– Короче, Бродди использовал книгу, чтобы объяснить Шадраку, чего он хочет. Сам он это называл спансией…
Тео и миссис Клэй переглянулись.
– Экспансией. На запад, – машинально поправил Тео. И продолжал, размышляя вслух: – Он хочет силком присоединить Пустоши и Индейские территории, вот о чем речь.
– Ага, – с набитым ртом подтвердил Винни. – И он хочет помощи от Шадрака. Даже согласился ради этого выпустить Шадрака из каталажки!
Миссис Клэй возмутилась:
– Но с чего бы мистеру Элли на такое соглашаться?..
– Из-за вас, – глотая недожеванный кусок, сказал Винни. – Из-за вас двоих.
Тео и миссис Клэй непонимающе уставились на него.
– Вы же оба из Пустошей, так? – пояснил беспризорник. – И бумаги у вас липовые. Короче, Бродди пронюхал об этом. И требует, чтобы Шадрак ему заплатил!
29Путь на восток
Тутовый шелкопряд, склонный вместо шелковицы питаться виноградной лозой, был ввезен купцами, посещавшими Срединные пути. От них же стали известны своеобычные свойства производимого им волокна. Если одежда, сшитая из подобного шелка, принадлежит одной лишь владелице, она перенимает часть хозяйской природы. Даже покинувшая сей мир некоторым образом остается присутствовать в ткани из нитей, спряденных удивительным существом. Сделалось обычной практикой, умирая, оставлять любимым свои шелковые одеяния, иначе называемые плащаницами…
И Эррол, и Златопрут каждый год проходили пешком многие сотни миль. Оба этим гордились. Златопрут даже не предполагала, что кто-то из другого племени способен так же неутомимо, скорым шагом поглощать расстояния. Эррол же, до последнего дюйма изучивший все дороги между Севильей и Гранадой, представить себе не мог, чтобы кто-то здесь ориентировался уверенней его самого. Он все поглядывал на темный капюшон Вещей: как она еще не сварилась в этом плаще?.. В свою очередь Златопрут знай косилась на его оружие и тяжелые сапоги. Все вместе весило фунтов, наверное, тридцать. И была же охота на себе столько таскать!
Они шагали размашисто, не разговаривая, наблюдая друг за дружкой. Эррол до того сосредоточился на быстрых шагах Златопрут, а она – на шорохе его подошв, что даже не замечали, с каким трудом поспевала за ними София.
Выбравшись из Севильи, они обогнали уже немало пешеходов, двигавшихся в том же направлении. Еще четверть мили, и София увидела порядочную толпу, собравшуюся у крохотной каменной часовни.
– Что это за место? – спросила она, стараясь отдуваться потише.
– Храм Святой Леоноры, – пояснил Эррол. – Внутри лежит ее плащаница. Паломники каждый день приходят на поклонение.
– Плащаница? Что это такое? – спросила София в слабой надежде, что объяснение вынудит его хоть немного придержать шаг.
Златопрут оглянулась на девочку и сразу остановилась:
– София, да ты же совсем выдохлась!
Та смутилась и проворчала:
– У вас ноги длиннее.
– Прости, милая. – Златопрут сурово глянула на сокольничего. – Опасно или нет, мы не должны так нестись!
С этого момента Эррол и Вещая пошли медленней. Каждый вдох по-прежнему наполнял легкие пылью, но Софии хотя бы не приходилось выкладываться, гоняясь за взрослыми. Скоро они миновали еще одну святыню, притулившуюся под громадным раскидистым дубом. У входа перешептывались две молодые женщины под вуалями. Эррол кивнул им, проходя мимо.
– Ты никак придерживаешься веры Креста? – спросила Златопрут.
– Вообще-то, да. – Эррол метнул на нее косой взгляд. – Многие часовни вдоль этой дороги заслуживают посещения…
– Надо думать, они отмечают места чудес?
– Надо, – ответил он по-прежнему резковато. – Клирики Папских государств для меня не такие уж духовные светочи, но некоторые чудеса из числа случившихся здесь тронули бы даже сердце самого заскорузлого язычника!
Последнее слово он произнес со значением.
– Например? – улыбнулась Златопрут.
– Например, под тем дубом, где теперь стоит часовня, слепая женщина некогда укрывалась от бури. Так вот, она не просто осталась совершенно сухой. Когда буря кончилась, к ней возвратилось зрение!
– Воистину чудо, – согласилась София.
– Что за милосердное дерево, – похвалила Златопрут.
Эррол повернулся к ней, полный возмущения:
– Я, наверно, ошибся. Иных язычников вовсе ничем не прошибешь!
– Отнюдь, – легко возразила Вещая. – Я до глубины души тронута подобным проявлением великодушия…
Она смотрела на горизонт, где что-то привлекло ее внимание. За то недолгое время, что они шли вместе, София успела понять: Вещая пребывала в рассеянности, ни дать ни взять внимая разговору, неслышному другим. Девочка укрепилась в своем мнении, когда Златопрут вдруг остановилась посреди пыльной дороги, насторожившись.
– Четверо всадников, – сказала она. – Скачут из Севильи…
Эррол обозрел дорогу, но ничего не заметил.
– С чего ты взяла?
– Я знаю, – ответила Вещая. – У нас мало времени. Рядом заброшенный дом при дороге, надо в нем спрятаться…
– Есть такой… Но ты-то откуда о нем проведала?
– Какая разница, – отмахнулась Златопрут и поспешила вперед.
Покинутое строение оказалось сложенным из камня фермерским домом. Трое беглецов сгорбились внутри, прижавшись к стене, еще хранившей утреннюю прохладу. Всего через несколько минут мимо прогрохотали копыта: со стороны Севильи пронеслись четверо всадников Золотого Креста. Их маски сверкали на солнце, как факелы. В воздухе позади них осталось клубиться облако пыли.
– Переждать бы здесь до темноты, – сказала Златопрут, когда снаружи все улеглось.
– Да, так будет безопасней всего, – кивнул сокольничий. – Я схожу вперед, воды принесу.
– Лучше я, – заспорила Златопрут. – Так будет безопасней.
Эррол раздраженно замотал головой:
– Не будет. И ты не знаешь, где источник.
– Знаю, – спокойно возразила она. – К тому же ты при оружии, ты лучше оборонишь Софию, если вдруг что.
София смотрела то на одного, то на другую, крепко подозревая: Златопрут со всей определенностью знала – за время ее отсутствия ничего дурного здесь не стрясется. Зря ли она прибегла к единственному аргументу, который Эррол затруднится отмести.
– Ладно, – согласился он. – Ступай.
Златопрут взяла его бурдючок, добавила два кувшина, найденные в доме, поглубже надвинула капюшон и отправилась на восток. София то и дело озабоченно выглядывала в окошко. Наконец Вещая появилась снова, зыбким силуэтом обозначившись в потоках жаркого воздуха над дорогой. Один кувшин Златопрут отдала Софии, второй поставила остужаться к стене. Вернула сокольничему бурдючок. Ее волосы и одежда сплошь промокли: у колодца она обливалась водой. Она с видимым облегчением сняла плащ и повесила на деревянный гвоздь: ни дать ни взять хозяйка, вернувшаяся домой.
– Я понимаю, как гнетет вас эта жара, – сказала она, стаскивая перчатки и бросая их на стол. – Однако мне солнце необходимо. Я буду за домом, по ту сторону от дороги. Если кто-нибудь явится по нашу душу, я дам знать.
Эррол нахмурился, но ничего не сказал.
– Спасибо, – сказала София и вволю отпила из кувшина.
Потом ушла в дальний конец дома и наконец-то сменила ночную рубашку на обычный дорожный костюм. Немного поколебалась – и убрала в рюкзак нигилизмийский амулет. Сквозь окно был виден задний двор и Златопрут, распростершаяся на земле. Ее волосы разметались кругом головы, она с наслаждением вбирала солнечный свет…
София про себя улыбнулась. Без сомнения, Златопрут – носительница Знака лозы, как его называли жители Пустошей. Правда, она его так не называла. И сама некоторым образом отличалась от Верессы и Мартина, с которыми свела дружбу София. Может, все дело в том, что среди ее племени Знак был весьма обычен и отнюдь не рассматривался как престижный? И если уж на то пошло, кто из нохтландцев мог мгновенно вырастить желтые цветы у себя на ладони? Вот уж кто был в самом конце «спектра», о котором говорила Вересса!
Эррол сидел с закрытыми глазами, положив руки на согнутые колени, выражение лица свидетельствовало, что он не спит. София села к стене и вытащила из сумки бисерную карту. Легонько подув на нее, девочка полюбовалась тем, как разбегаются белые линии, потом разложила карту у себя на коленях. Посмотрела на часы: на всякий случай, просто чтобы не слишком задержаться в картологическом «погружении». Было восемь тридцать две. Девочка положила руки на карту, одной отмечая время, другой – считывая содержимое.
В недрах карты стоял ранний апрель. Иссохшие поля вокруг выглядели неотличимыми от тех, где наяву проходила дорога; София как будто узнавала окружающее. Она стояла на пожелтевшей равнине, тянувшейся почти до самого горизонта. Горчичного цвета пейзаж ближе к холмам наливался зеленью, после – голубизной. София переместилась по дороге. Она знала, что ощущение полета вызывалось всего лишь движением пальца по карте, но глубокое погружение в чью-то память давало иллюзию полнейшей реальности. Дорога сперва шла прямо, потом впереди возник перекресток с указателями, полинявшими от солнца и ветра. София выбрала восточное направление, но пейзаж нимало не изменился. Вновь оказавшись у перекрестка, она изменила время, переставив пальцы левой руки. На час вперед… на два… на сутки. Бесконечное время тянулось однообразно. Солнце встало и закатилось. На перекрестке ничего не происходило.
София пропутешествовала на восток, следуя долгой ленте дороги. Изучила ее в различные дни. Побродила туда и сюда по срединной части карты. Тот перекресток в самом деле отмечал ее центр, но никаких событий так и не последовало.
Внезапно вспомнив, где она находится на самом деле, София осознала, что недельные путешествия совершались всего лишь в памяти карты. Поспешно отняв руки от карты, она выдернула из кармана часы. Восемь тридцать три… Неужели погружение длилось всего минуту? А может, сутки с минутой?.. Но Эррол сидел в той же позе, закрыв глаза, прислонясь затылком к стене. Значит, никаких суток. Всего минута.