевич, но тут усы снова показались над поверхностью биотозы.
— С вами всё ясно, — заявило древнее и неприкосновенное существо. — Ну, почти всё. С чего начнём?
— Какие есть варианты? — решил уточнить кот.
— Как обычно: общая часть и специальная, — сказал трилобит. — Общая касается вас всех, специальная — каждого в отдельности. Пожалуй, начнём с общей. Вы хотите выбраться отсюда? На поверхность?
— Очень, — подала голос лиса, доселе молчавшая.
— Ну так слушайте. Если бы меня не разбудили, то вы бы здесь потоптались и уехали на лифте обратно. Там бы стали искать выход. Искали бы долго. Ты, рыбон, спустился бы сюда и попробовал бы войти в биотозу, чтобы добраться до края чаши. О последствиях не будем. Ты, с шерстью, — кот понял, что речь идёт о нём, и напрягся, — попытался бы проникнуть в шахту лифта и подняться по тросу. Упал бы. Спиной. Насмерть. Остались бы пушистая и деревянный. Деревянный охотился бы в канале и ему зажрали бы ноги. Ах да, до того он сделал бы с пушистой… ну, это самое, что вы все любите. Насчёт пизды.
Кот медленно повернул голову в сторону Буратины и протянул руку к очкам.
— Он всё врёт! — возмутился бамбук. — Я же ничего не делал!
Розан Васильевич молча протянул заднюю руку и ущипнул кота за ягодицу. Тот вздрогнул и посмотрел на крокозитропа злобно и ненавидяще… то есть посмотрел бы именно так, будь у него глаза. Но глаз не было, а очки не давали того эффекта. Так что Розан Васильевич не испугался, не смутился, а просто спросил:
— Ну хорошо, а делать-то что?
— Я бы посоветовал напрячь мозги, — ядовито заметил трилобит, — но у вас у всех с этим проблемы. Поэтому так. Войдите в лифт и нажмите обе кнопки сразу. Точнее говоря — сначала погасите одну, и, пока не загорелась вторая, жмите вторую. Тогда доедете до поверхности. Доступно?
На пару секунд воцарилось молчание.
— Доступно, — выдавил из себя кот. — А зачем такие сложности? Нельзя было сделать третью кнопку?
Снова раздался тот же звук, будто в животе заурчало.
— Это с вашей точки зрения — сложности, — наконец, сказал трилобит. — А те, кто всё это строил, были существами с иной логикой. Более естественной, — добавил он. — Потом-то, конечно, всё под кислородных переделали, но управляющие схемы не меняли… На этом общую часть я объявляю закрытой. Теперь специальная. Вы можете задать по одному вопросу на каждого. Могу ответить, могу не ответить. То есть отвечу, если в тентуречто-то определилось.
Кот задумался. Крокозитроп задумался так, что даже трубы опустились. Алиса опустила голову. Буратина сунул палец в рот и принялся его сосредоточенно грызть.
— Что со мной будет? — наконец, спросил крокозитроп.
— Годный вопрос, — оценил трилобит. — Ты умрёшь. И довольно скоро.
— А я? — машинально спросил кот, не успев отвлечься от дум.
— Ты не умрёшь, — сказал трилобит. — Тоже довольно скоро.
— Это как? — не понял кот.
— Во-первых, это уже второйвопрос, — наставительно сказало членистоногое. — Во-вторых, подробностей не знаю. Твоя проксимальная линия реализации в тентуретакова, что ты не умрёшь, и это случится в обозримом будущем.
— А я? — перебила Алиса.
— Ты будешь с ним, — трилобит сказал это таким тоном, что лиса тут же и замолчала.
— А мне чего? — вступил Буратина.
На этот раз трилобит ответил не сразу.
— В общем-то, ты тоже умрёшь, — наконец, сказал он. — Но не весь.
— Это как? — не понял бамбук.
— Это значит не целиком, — неохотно пояснил древний. — Вернее, целиком, но не полностью. А вернее даже так: целиком и полностью, но не окончательно. И твоя смерть пойдёт другим на пользу, а тебе на радость. Ибо так ты невозбранно обретёшь желаемое.
— Чего-чего? — Буратина аж открыл рот, до того ему стало интересно.
— Ты поимеешь абсолютно всё, о чём ты только можешь мечтать, чурка тупорылая, — раздражённо сказал трилобит.
— Так это ж збс? — не поверил деревяшкин.
— Выражаясь на понятном тебе языке, просто зупа, — уверенно сказал обитатель биотозы.
— Возможно ли задать ещё один вопрос? — спросил крокозитроп. — Для меня это очень важно.
— Ну хорошо, — снизошёл трилобит. — Но только один.
— Что станет причиной моей смерти? — Розан Васильевич ощутимо напрягся.
— Твоё левое ухо, — ответил трилобит. — Если бы ты на него оглох, то прожил бы ещё немного. Лет триста — четыреста.
Буратина с интересом вытянул шею и принялся рассматривать крокозитропа — видимо, пытаясь понять, где у него уши.
— Благодарю, — вежливо сказал Розан Васильевич. — Но это точно?
— Кажется, я достаточно ясно выразился! — вспылил трилобит. — Впрочем… Есть ещё один момент. Вероятность скорой смерти позитивно коррелирована с сильными личными чувствами. Твоимисильными чувствами, — добавил он.
— Все, к кому я испытываю сильные личные чувства, — сказал крокозитроп, — находятся в Тирренском море. Пожалуй, не буду туда возвращаться в ближайшее время.
— У меня тоже вопрос… — начал было Базилио.
— Нет, — сказал трилобит.
— Что нет? — не понял кот.
— То, что ты хотел узнать. Нет. И закончим на этом. Я и так сегодня перетрудился. Аривуим.
Усы ушли вниз, и биотоза сомкнулась над ними.
Розан Васильевич немного постоял, размышляя о чём-то своём. Потом вспомнил о своих командирских обязанностях.
— Все заходим в лифт, — распорядился он. — Быстро.
— А чего это он меня назвал тупорылым? — пожаловался Буратино, устраиваясь на лавочке. — Потому что носа нет? — он потёр ладонью пенёк, покрытый запёкшейся кровью, после чего вытер ладонь о лавочку.
— По другим причинам, — процедил кот сквозь зубы.
Алиса тем временем нажала на кнопки.
Лязгнули двери. Лампочка мигнула. Лифт протяжно скрипнул и поехал вверх.
Действие девятнадцатое. Чутьчутища, или История простая, как три сольди
Экономия состоит не в ограничении потребления ресурса, а в более интенсивном и творческом его использовании, извлечении из него дополнительных полезностей.
Всё полезно, что в рот полезло.
21 декабря312 года о. Х. Весь день и ещё немножечко.
Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база «Graublaulichtung» — село Передреево, рынок электората
— Куафёр, мне нужен куафёр! — завизжала Мальвина, выдрав пинцетом голубой волосок из верхней губы. — Купи мне цирюльника, гадкий пёс!
Артемон лежал перед ней, вытягивая шею и тщась занюхнуть по-тайному. Визг хозяйки застал его врасплох.
— Ну Мальви-и-и-ша… — затянул он. — Ну ты опяяять, ну вот зачееем… не надо нам этого…
— Я сказала купи! — закричала Мальвина и замахнулась на пса туфлей.
Артемон не боялся туфли. Артемон не хотел переться за электоратом невесть куда. Хотя почему невесть? Ближайший рынок находился недалеко, в селе Передреево. Дотуда было часа четыре неспешной езды. Мальвина посылала туда птиц, потом смотрела, что у них отпечаталось в голове. Судя по тому, что они видели, рынок был довольно крупный и работал регулярно. Но торговали там в основном сельскохозяйственными рабочими. Найти домашнюю прислугу, наверное, и там было можно — но это уж как повезёт.
С другой стороны, в эргастулах Директории можно обзавестись кем угодно, на любой вкус и кошелёк. Но до Директории нужно ещё добираться, а уж доставить оттуда купленную челядь в целости и сохранности было и вовсе нетривиальной задачей. Кроме того, в Директории обретался Карабас. Встреча с ним в планы Артемона не входила ни в коем разе. И наконец, пудель опасался, что Мальвина может со скуки затеять с челядью поебушки — или, того хуже, полизульки. А ему даст отставку. Или ограничит доступ к телу.
Поэтому на все мальвинушкины заходы насчёт прикупить электората для хозяйственных нужд пёс отвечал невежеством: саботировал, ныл, упирался.
Но вот сейчас — припёрло, наконец.
У Мальвины отросли волосы, и с этим надо было что-то делать. Голубые кудряшки удлинялись очень быстро и были жёсткими, как проволока. Они кололи нежную шейку, цеплялись за разные предметы, не расчёсывались и, dans l'ensemble, мешали жить. Кроме того, Мальва любила голенький лобок и подмышки, в чём пудель её горячо поддерживал. Однако бритва голубые волосы брала с трудом, а эпиляция требовала специалиста. Синие ногти, очень твёрдые, поддавались только кусачкам, а для придания им формы нужен был опять-таки специалист. Мальвинины тряпочки износились и нуждались в починке. И, наконец, у неё начались какие-то проблемы по женской части — стало тянуть внизу живота, месячные стали тяжёлыми. Это пудель и сам чуял: противная кислая нотка становилась всё резче.
С другой стороны, Артемону остоебало кухмистерствовать и мести пол. Да и подстричься хотелось бы: тораборский груминг поплыл, потеряв плавность линий{132}. Так что на этот раз хозяйка Артемона на своём настояла. Особенное действие оказал один коварный аргумент, который Мальвина приберегла напоследок. Так что пудель согласился отправиться в Передреево, и тут ему пришлось…
…туговато пришлось, вот что я вам скажу!
Вышел он очень рано, чтобы успеть к открытию: самое лучшее на рынке всегда разбирают в первые часы. Холодной декабрьской ночью, в темноте, ведомый тусклыми светлячками (Мальвина позаботилась), Артемон тащился по невнятным тропкам-еропкам, всё время натыкаясь на торчащие ветки, мусор, хламьё. В темноте даже земля казалась какой-то кривой. Несколько раз наступал он на головы кротам, которых неведомая сила растревожила именно этой ночью. Вы никогда не наступали ночью на голову кроту? Такому, знаете ли, мелкому дикому кротику, без капли разума в атрофированных