Ветры дули со снежных вершин гор и покрывали рябью травы на пастбище.
— Куртка не нужна? — спросил Алан Джо.
Прошло больше недели, и Джо чувствовал себя вполне сносно, только ребра давали себя знать при каждом неловком движении. Алан старался делать всю работу сам и отказывался от помощи Джо, жалея старика.
— Я в порядке, парень, — возражал Джо. — Бриз меня не переохладит. — Он так и не вспомнил, что случилось в ту ночь, когда его избили.
— Ты просто чертовски выносливая старая птица, Джо. Твердоголовая к тому же. — Он взглянул на линию деревьев. Каждый вечер в этот час они поджидали мустангов.
— Ты думал о посещении святого человека? — внезапно спросил Джо.
Алан помедлил, не желая признаваться, что думал об этом. Все дело в том, что, чем дольше он оставался здесь, тем меньше ему хотелось уезжать. Даже главная цель его пребывания — познакомиться с братом, отодвинулась на второй план.
— Почему это так тебя интересует, старик?
Джо смотрел мимо Алана куда-то за лес и горы, словно мог видеть там что-то.
— Ты судьбой предназначен стать святым человеком.
Странно, его дед говорил ему то же самое.
— Святой человек необязательно хороший человек, — продолжал Джо. — У него нет определенных правил, которым он должен следовать, или образа жизни, которого он должен придерживаться. Он обычный человек, живущий обычной жизнью.
— Тогда почему…
— Послушай, — прервал его Джо. — Святой человек — особый только потому, что в нем есть сила. В тебе она есть. Я ее ощущаю в воздухе вокруг тебя. Уверен, другие скажут тебе то же самое.
Алан не мог отрицать этого, но от такого разговора ему становилось не по себе. Какая еще сила? Что Джо подразумевает под этим?
— Ты видишь, как растет трава, видишь эти высокие деревья? Каждая вещь должна быть самой собой. Должна реализоваться. Ты не реализовал себя, Железное Сердце. И ты сам это знаешь.
Алан не успел ответить, как почувствовал ногами отзвук мчащихся копыт.
— Они приближаются, — сказал он Джо, прислушиваясь.
Восемь лошадей вылетели из леса на полном галопе на неогороженную часть луговины и, сделав полукруг, остановились.
Алан тихо пощелкал языком, и уши чалого мустанга встали торчком. Началась игра. И человек, и конь наслаждались ею одинаково, но на этот раз Алан изменил немного правила: он не стал ждать, когда конь приблизится к нему, а сам пошел ему навстречу.
Жеребец фыркнул и привстал на дыбы, как бы предостерегая. Алан остановился и опять тихо пощелкал языком.
— Ну, мальчик, ты же знаешь, я не сделаю тебе больно. Иди ко мне…
Давно заученные звуки срывались с его языка. И мало-помалу чалый, пофыркивая, подходил к нему.
Человек казался ему неотразимым соблазном. Через несколько минут жеребец остановился прямо перед Аланом и, опустив голову, подставился его ласковым рукам.
Внезапно резкий пронзительный свист нарушил тишину. Жеребец фыркнул, отдернулся и увлек кобыл в лес.
Разъяренный Алан повернулся и встретился взглядом с парой темных глаз.
— Джефри? — испуганный вопль Элис не произвел впечатления на ее братца.
Одетый в черную кожу парень смотрел на него с негодованием и гневом, свойственными лишь шестнадцатилетним мальчишкам, но тревога промелькнула в глазах, когда высокий, крепкого сложения мужчина подступил к нему на пару шагов.
— Зачем ты это сделал? — спросил Алан обманчиво тихим голосом.
Джефри пожал плечами.
— Черт, у вас был такой вид, словно вы собрались потрах…
Он не успел произнести это слово, как Алан схватил его за кожаную куртку и приподнял.
— Давай-ка договоримся сразу, парень, — негромко начал Алан. — Ты всего лишь маленький панк, и пока не покажешь себя мужчиной, никто здесь не потерпит твоих шуточек. Только попробуй расстроить свою сестру или деда, и мы потолкуем за конюшней. И, кстати, очисть свой язык от грязи.
Алан выпустил Джефри и, протянув ему раскрытую ладонь, спокойно произнес:
— С этим покончено. Меня зовут Алан Железное Сердце.
Мгновение казалось, что Джефри проигнорирует протянутую ему руку. Элис разрывало противоречивое чувство: имел ли право Алан поступать так и понимание, что ее братец заслужил такое обращение и даже нуждался в нем.
Джефри наконец пожал протянутую ему руку.
— Рад познакомиться, сынок, — проговорил Алан, словно ничего и не случилось. Прикоснувшись пальцем к шляпе, он поприветствовал Элис, кивнул Джо и зашагал к своему грузовичку. — Вернусь поздно, — бросил он через плечо. — Не ждите меня к обеду.
Пора убираться отсюда, думал он. Слишком уж уютно тут становится. И какое ему дело до того, что происходит с Джефри Олвином? Почему он должен воспитывать этого парня? В конце концов пацан не его забота.
Вот Элис, да, это проблема. Эта женщина являлась для него живым, дышащим соблазном. Он, конечно, мог разрядиться в городке, если только опустится до этого.
Около двух ночи Элис, поняв, что не заснет, натянула на себя джинсы, свитер и, прихватив ботинки, на цыпочках спустилась по лестнице. Слава богу, на работу ей не с утра. Она пожалела, что не было луны — тогда она смогла бы прогуляться, а так ей остается только впитывать запахи и звуки ночи.
Алан еще не вернулся, и она решила, что не ляжет спать до его возвращения. Он ушел, бросив все дела на нее и Джефри, а это совсем на него не похоже. За последние две недели она убедилась, что Алан человек ответственный, не из тех, кто перекладывает на других свою работу.
Что-то его беспокоило, но не Джефри, хотя его и разозлило поведение мальчишки. Как же ей хотелось сделать что-нибудь, чтобы он снова прикасался к ней, целовал и обнимал ее. Она жаждала его объятий до такой степени, что испытывала боль внутри на протяжении всего дня. Эта боль была настолько сильной, что она хотела, чтобы это наконец случилось, и неважно, что он все равно уедет. Но почему он должен желать ее? Томас был так напуган перспективой лечь с ней в постель, что сбежал аж в Денвер. Может, и Алан удержался в последнюю секунду не из чистого благородства? Может, и на него она произвела отталкивающее впечатление?
Элис уселась на крыльце ковбойского дома, решив дождаться его возвращения и убедиться, что с ним все в порядке.
Послышалось урчание его грузовичка. Если бы она успела сбежать, он никогда бы не узнал, что она поджидала его, но что-то заставило ее остаться, словно пригвоздив к крыльцу.
Если она поймет, что он пьян и благоухает женщиной, она почувствует такое отвращение к нему, что уже не захочет, чтобы он прикасался к ней. Мужчины в таком состоянии всегда вызывали у нее омерзение.
А если нет…
Грузовичок въехал во двор, и его фары осветили ее. Алан медленно остановился и, оставив двигатель работать, уставился на сидевшую на крыльце Элис. Она выглядела печальной и немного испуганной.
Если бы у меня была хотя бы капля здравого смысла, сказал он себе, я бы развернулся и поехал обратно в город. Но у него явно не хватало здравого смысла, ибо он выключил фары и выбрался из машины.
Она не шевельнулась.
— Что-нибудь не так? — спросил он, приблизившись.
— Просто не могла заснуть.
А он не пьян, подумала она.
— Сожалею, что уехал внезапно и оставил на вас столько дел.
Поколебавшись, он присел на ступеньку рядом с ней.
— Джефри помог мне. Для этого он и вернулся. Он ухитрился убедить Роджера, что хочет помочь мне по дому.
— А тут я. Поэтому неудивительно, что он так рассвирепел. Может, мне лучше уехать.
Он думал об этом весь вечер, но так и не решил ничего.
— Нет, — поспешно возразила Элис. — Если ты сам, конечно, не хочешь этого. Никто не будет потакать Джефри. Ему пора научиться приспосабливаться к людям.
Алан кивнул.
— Рано или поздно все проходят через это. Я сожалею, что бросил все на твои плечи. Обычно я так не поступаю.
— Я знаю.
Убежденность в ее голосе заставила его пристально всмотреться в нее. Ее вера в него была равносильна теплому прикосновению.
— Спасибо.
— За две недели я кое-что узнала о тебе. Ты честен, благороден и не оставляешь работу не сделанной.
— Настоящий бойскаут, а?
— Ну не совсем, — она улыбнулась.
— Приятно слышать, мужчине нравится считать себя хоть немного проказником.
Ему захотелось запустить руку в копну ее волос, привлечь к себе так, чтобы их губы соединились, чтобы ее маленькие груди прижались к его груди. Трижды за сегодняшнюю ночь он отсылал приглянувшуюся ему женщину только потому, что в нем никто не мог пробудить интерес, кроме Элис. Не пора ли ему сниматься с якоря?
— Почему ты сидишь здесь, Элис Олвин?
— Я беспокоилась о тебе.
— Спасибо, — тихо сказал он.
Боже, уже столько лет никто не беспокоился о нем. Никто не ждал его, никого даже не интересовало, где он и что с ним. Просто иногда ему необходимо побыть одному.
Элис прикусила губу, не желая давить на него, но все же уступила своей озабоченности.
— Знаешь, иногда у меня создается впечатление, что ты живешь с какой-то сильной болью.
У Алана замерло сердце. Какое-то время он даже не дышал. Всю жизнь он сам зализывал свои раны. Никто не хотел ничего знать, ничего слышать. Даже дядя, очень внимательный к нему, молчал в таких случаях. Он давал Алану лишь время справиться со своей болью. Как и подобает мужчине.
На протяжении всей его жизни никто ни разу не захотел выслушать его, разделить с ним его боль. Он даже не знал, мог ли он говорить о ней.
— Меня это, конечно, не касается, Алан. — Она прикоснулась к его плечу. — Просто я волнуюсь.
— Я видел, как он умирает, — слова как бы сами вырвались у Алана. Он согнулся, и его голова опустилась ниже колен.
Поколебавшись секунду, Элис обняла его за плечи.
— До сих пор эта страшная картина стоит перед глазами, — еле слышно прошептал он, пытаясь не дать боли вырваться наружу. — Извини, при этих воспоминаниях у меня возникает такое чувство, будто я сам падаю.