— Блядь… — отчётливо произнесла Львика. — Я ваще где? Бантик, у меня пися болит! Принеси мазь пожалуйста!
Искалеченный Бантик пронзительно запищал.
Ева издала долгий, протяжный стон и уткнулась лбом в пол.
Началось с того, что Львика захотела пива с ликёром.
Ева была не то чтоб против. Её смущало именно что это сочетание: пиво с ликёром. К тому же она подозревала, что этим дело не ограничится. И опять же, она сама была не прочь дерябнуть на ночь глядя. Но вот последствия… последствия могли быть.
Поначалу Львика не создавала проблем. Очухавшись после перелёта, она повела себя вполне комильфо. Её довели до офиса на Пятницкой, где уже была приготовлена комната — на втором этаже рядом с кабинетом Евы. Комната была отделана в понячьем стиле, так что Львика смогла сразу лечь на привычную подстилку, пожевать сена и вздремнуть.
Пока она отдыхала, расторопная Лэсси успела найти подходящий аквариум для львикиного ящерка Бантика, окончательно выправить львикин вид на жительство, купить свежего корма и снять столик в ресторане «Оffсы», дорогом и пафосном заведении для конских основ. Так что после пробуждения Львики поняши и черепаха пошли праздновать львикино прибытие.
До «Оffсов» они не дошли. Вместо этого они угодили в полицию.
Сперва Ева никак не могла понять, что с Львикой не так. Большой город, конечно, производил на неё впечатление, но держалась она естественно, ничего не пугалась, ритм жизни ловила. И всё-таки было что-то, что заставляло Еву дёргаться и поднимать ушки. Львика вела себя как-то странно. Иногда по мелочи — например, слишком громко говорила — а иногда и заметненько.
На Тверской она чуть не врезалась в огромную клыкастую свинью с сумкой на колёсиках, которая шла ей наперерез. Свинью было невозможно не заметить, но Львика пёрла вперёд, как будто не видя. В последний момент Ева удержала новую подругу зубами за гриву. Свинья, к счастью, торопилась, так что последствий это не возымело.
Потом на Виа Веккья, на переходе возле Библиотеки Шнеерсона, Львика тем же манером попёрла на обратнояйцевидную магнолию, бегущую куда-то по делам. Та охнула, упала, и тут на неё чуть не налетел першерон, нагружённый клетками с пигалицами. Лэсси среагировала мгновенно, буквально выдернув магнолию из-под копыт. Доширачка перепугалась и рассердилась, и, наверное, обратилась бы в полицию — но Ева сделала умильные глазки и чуточку подняшила разгневанную обывательницу. Та сменила гнев на милость и даже назвала Львику «бедненькой», а Еву погладила по мордочке веточкой.
При этом ни рассеянной, ни неадекватной Львика не выглядела. Она вовсю болтала с Евой, расспрашивая её об окружающем мире, всё внимательно рассматривала и пыталась запомнить. Так что Писториус решила, что это у неё остаточные явления от перелёта.
Однако прямо возле ресторана Львика вытворила такое, что у Евы челюсть отвисла. А именно — прямо посреди оживлённой улицы она, воровато оглядевшись, прыгнула на тщательно ухоженный газон и мощно облегчилась.
На этот раз полиции избежать не удалось. Следующие три часа обе поняши и их покровительница провели в участке. Участковый оказался удодом, так что даже возможности Лэсси не смогли ускорить вызволение из застенков. Когда же они, наконец, были отпущены, Ева осторожно спросила Львику, зачем она это сделала.
— Ну так никого же не было, только ты, вот я и подумала, что никто не увидит… ой, — поняша опустила мордочку, понимая, что ляпнула не то.
Тут-то до Евы и дошло.
Со Львикой было всё в порядке. Просто она вела себя как нормальная эквестрийская пони.
Ева провела немало времени в пути, общаясь исключительно с низкопородными. Так что она успела адаптироваться. Львика перенеслась из Эквестрии в Директорию за сутки. Поэтому она — на подсознательном уровне — воспринимала любых низкопородных как электорат. Ну или как существ бесправных, которые должны уступать поняше дорогу, расступаться, стелиться перед ней. И чьё мнение в любом случае не имеет значения. То есть для неё улица, забитая публикой, была пустой — потому что на ней не было ни одной поняши, кроме Евы.
Конечно, всё это было на бессознанке. Умом-то Львика всё понимала, проблема была в рефлексах и автоматизмах.
Они всё-таки поехали в «Оffсы», где с трудом нашли свободный столик. Ева осторожно изложила новой подруге суть проблемы. Та понурилась, но согласилась. И попросила Еву быть всё время при ней хотя бы первые дни — чтобы снова не попалиться на какой-нибудь фигне.
Ева забеспокоилась насчёт работы, но Лэсси подобное решение горячо одобрила. И более того — взяла с ней обещание побыть вместе с Львикой хотя бы недельку, пока та привыкнет. Что касается дел по Фонду, Лэсси сказала, что пусть она об этом не беспокоится, а ремонтом нового офиса пообещала заняться сама. При этом она так выразительно щёлкнула пастью, что Писториус разгильдяям-ремонтникам не позавидовала.
В «Оffсах» не подавали ничего крепче сидра. Однако Львика — видимо, от усталости и из-за обилия новых впечатлений — умудрилась набраться и сидром. В офис пришлось её транспортировать на извозчике.
Ночью Львика пришла к Еве, и та не стала противиться: Карабас это Карабас, а девочки это девочки. Правда, нетрезвые ласки золотистой поняши её не особенно впечатлили. Зато она сама постаралась доставить новой подруге как можно больше удовольствия. Был оргазм, потом рыдания, потом разговор шёпотом в темноте. Ничего особенного Ева не услышала — кроме того, что жизнь у Львики была не очень счастливой и у неё сложные отношения с мамой. Рыжая в ответ рассказала кое-что про себя. Поплакали, поцеловались, уснули. Утром Ева обнаружила голову Львики у себя на бедре, а её хвост нежно обвивал евину шею. С утречка дело пошло лучше, чем ночью, Ева даже кончила, что с девочками у неё бывало нечасто.
В тот же день Лэсси сказала Еве, что она умница и делает всё правильно. И выписала ей премию в сто пятьдесят соверенов. Ева прекрасно поняла, за что именно. И на пару мгновений почувствовала себя проституткой. Лэсси, видимо, что-то заметила, так как сразу же пустилась в объяснения, что Львика наверняка будет таскаться по магазинам, и если Ева ничего не будет покупать сама, Львика начнёт покупать что-то подружке, а это будет не вполне удобно. Пришлось согласиться. Заодно Ева спросила, откуда у Львики деньги. Оказалось, у неё открыт счёт в директорийско-хемульском Промо-Банке, с ограничением на снятие средств. Коротко говоря, Львике был положен пансион в сто соверенов в день, да ещё с каким-то «резервным фондом» в тысячу монет. Ева усомнилась, что сто соверенов можно просадить за день на личное потребление. На что умудрённая жизнью черепаха только лишь хмыкнула.
Следующие дни прошли как в тумане.
Очень помогала Лэсси. Она вовремя возникала в нужные моменты, давала советы, решала вопросы, чтобы в следующую секунду вновь раствориться в воздухе. Особенно часто это происходило в первые дни, когда Львика столкнулась с регулированием — то есть с необходимостью иметь множество разных документов и справок, учитывать разнообразные обстоятельства, не удивляться странным ценам и так далее. Кончилось тем, что черепаха вручила поняшкам несколько бронебойных карточек и справок, которые решали почти все проблемы.
Львика тоже регулярно подкидывала проблем. Она очень активно осваивалась на новом месте. По мнению Евы — так даже и чересчур активно. Особенно активной она была в модных лавках, ресторанах и питейных заведениях. Выяснилось, что золотистая поняша любит принять на грудь — и соответствующую компанию. Однажды она набралась так, что пела и танцевала на столе в заведении для крупных хищников. Ева её едва успела увести. В другой раз её, пьяную и размякшую, чуть не затащили в подворотню два дикообраза. Еве пришлось их някнуть, чего она в Директории всячески избегала… В общем, с Львикой было трудно соскучиться, но и расслабиться тоже не получалось.
Девятнадцатого, однако, всё было довольно спокойно и даже мило. Ева даже выкроила пару часов на работу — прочитала очередной пук документов (они уже занимали весь стол, а их всё несли и несли). Львика тем временем сходила в консерваторию, закупилась в винном — бутылки прислали с бэтменами — и приобрела в антикварной лавке миленький абажурчик ручной работы, непонятно зачем. После чего всё-таки вернулась на Пятницкую и уговорила Еву прогуляться по Тверской.
Гуляние закончилось предсказуемо. Львика на минуточку заглянула в ма-а-аленькую ювелирную лавочку. Понравившаяся ей подвеска с брюликом стоила тысячу триста. Кроме того, для приобретения требовалась справка из полиции. Продавец также сообщил, что для легального ношения драгоценности требуется справка-диплом о высшем эстетическом образовании.
Львика уже привыкла к проездным талонам, укороченным рабочим дням, профсоюзным надбавкам и прочим местным особенностям. Но требование диплома её почему-то задело. Она пообещала доказать свою эстетическую полноценность прямо на месте и устроила маленький концерт для сотрудников магазина. Кончилось всё тем, что владелец — старый добрый жук — попытался подарить ей подвеску, стоя на коленях. К счастью, Ева успела за это время написать письмо Лэсси и сгонять магазинного бэтмена до офиса. Черепаха прискакала верхом, уже со всеми нужными бумагами и деньгами. Проблема была решена, Ева отпустила жука и они отправились в офис на пролётке. Разгорячившаяся Львика была навязчиво-нежна и лезла с поцелуями, всячески намекая на продолжение.
У Евы, однако, были на эту ночь другие планы. Она тосковала по любимому мужчине и была намерена хоть эту ночь провести у него. Поэтому она заговорила Львике зубы всякими отвлечёнными рассуждениями — и удрала.
Личная жизнь не состоялась. У Карабаса было ЧП. Дезертировал Пьеро, по ходу угнав чужой дорогой байк. Пришлось возвращаться неудовлетворённой — физически и морально.
Львику она нашла у себя в комнате. Та не спала, а изучала справочник по общественным организациям Директории