- Коцидий знает, что я не мстительный человек. Дубн проигнорировал недоверчивый взгляд, который тут же был устремлен на него полудюжиной людей Марка в пределах слышимости, каждый из которых испытал на себе как его гнев, так и его кулаки, когда он был избранником Юлия. ‘Но я клянусь, если еще у одного мужчины хватит наглости спросить меня, зачем мы отмораживаем себе сиськи, сворачивая лагерь посреди ночи, я последую примеру Ото’. Марк рассеянно кивнул.
- В таком случае вам лучше следить за этим достаточно внимательно, чтобы быть уверенным, что ни у кого из них не будет повода поссориться.’ Они уже были свидетелями того, как впечатляющий темперамент их избитого коллеги проявлялся не на одном из его людей, хотя даже в глубине своего гнева центурион-боксер проявлял дисциплину с помощью пощечин и пинков, а не с той степенью жестокости, к которой он был более склонен. Морбан пробормотал краешком рта краткий комментарий.
- В таком случае, просто хорошенько откопайте меня сейчас и избавьте себя от необходимости хоронить меня позже на обочине дороги.’ Оба мужчины проигнорировали его, наблюдая, как Скавр прошел мимо, кивнув, его лицо было суровым от решимости, когда он заговорил с ними.
‘ Через минуту мы тронемся в путь. Пришло время пойти и мотивировать своих людей.’ Дубн вздохнул и отвернулся, оставив Марка на милость недоверия своего знаменосца. Прежде чем пожилой мужчина смог собраться с духом и заговорить снова, римлянин покачал головой с таким видом, который предупреждал об опасности невыполнения его невысказанного приказа. Оглядев ряды усталых, поникших солдат, выстроившихся перед ним, он улыбнулся перед лицом их коллективного отвращения.
‘Ну, а теперь, солдаты, вот что жестоко делают с человеком’. Он подождал мгновение, пока до них дойдут слова, и увидел, как их лица вытянулись еще больше, когда до них дошло осознание того, что от них действительно ожидают выхода навстречу рассвету. - Вы маршировали и сражались, и снова маршировали, и снова сражались, под ветром, дождем и снегом. И вот вы снова здесь, сталкиваетесь с очередным маршем и, более чем вероятно, с очередным сражением в конце его. И ты сделаешь это, как делаешь всегда. И если вы хотите знать, почему?’ Солдаты смотрели на него в ответ с ничего не выражающими лицами, некоторые из них были на грани откровенной враждебности, которую, как он знал, следовало ожидать и которую он будет терпеть до тех пор, пока она не перерастет в действие.
- Вы сделаете это, потому что там обнажается имперский золотой рудник, хотя я сомневаюсь, что кого-то из вас это слишком волнует. Вы сделаете это, потому что несколько тысяч шахтеров работают насмерть, хотя, опять же, я не ожидаю, что это вас сильно обеспокоит, учитывая все это. Он поднял руки к холодному ночному воздуху, наблюдая, как вокруг него падает мелкая снежная пыль. - Но главным образом вы сделаете это, потому что это то, чем мы занимаемся, джентльмены. Мы выполняем приказы, мы маршируем и мы сражаемся. Любой, у кого есть проблемы с этим, может обсудить их со мной, после того как мы вернем шахту. Пришло время снова заработать свою кукурузу!’ Длинная колонна уходила в предрассветные сумерки, ведущая центурия сначала по приказу Юлия установила легкий темп, чтобы сохранить остатки энергии своих людей для предстоящего им долгого марша. При скудном свете бессолнечного неба угрюмые тунгрийцы молча вышли из Каменного форта и направились на юг, в долину Равенстоун. Тунгрийцы прервали свой первый дневной марш в штаб-квартире Пятого легиона в Напоке, совершив тяжелый дневной форсированный марш-бросок от начальной точки. Прибытие незнакомой пехотной когорты в гарнизонный город, где отсутствовали местные войска, обычно вызывало волнение и нервозность среди обитателей форта викус, но в этом редком случае ни то, ни другое не было бы оправдано. Публичные дома и питейные заведения маленького городка оказались несколько разочарованы отсутствием интереса тунгрийцев к их достопримечательностям, солдаты быстро погрузились в изнурительный сон, как только печи в пустых бараках были разогреты, а их пайки распределены и съедены, многие из них все еще были полностью одеты, чтобы облегчить боль от ран. ранний старт на следующий день.
- Ты можешь дать мне еще три дня в том же темпе, Первое копье?
Юлий кивнул без особого энтузиазма в ответ на вопрос своего трибуна.
‘ Да,господин. Но к концу этого они будут побежденными людьми, трибун, ни на что не годными, кроме как опираться на свои копья, чтобы удержаться на ногах. Какое облегчение, что нам не придется разбивать походные лагеря, иначе они, вероятно, даже не добрались бы до Вороньего камня.’ Скавр невольно нахмурился.
- Я знаю. И если бы я мог относиться к ним хоть немного проще, я бы так и сделал.’ Юлий некоторое время стоял молча, тщательно обдумывая свои следующие слова.
‘ Трибун, что мы собираемся делать, когда доберемся туда? Все это очень хорошо, когда сгорает то, что осталось от свечей этих людей, возвращающихся в шахту, но что происходит потом? Конечно, все, что мы можем сделать, это разбить лагерь у входной двери и отправить Сайласа наблюдать за очевидными путями отхода. И кроме того, как только Гервульф хотя бы пронюхает, что мы находимся в этом районе, я бы ожидал, что он быстро перейдет границу и отправится через равнины со всем золотом, которое смогут унести его люди. Эти парни будут не в состоянии остановить его, даже если он дождется, пока мы доберемся туда, прежде чем пуститься в бега.’ Трибун пожал плечами, устало уставившись в пол своего временного жилища.
- Что мы будем делать, когда окажемся перед земляной стеной долины? Боюсь, что эта работа еще продолжается. Все, о чем я могу думать в данный момент, - это доставить когорту в шахту и разобраться с этим оттуда. По правде говоря, Первое Копье, независимо от того, насколько сильно нам обоим может не нравиться эта идея, я доверяю удаче, которая даст нам какой-нибудь способ предотвратить побег Гервульфа.’ Юлий устало кивнул, отдал честь и оставил своего старшего офицера наедине с его размышлениями. В казармах, в которых тунгрийцев разместили на ночь, по большей части было тихо, и, быстро обойдя зевающих часовых, он направился в казарму Пятой центурии, чтобы возобновить свой предыдущий разговор с Марком. Его недоверие, когда он узнал, что Люпус сопровождал когорты в их отчаянной миссии, быстро сменилось гневом, и только желание избежать публичного спора перед солдатами сдерживало его темперамент. Но когда он протопал в офицерский квартал в дальнем конце казармы Пятого века, то обнаружил, что в комнате занято гораздо больше людей, чем он ожидал. Дубн и Сила стояли, прислонившись к стене, лицом к Марку, который сидел на кровати и что-то им объяснял. Сам Люпус сидел на корточках в углу рядом со своим дедом, вяло пытаясь почистить сапог Марка с выражением на лице, которое старший центурион с трудом мог истолковать с первого взгляда. Дубн шагнул вперед и с понимающим видом протянул Юлию руку.
- Прежде чем вы оторвете яйца нашему коллеге и предложите их ему на тарелке, возможно, вы захотите услышать, что он хочет сказать.’
Юлий мгновение смотрел на Дубна, а затем пожал плечами и покачал головой.
- Ты тоже сошел с ума, не так ли, Дубн? Что ж, я не думаю, что мой нрав сильно остынет от того, что меня еще немного будут сдерживать, так что скажи свое слово, центурион Корвус, прежде чем я возьмусь за ржавую ложку и избавлю твою жену от риска выносить еще кого-нибудь из твоих отпрысков.’ Он посмотрел на напитки в руках мужчин. - Это вино, которое я вижу? Сайлус с усталой улыбкой передал ему чашку.
- Должен сказать, тоже вполне приемлемо. Наш коллега предложил Морбану выход из его довольно глупого пари на тему ледяных боев, если он сможет раздобыть нам пару баночек хорошего напитка. Забавно, как быстро знаменосец может двигаться для старика, когда ему приходится.’ Юлий сел на деревянный пол и сделал глоток, поморщившись от резкого вкуса вина.
- Это хорошая штука, не так ли? Ему нужно больше воды. Тогда продолжайте, по какому пути к безумию наш брат по оружию убедил вас всех, что нам следует свернуть? Я полагаю, это как-то связано с этим мальчиком, или это была просто мягкотелая глупость в противовес тщательно продуманному поступку?’ Марк посмотрел на него с кровати.
- Наша проблема очевидна. Если мы двинемся достаточно быстро, чтобы добраться до долины Равенстоун до того, как Гервульф сбежит с золотом, то прибудем с двумя когортами измученных людей, годных только на неделю легких дежурств и сна. И в любом случае, немцы, вероятно, заметят наше приближение и выступят на север еще до того, как мы доберемся до долины, а это значит, что мы никогда их не догоним. Принимая во внимание, что если мы будем маршировать в темпе, который позволит мужчинам оставаться боеспособными, мы рискуем прибыть туда слишком поздно, чтобы сделать что-либо, кроме как похоронить тела. Одному Митре известно, скольких шахтеров он убьет, чтобы побудить остальных вывезти из этого места все возможные унции золота. В любом случае мы проиграем, трибун потеряет свою должность, и мы окажемся во власти того, кто будет назначен на его место. В конечном итоге нас отправят неизвестно куда разбираться со следующим пограничным спором, который может возникнуть, и мы никогда больше не увидим Британию.’ Юлий кивнул и поднял свою чашку, чтобы снова отпить.
- Совершенно верно, я уже высказывал то же самое в интервью "Трибюн". Мы это знаем, он это знает, и все, о чем он может думать, - это сбить нас с дороги в попытке застать этого немецкого ублюдка врасплох. У тебя есть идея получше? Потому что он этого не делает, и я тоже.’ Заговорил Сайлус.
- Я знаю. Мои всадники могут быть в Апулуме к завтрашнему вечеру, а к середине следующего дня постучаться в дверь "Вороньего камня".’
Юлий устало пожал плечами, сделав еще один глоток вина, прежде чем ответить.
‘ И что потом? Подъехать к воротам и потребовать, чтобы Волк сбросил белье и раздвинул для тебя ягодицы? Что могут сделать тридцать всадников, чего не могут две пешие когорты?’ Он протянул мне свою чашку. ‘ Наполни это, пожалуйста.