– Нет! – крикнула Златопрут. – Вернись!..
Без предупреждения схватив Софию, она ссадила девочку наземь. Повернула коня и пустилась в погоню, пригибаясь, чтобы не напороться на шипы.
– Златопрут! Спятила?! – Эррол подбежал к краю поляны, пытаясь что-нибудь высмотреть в лесной глубине. Выругался – и, обратившись к призраку Минны, дернул из колчана еще одну ветку.
– Оно приближается, Эррол! – предупредила Розмари и снова перекрестилась, потому что бледная фигура подплывала все ближе.
И вот тут в сознании Софии эхом отдалось сразу несколько голосов. Вспомнился Бостон и слова Минны: «Затеряны, но не утрачены… отсутствуем, но не исчезли». Сказка Эррола об Эдоли и леснике: «образ, что столько лет незримо хранился у нее в сердце…» И гордость в голосе Розмари, озирающей холмы впереди: «Авзентиния еще держится!»
– Стой!!! – закричала она.
И бросилась вперед, оказавшись между Эрролом и фантомом. София поняла наконец, какой мираж должна была защитить: карта говорила о призраке Минны Тимс.
– Что ты творишь? – опуская лук, зло спросил Эррол.
– Она не фантом! – с колотящимся сердцем проговорила София. – Она укажет нам путь!
– Спутнику верь, хоть довериться будет непросто… – ясно и четко прозвучал голос Минны.
– Укажет путь? – требовательно спросил Эррол. – Ты вообще о чем?
– Это же опасно, София! – ужаснулась Розмари. – Про́клятый призрак!
– Да прислушайтесь же вы к ее словам! – настойчиво повторила София. – Она тем же языком говорит, что авзентинийские карты! Она из Авзентинии! Она хочет нас туда отвести!
– Спутнику верь, хоть довериться будет непросто… – повторила Минна.
Эррол не сводил с нее глаз.
– Как такое возможно?
– Не знаю! – сказала София. – Сама ничего не пойму, Эррол, только этот фантом нам никакого зла не желает! – Она взяла сокольничего за руку, заставляя отвести лук. – Знаю, люди говорят, будто призраки уводят нас к забвению… Так если они нас ведут сквозь Темную эпоху в Авзентинию, на то оно и похоже! А на самом деле они только и делают, что подсказывают нам дорогу к картам! К тем самым, которые мы ищем! Тебе надо брата Освина отыскать, мне – родителей…
Эррол молча смотрел на нее.
– Слишком опасно это, София! – непреклонно сказала Розмари.
– Она и есть «мираж», о котором говорила карта, – с мольбой в голосе повторила София. – А до сих пор там все правильно было!
Эррол покачал головой.
– Ну, положим… – Он отступил прочь, засовывая зеленую стрелу обратно в колчан, но зато вытащил меч. – Не верю я ни на грош этому фантому!
Я доверяю тебе… и, надеюсь, правильно делаю!
На краю прогалины появилась Златопрут. Она вела в поводу своего коня.
– Твой напоролся на шипы, – грустно поведала она сокольничему. – Я ничего не могла для него сделать.
– А София тут нас почти убедила, что от призраков никакой беды не будет, – сказала Розмари.
– И совсем я не так говорила, – возразила София. – Я к тому, что они могут быть проводниками, высланными из Авзентинии. Они прямо-таки на языке карт говорят!
– Спутнику верь, хоть довериться будет непросто… – вновь произнесла Минна. Повернулась и заскользила прочь между деревьями.
– Надо следовать за ней, – сказала София.
– Постой! – окликнул Эррол.
– Не буду я ничего ждать, – сказала София. – Она же сейчас скроется!
И устремилась в чащу, туда, где исчезала светлая тень.
40Призрак Минны
Сенека Младший, философ-стоик Древнего мира, родился в Кордове, там, где позже образовались Папские государства. Сегодня он не слишком популярен у себя на родине, но севернее, в Сокровенных империях, ученые изучают его работы и восхищаются им.
София слышала, как Златопрут и Эррол окликали ее по имени. Они попробовали гнаться за ней, но девочка петляла между стволами шипоносцев, и спутники скоро отстали. Все внимание Софии поглотила светящаяся фигура впереди, до прочих звуков ей дела не было.
Фантом Минны двигался быстро. Какая-то сила сдавливала грудь, мешала Софии вольно дышать. Сперва она думала, что всего лишь слишком разволновалась: уж больно хотела, чтобы ее ви́дение авзентинийской карты оказалось верным. Потом до нее дошло. Она до смерти боялась потерять из виду призрачную фигуру. Хотела постоянно следовать за ней, куда бы та ни повела. Лишь бы видеть это любимое лицо, что оборачивалось к ней через каждые несколько шагов – убедиться, что София по-прежнему здесь.
Какой-то частью сознания девочка здраво понимала, что, наверное, подпала под чары фантома. С ней, должно быть, происходило то же, что с братом Эррола, Освином, когда тот бросился за призраком своего коня: он ведь точно так же не обращал внимания, куда его завлекают и кто еще бежит позади… София все это понимала, но другая, и бо́льшая, ее часть только отмахивалась. Она делала то, что хотела, а хотелось ей следовать за Минной. Это было настолько правильно, настолько верно… Знать бы еще почему. Она здраво рассудила, что Минна отведет ее в Авзентинию? Или ей просто хотелось, чтобы так все и вышло?
Она даже перестала четко воспринимать Темную эпоху вокруг, продолжая как следует видеть лишь фантом Минны. Подол длинного платья волочился по мху. Вот она вновь остановилась, глянула через плечо, улыбнулась – до боли знакомо. «Как я могла забыть эту улыбку?» – спрашивала себя София. Она без слов сообщала ей все утешение, всю поддержку, которой девочке так не хватало в минувшие годы. София стала ждать, чтобы Минна обернулась еще, чтобы она улыбнулась. Всякий раз, когда это происходило, девочку заново окатывала теплая волна счастья. Она шагала через мхи все быстрей и быстрей.
Шипоносцы сделались почти невидимыми во тьме. Путь освещали только мох под ногами да фантом впереди. София уже не следила, двигались ли они на восток. Они то шли, то останавливались, и вскоре она перестала улавливать ход времени. После ухода с прогалины Минна не произносила ни слова, но Софии казалось, будто она по-прежнему слышит ее. Не слова – ощущения, мысли… Минна рассказывала, как не хотелось ей покидать Бостон, как она скучала по дочери все время поездки, как изболелось у нее сердце от мысли, что Софии придется нескончаемо ждать ее – год за годом… Но прозвучало и кое-что воодушевляющее. «Теперь я здесь, – говорила она Софии каждой остановкой, каждым поворотом головы. – Где бы я ни скиталась прежде, теперь я здесь. Я с тобой».
Темные холмы становились все круче. Вскоре они выбрались из леса и увидели под собой долину. Минна стояла перед Софией, протянув руки.
«Ты еще не встречалась со страхом», – сказала она, ласково улыбаясь. Ее глаза были полны слез. Она прижала ладонь к сердцу, потом отняла руку – точно так же, как при своем первом появлении в Бостоне. Светящаяся фигура, казалось состоявшая из мятой бумаги, чуть померкла и опять засияла.
«Тебе придется еще чуть-чуть подождать».
И пропала.
– Мама!.. – закричала София, бросаясь вперед.
Она шарила в воздухе, но под руками была пустота.
– Где ты? – звала девочка, а из глаз текли слезы. – Вернись!..
Она озиралась, ожидая появления призрака. Фантом так и не вернулся, зато взгляд Софии упал на долину, раскинувшуюся внизу. Девочка изумленно замерла – и почувствовала, как рассеиваются окутавшие ее чары.
Она стояла на вершине холма. Лесной мох покрывал землю у нее под ногами и на склоне внизу. У подошвы холма пролегла резкая граница между черным мхом и зеленой травой. По ту сторону черты стояли высокие сочные травы в пятнышках диких цветов, тянувшихся к желтому диску луны. Чуть дальше кучками росли ели, кипарисы и сосны. Березы и клены обрамляли земляную дорогу, что вела к каменной стене города. Распахнутые ворота, медные крыши, блестевшие под луной десятками языков белого пламени… Авзентиния!
– Авзентиния, – прошептала София.
И дрожащими руками извлекла из кармана карту.
«Встань за мираж, прошагай же Путями Химеры! Может, себя потеряешь, зато обретешь Авзентинию. Только поднимется вихрь – память старца на помощь зови, тебе это привычно. Отрешись от часов, что досель не имела. Уляжется ветер – тут и поймешь: ничто никогда не терялось».
Она смотрела на город, который так долго хотела найти.
Хорошо видна была граница, где черный мох сходился с зелеными травами Авзентинии. С того самого момента, когда Златопрут объяснила ей природу «старцев»-эпох, София стала подозревать, чего именно потребует от нее карта. Теперь она знала это наверняка.
Птичий крик заставил ее вскинуть глаза. Кружась, Сенека спустился к ней и ненадолго присел на рюкзак. Удар оказался весомым – София чуть не потеряла равновесие.
– Улетай, Сенека! – сказала она через плечо и сразу поняла: сокол не намерен слушаться. – Лети назад! – велела София. – Веди их сюда! Скажи Златопрут, где я нахожусь!
И ринулась вниз с крутизны, быстро перебирая ногами по мягкому мху. Сенека развернул крылья и с силой ударил ими, уходя ввысь. София взяла такой разгон, что теперь задача была остановиться. Ей даже подумалось, что тяжелый рюкзак, чего доброго, так и внесет ее в Авзентинию. Она сбросила лямки с плеч, и спуск сразу замедлился.
Девочка остановилась у самого края Темной эпохи и некоторое время смотрела на грунтовую дорогу, от которой ее отделял всего лишь шаг – и целая эпоха.
– Я готова, – сказала она, переводя дух.
Мощный порыв ветра прошелся по ветвям ближних берез, срывая с них листья, жесткие, как бумага. Ветер ударил в лицо, ударил внезапней и резче, чем она ожидала… и граница Авзентинии прошла сквозь нее. София канула в воспоминания чуждого существа, в память места, на котором стояла.
Она утратила ощущение тела. Если она и продолжала им обладать, то не знала об этом.
Мир окрасился в два цвета: красный и черный. Всюду царила тьма, лишь в небе бушевало алое пламя. Раскаляясь добела, оно припадало к земле, испускало чудовищный рев и вздымало облака пыли. Когда пламя становилось белым, пейзаж на мгновение озарялся: всюду были скалы, непроглядно-черные скалы. Где-то на задворках сознания росло грозное нетерпение: София понимала, что его чувствовала не она сама, но Авзентиния. Нетерпение, беспокойство, желание стать всем, стать ничем, стать чем-то иным… Темная земля, алое пламя, вспышки слепящего света, рев, снова пыльные облака… Это продолжалось дольше, чем казалось возможным. Битва стихий пронизывала все ее существо, и конца ей не было. София стала искрой, мечущейся во тьме, и внутри этой искры поселился ужас: неужели так и будет тянуться всегда?..