– Да, конечно, – ответил Маркел.
Лугуй обернулся, щёлкнул пальцами. Когда вошёл кучкуп, Лугуй сказал:
– Приведите его!
Кучкуп ушёл. Стало тихо. Лугуй, подождав, сказал:
– Он был там уже не в первый раз. Великая Богиня его любит. Когда он сейчас туда приехал, она с честью приняла его, он пировал вместе с ней и с её гостями, нашими отцами и другими умершими родичами. Он это умеет – разговаривать с умершими. И научит этому тебя, если попросишь.
Но тут откинулась занавеска, и в горницу вошёл незнакомый Маркелу вогул в длинной шаманской шубе с пришитыми к ней яркими полосками и бубенцами. Но шаманской шапки на нём не было, и бубна не было, и голова его была обрита наголо, как у кучкупов. Это он уже как будто умер, подумал Маркел, он бывший шаман, вот кто это! А бывший шаман посмотрел на Маркела, что-то сказал, нарочно неразборчиво, и засмеялся. Зубы у него были большие, как у волка.
– Что он говорит?! – сказал Маркел.
– Это неважно, – ответил Лугуй, повернулся к бывшему шаману и спросил: – Где ты был?
– У Великой Богини, – ответил бывший шаман.
– Как ты попал туда?
– Всякий, кого она ждёт, попадает туда очень просто.
Бывший шаман вдруг замолчал, принюхался, повернулся к Маркелу, усмехнулся так, что засверкали его зубы, и сказал:
– А я видел тебя там! Ты стоял у неё за спиной и подавал ей блюда, а она оглядывалась на тебя и улыбалась.
– Нет-нет! – сказал Маркел, потому что ему вдруг стало очень гадко. – Не было меня там никогда!
– Ты, может, и не был, – ответил шаман. – И, может, и не будешь никогда. Но твоя душа уже там. Закрой глаза!
И он резко взмахнул руками! Потом ещё взмахнул! Маркел зажурился…
Стало темно. Огонь чуть светился.
– Дуй! – громко прошептал шаман. – Если он погаснет, ты умрёшь!
Маркел начал дуть. Огонь начал понемногу разгораться. Теперь стало видно, что это щовал. Тьма раздвигалась. По тут сторону щовала сидела позолоченная женщина, Маркел её сразу узнал, она же часто ему виделась. И она его тоже узнала, улыбнулась и сказала:
– Вот ты и пришёл. А я давно тебя ждала!
– Зачем? – спросил Маркел.
– Да как это зачем? – ответила она и опять улыбнулась.
И протянула к нему руки, прямо над огнём. Маркел испугался, отшатнулся…
И очнулся. Он сидел на кошме. Рядом сидел Лугуй. Сбоку стоял бывший шаман. Он и спросил:
– Видел её? Узнал?
Маркел молчал.
– Значит, узнал, – сказал бывший шаман. После прибавил: – Глаза не отводи! Не отводи, я говорю!
Маркел не отводил. Глаза у бывшего шамана были волчьи, жёлтые. Маркелу стало тяжело дышать. Бывший шаман оскалился.
– Уйди! – гневно сказал Лугуй.
Бывший посмотрел на Лугуя. Лугуй схватился за саблю. Бывший шаман засмеялся и вышел. Лугуй с облегчением вздохнул. Маркел спросил:
– Кто это такой был?
– Так, человек один, – сказал Лугуй. Потом, немного помолчав, спросил: – А ты что видел?
– Видел сон, – сказал Маркел. – Мне этот сон часто снится, но я никогда никому его не рассказываю.
Лугуй задумался, потом сказал:
– Не хочешь говорить, не надо. Тогда и я буду молчать, и буду говорить только о нашем деле. Так вот: иди и скажи им, что пусть они вначале вернут мне Сумт-Вош, потом казнят Волына, и вот только после этого я, может, соглашусь платить им дань. Если Великая Богиня мне это позволит. Ты же теперь в неё веришь, не так ли?!
Маркел промолчал.
– Ладно, ладно, – продолжил Лугуй, – ты не можешь говорить об этом. Я и так всё понял. А теперь иди. Возле дома стоят мои люди, они выведут тебя.
И он махнул рукой. Маркел встал с кошмы. К нему мягко подбежал кучкуп и подал ему шубу. Маркел оделся, вышел.
Маркел шёл по двору, был ясный день, светило солнце. Маркел перекрестился, подошёл к стене, полез через пролаз. Вылез, увидел наших переговорщиков, стоявших на льду посреди реки, и быстро пошёл к ним, почти побежал.
Глава 37
А на другом, на нашем берегу реки, стоял Волынский со всем нашим войском, а сбоку стоял Игичей со своими. Перейдя через реку, Маркел остановился перед Волынским и громко, чтобы далеко было слышно, сказал:
– Не хотят они мириться. Говорят, что их Великая Богиня защитит.
– Ладно, – сказал Волынский. – Не хотели по добру, будет по-старому. А пока что можно отдохнуть.
И, обернувшись, кивнул Змееву. Змеев кивнул своим, и войско стало понемногу отступать от берега. Солнце зашло за тучу. Волынский посмотрел на небо и негромким голосом прибавил, что сам Господь за нас, сейчас он ещё снег напустит. С этими словами Волынский развернулся и пошёл следом за войском. Рядом с Волынским шли Маркел и Змеев.
А вот Игичеево войско осталось на месте. Змеев оглянулся на них и сказал:
– Как бы они к Лугую не перекинулись.
– Это вряд ли, – ответил Волынский с усмешкой. – Это ему пока что не с руки. – И, повернувшись к Маркелу, прибавил: – Ведь так?
Маркел вспомнил про Аньянгу и кивнул, что так.
И они больше ни о чём уже не говорили, а молча вернулись в табор, молча вошли в воеводский чум, правильнее, по-вогульски, в чом, сняли шубы и сели к щовалу. Пришёл челядин, подал горячего жира, Маркел его чуть выпил, до того он был противный… И только уже после этого Волынский повернулся к Маркелу и велел рассказывать подробнее.
– А! – только и сказал Маркел. – Лугуй на своём стоит. Говорит, что Берёзов его, что ты его у него не по правде забрал. У него на Берёзов есть грамота, он её показывал, и эта грамота исправная. Получается, правда его, а кривь наша.
– Правда его, ага! – злобно сказал Волынский. – А почему я на него пошёл, он не рассказывал? А кто с Агайкой снюхался и на Игичея кинулся?! За то, скажет он, пошёл, что Игичей побил Агайку? Так я скажу, что этот пёс Агайка всё и начал! Пришёл на Носатый камень и стал бить Игичеевых людей. Много побил! И началось! Вот я и пошёл их разнимать! Во сколько это казне сталось? Только он этого же не считает! Он только Сумт-Вош считает! А ясак? А порох? А харчи? А…
И Волынский замолчал, только махнул рукой.
– Так-то оно так, – сказал Маркел, – а зато грамота у него исправная. А у нас и неисправной нет. А вот Щелкалов вдруг откроет розыск, тогда что?!
Волынский тряхнул головой, пристально посмотрел на Маркела и недобрым голосом спросил:
– А тебе до этого какое дело?
Маркел помолчал и ответил:
– Это, конечно, дело не моё. Меня за другим посылали. А это… – И он замолчал.
Волынский тоже помолчал, потом спросил вполголоса:
– Хочешь сказать, что это – дело государево?
– Я пока такого не сказал, – также вполголоса ответил Маркел.
И посмотрел на Змеева. И Волынский тоже посмотрел. Змеев пожал плечами и сказал:
– Я этих ваших дел не понимаю. Пойду лучше караул проверю.
И он и вправду начал подниматься.
– Постой, постой! – сказал Маркел и даже схватил его за руку.
Змеев неохотно сел обратно. Маркел, глядя на него, сказал:
– Лугуй не только про Берёзов говорил. А и про Великую Богиню тоже.
– Что про неё можно сказать? – спросил Волынский. – Про неё уже всё сказано!
– Так-то оно так, – задумчиво продолжил Змеев. – Но пусть говорит. От говорения большой беды не бывает. Ну, говори!
– А и скажу, – сказал Маркел. – Так вот, когда я там у Лугуя сидел, приходил к нему один человек и бахвалился, будто он только сегодня вернулся от Великой Богини!
– Ну и что? – сказал Волынский. – Сказать можно всякое.
– Да, – сказал Маркел, – сказать можно всякое, конечно, вот только скажет не всякий. А этот сказал! И я сразу почуял, что он не кривит.
– Какой ты чуткий!
– Да уж какой есть! – сердито ответил Маркел. – Такая моя служба – чуять. И так и сегодня было: он вошёл, и я сразу почуял, что он непростой человек. Тут и на дыбу поднимать не надо!
– А что в нём было такого непростого? – спросил Змеев.
– Глаза у него были дикие, – сказал Маркел. – И голова брита наголо, как у кучкупа. И одет был вот как: в шаманской шубе, но без шапки. И без бубна.
– А правым глазом дергал? – спросил Змеев.
Маркел подумал и ответил:
– Левым.
– О! – только и сказал Змеев. – Потом прибавил: – Это шаман с Погорелого мольбища. Я про него много чего слыхал. Он и вправду очень непростой. И что он тебе такого говорил?
– Стращал по-всякому, – сказал Маркел. – Ну да чем нас сильнее стращаешь, тем мы только бойчее становимся!
На это Змеев только усмехнулся, а вслух ничего не сказал. Зато Маркел тут же спросил:
– А что ты слыхал про этого шамана? И что это за Погорелое мольбище?
Но только Змеев открыл рот, как Волынский тотчас же сказал:
– Ладно, ладно, про шамана хватит! Мы не шамана, а Лугуя ловим! – И, повернувшись к Маркелу, спросил: – Зачем он тебя звал к себе? Чего хотел? Как думаешь?!
– Ну, это, – сказал Маркел. – Застращать меня хотел. Может, думал, застращает, и мы от него отступимся. Может, он и шамана для этого приплёл. А так что! Сенгеп ушёл, одному ему теперь не устоять…
– Вот! – перебил его Волынский. – Это верно! Не устоять ему против нас! И уходить некуда! И свои ему ещё припомнят Чухпелека! А у Чухпелека есть два сына, выбирай. А у Лугуя нет. А мы: шаман, шаман! И уже, может, снег пошёл, а мы сидим здесь, лясы точим!
Сказав это, Волынский встал, подошёл к выходу, откинул полог чома, выглянул наружу и сказал:
– А снег уже бойчей пошёл. Скоро, глядишь, лопатами повалит. Выходите!
Маркел и Змеев взяли свои шубы, оделись и вышли. Небо было тёмно-серое, смеркалось. Из-за реки, от Куновата, было слышно, как бухают бубны.
– Что это они ещё затеяли?! – сердито сказал Волынский. – Айда, Иван, посмотрим.
И они пошли к реке. Маркел смотрел им вслед и думал, что не мог он ошибиться и что этот шаман не кривил, когда…
Ну и так далее. И что из этого? Да ничего доброго из этого ждать не приходится! Ещё Агай в Москве накаркивал, что не вернуться Маркелу отсюда живым, тогда зачем он ещё дальше лезет? И не по уму это! Ведь в чём здесь всё дело? В том, что прежде всего нужно с царёвой грамотой решать! И так надо было сейчас прямо заявить: говорю государево дело! Вот его грамота, вот что в ней сказано, так что давайте мне стрельцов, я поеду в Москву… И никуда не делись бы, дали! И он уехал бы, приехал бы в Москву, показал бы на Волынского, получил бы за это парчи два отреза, камки десять аршин…