– Почему?
– А ты подумай сама!
Аньянга и в самом деле задумалась, при этом глядя Маркелу прямо в глаза. Маркел глаз не отводил. Аньянга долго смотрела, потом наконец отвела глаза и как будто равнодушным голосом сказала:
– Ты, наверное, сильно утомился от разговора со мной. Поэтому я тебя больше не держу.
Маркел едва заметно, на полшеи, поклонился, развернулся и вышел. И как только закрыл за собой дверь, то сразу с досадой думал, что ну и наплёл он на себя, тут можно и вправду головы лишиться!
Глава 29
Когда Маркел пришёл к себе в чулан, там уже сидел Кузьма. Маркел, ничего не говоря, сел на свою лежанку.
– Как тебе наша боярыня? – спросил Кузьма.
– Головастая, – уклончиво ответил Маркел.
– Это да, – согласился Кузьма. – Скользкая как щука. И такая же зубастая. Вон как в воеводу вгрызлась! А от тебя она чего вызнать хотела?
– Ну, – нехотя сказал Маркел, – всё больше она спрашивала про своего отца, как он у нас в Москве сидит.
– И что ты ответил?
– А то, что и есть! – уже в сердцах сказал Маркел. – Что он у Строгоновых живёт на подворье, на всём готовом, а это не просто так. Строгоновы деньги на ветер зря пускать не будут. Так что Агай, может, сюда ещё вернётся, и не один!
– А как?
– А там будет видно! – ответил Маркел, лёг на лавку и зажмурился.
Кузьма посидел, помолчал, а после не удержался и вышел. К воеводе побежал, подумалось, ну и беги, докладывай. А то ему три года до Москвы! А вот такого не хотел?! Потом ещё подумалось, правда, уже не про Волынского, и так ещё долго думалось о всяком разном.
И так всё думалось и думалось, что когда Маркел наконец очнулся, уже вечерело. То есть он проспал полдня. И никто не приходил звать его на обед. И Кузьма до сей поры не вернулся. Что бы это могло значить? Не пришёл ли раньше времени Сенгеп? Маркел подошёл к окну, присмотрелся и прислушался. Во дворе было темно и тихо.
И тут открылась дверь, вошёл Кузьма и не очень добрым голосом сказал, что воевода требует Маркела к себе. Маркел незаметно вздохнул, взял шапку в руку и пошёл.
Когда Маркел вошёл в ответную, там уже были Волынский, Змеев и ещё один стрелец, назвавшийся Арсентием. Волынский строго, даже можно сказать гневно, посмотрел на Маркела, но ничего не сказал, а только указал на лавку. Маркел сел. И все остальные сидели, Волынский, отдельно, напротив. И он же, Волынский, начал говорить. Сперва он сказал, что как ему донесли его верные люди, Сенгеп со своим войском и в самом деле уже совсем близко и завтра утром сойдётся с Лугуем. В войске у Сенгепа триста лучников и, это тоже правда, много бурдюков с болотным жиром. Они идут и стреляют горящими стрелами. Сказав это, Волынский прибавил:
– Ну да Господь не выдаст! – и перекрестился.
Перекрестились и все остальные. После чего Волынский посмотрел на Змеева. Змеев встал и начал говорить, сколько у него стрельцов с исправными пищалями, и сколько ратных людей, и сколько какого огненного зелья, то бишь свинца и пороха, и сколько сабель, бердышей и прочего. Потом отвечал Арсентий, так называемый нарядный дьяк, правда, наряда было у него всего одна так называемая затинная пищаль, правильней, конечно, пушка, стреляющая ядрами и дробом, а при пушке трое пушкарей. Пушка уже на станине, продолжал Арсентий, так что её можно уже хоть сейчас затащить на надвратную башню, на стрельницу, и потом оттуда и стрелять.
– Докуда у пушки бой? – спросил Волынский.
– До лесу достанет, – ответил Арсентий.
– Как скоро пушка заряжается?
– «Отче наш» не прочитаете, как она уже готова. А если дробом бить, то ещё быстрее получается.
– Дроб это очень хорошо, – сказал Волынский и повернулся к Маркелу.
Маркел утёрся шапкой и встал. Волынский велел ему подробно рассказать, сколько войска у Лугуя и сколько у союзных с ним князей – Бегбилия и Мамрука. Маркел рассказал. Волынский снова посмотрел на Змеева. Змеев сказал, что в прошлом году в Пелыме было ещё горше, а ведь же отбились. И тут же прибавил, что вот бы сейчас пришли сюда наши пелымские, хотя бы с полсотни, мы тогда вогулам показали бы! На что Волынский сердито ответил, что пелымские никак прийти не могут, потому что они сейчас сами в осаде. И так же сургутские к нам не придут, а от Тобольска слишком далеко.
– Так что, – сказал Волынский, – мы можем только на себя надеяться, на наши руки и на нашу веру крепкую.
Тут он перекрестился. И все остальные тоже. Тогда он ещё сказал, что утро вечера мудренее, завтра придёт Сенгеп, а пока что можно отдохнуть, чтобы после рука не дрожала, – и кивнул вначале Змееву, потом Арсентию. Арсентий со Змеевым ещё раз поклонились и вышли.
А Маркел, получилось, остался. Волынский насмешливо посмотрел на него и так же насмешливо спросил:
– Ну что, поговорил с боярыней?
– Какая же она боярыня, если ещё не венчана? – будто бы удивился Маркел.
Волынский почернел от злости и сказал очень сердито:
– Венчана не венчана, это дело не твоё. Надо будет, обвенчаем. А ты чего наплёл?! Зачем ей про Москву рассказывал?
– А что я такого рассказал? – спросил Маркел. – И разве неправду?
– Ну, может, и правду, – ответил Волынский. – Только правда не всегда бывает к месту. Поэтому если не знаешь, к месту ли, не к месту, иной раз лучше придержать язык. А то смотри у меня!
– Так я всегда смотрю, – сказал Маркел. – Служба у меня такая – смотреть да примечать, да спрашивать…
– Молчать! – злобно перебил его Волынский.
Маркел молча пожал плечами. Волынский тоже помолчал, а после сказал уже почти спокойным голосом:
– Ой, не зли меня, Маркелка. А не то кивну стрельцам, и они тебя через тын на ту сторону, к вогулам, выкинут. А я после скажу: не знаю ничего, это он сам туда выпрыгнул. – Волынский засмеялся, повторил: – Сам выпрыгнул, ага! – И снова засмеялся.
Маркел молчал. Волынский перестал смеяться, помрачнел и недобрым голосом прибавил:
– Доведёшь ты меня до греха. Ой, чую, доведёшь. А пока не мозоль мне глаза! Уходи, пока цел!
Маркел пожал плечами, надел шапку, развернулся и пошёл к двери. И так и ушёл, не поклонившись. Шёл по коридору и поскрипывал зубами. А пришёл к себе, сел на лавку и опять заскрипел. Кузьма участливо спросил:
– Может, чарочку налить?
– На службе не пью, – сердито ответил Маркел.
– Так какая сейчас служба?!
– У меня служба всегда!
– А, – сказал Кузьма, – понятно. Воевода наорал. Это у него бывает. Молодой, горячий. А тут ещё девка попалась строптивая, вот он и кидается на всех. Мы теперь все у него виноваты. А что он тебе сказал?
– А! Пустяки, – сказал Маркел.
– Вот, сам видишь, пустяки, – сразу подхватил Кузьма. – А бывают и не пустяки. Осенью приезжал к нам купец, привозил товары всякие, обновки. А ей всё это не глянулось! А тут ещё купец не так ответил. Ох, наш тогда разгневался! Велел купца повесить! Прямо на воротах!
– И повесили? – спросил Маркел.
– Нет, Аньянга заступилась. И наш отпустил купца. Купец на радостях Аньянгу одарил товарами. Задаром! Вот как здесь иногда бывает. А у тебя… Брань что? Брань на вороту не виснет. Так налить?
Маркел мотнул головой, что не надо.
– А что надо? – спросил Кузьма.
Маркел подумал и спросил:
– А как она к нему попала?
– Очень просто, – ответил Кузьма. – Это же её родитель, князь Агай, напал на Игичеевых людей, когда они возле Носатого камня, есть такое место, стали его рыбу колданить. Или не его, пойди их разбери, у них же жалованных грамот нет, каждый сам решает, где его межа проходит, вот и сцепились Агай с Игичеем, вогул с остяком. И сперва был Агаев верх, тогда Игичей кликнул наших, наши пришли, их Змеев вёл, и разорили Агаевы стойбища, взяли добычу, и Змеев вернулся. После позвали Игичея праздновать. Пришёл Игичей. Воевода видит – а с ним девка, очень видная. Кто такая, воевода спрашивает. Игичей отвечает: так и так, это Агаева дочка, он взял её себе, когда мы Агая побили. И воевода, вижу, загорелся! Стал кричать: как это так, про девку мы не договаривались, девка наша, потому что вся её родня у нас, а девка почему отдельно?! Ну и выкричал девку себе, сговорились они как-то с Игичеем, и Игичей после уехал, а девка осталась.
– А где в это время был Агай? – спросил Маркел.
– А уже не здесь, – сказал Кузьма. – Ещё же сразу отвезли в Москву, ещё до того, как Игичей к нам приехал и девку привёз. А после Игичей уехал, а девка осталась. Но, тогда говорили у нас, он её как бы не совсем оставил, а только на зиму. Или брехали люди, я не знаю. Может, навсегда отдал.
– Или, может, на ясак сменял, – сказал Маркел.
– Нет, – сказал Кузьма, – Игичей нам ясаку не платит.
– Как так?
– А так мы с ним уже давно договорились. Игичей нам вместо ясака помогает войском. Это когда нам бывает нужно, воевода ему пишет, и тот выставляет ляков сколько велено. А скажут самому прийти, и сам приходит.
– И остальные князья тоже так?
– Нет, остальные все платят ясак, – сказал Кузьма. – Так и Лугуй платил, так и Мамрук, так и Агай, и Бегбилий, Сенгеп, и остальные, вся Югра. Один только Игичей не платит, а приводит ляков, если воевода повелит. Но также и он, если что, зовёт воеводу, как в прошлом году было, когда на Носатом камне он с Агаем схватился. И воевода послал Змеева, и Змеев Игичею пособил.
– Тогда почему сейчас, – сказал Маркел, – нам Игичея не позвать бы?
– Так, может, уже и позвали, – ответил Кузьма. – Просто пока нет ответа, вот воевода и молчит. А как только придёт ответ, он тогда про это и объявит.
Маркел подумал и сказал:
– Или вдруг посыльного перехватили.
– Нет, это вряд ли, – ответил Кузьма. – Наших посыльных не очень-то перехватишь.
– Это что за ловчилы такие? – спросил Маркел.
– Придёт время, узнаешь, – ответил Кузьма.
Помолчали. Кузьма опять спросил:
– Может, налить?
Маркел опять отмахнулся. Кузьма рассердился, сказал:
– Чего же тебе тогда надо?