этом напомнили, и, вероятно, это тот момент, когда все изменится в сторону реальной угрозы и разрушения моего дома.
Зеллаби был обеспокоен по-настоящему, и в отношении Бернарда не было никакого сомнения. Я почувствовал, что должен извиниться.
— Кажется, все это дело с Потерянным Днем стерлось в моей памяти, и нужно немного времени, чтобы привыкнуть к Мидвичу. Вы подсознательно пытаетесь обойти неудобства и говорите мне, что отрицательные черты в Детях с годами будут уменьшаться.
— Мы все стараемся так думать, — сказал Зеллаби. — И пытаемся уверить себя в этом. Но дело в том, что это не так.
— Но вы все еще не знаете, как осуществляется это принуждение?
— Да, это все равно, что спросить, как одна личность главенствует над другой. Ведь есть такие личности, которые господствуют над группой людей, в которую входят. У Детей эта способность в союзе увеличивается. Но вот как они это делают?
Анжела Зеллаби, мало изменившаяся с тех пор, как я ее в последний раз видел, появилась на веранде несколько минут спустя. Она была так занята своими мыслями, что не сразу нас заметила.
— Ричард и подполковник были на следствии, — сказал Зеллаби. — Все случилось, как мы ожидали, ты слышала?
Анжела кивнула.
— Да, я была на ферме Дарк с миссис Паули и ее мужем. Нам сообщили. Бедная женщина вне себя. Она обожала Джима. С трудом удалось удержать ее от того, чтобы пойти на следствие. Она хотела обвинить Детей. Мы с мистером Либоди смогли убедить ее не делать этого, так как она накликает неприятности на себя и свою семью, а пользы никому не принесет. Поэтому мы были с ней, пока это продолжалось.
— Другой мальчик Паули, Давид, был там, — сказал Зеллаби ей, — казалось, он сам не раз хотел высказаться, но отец удержал его.
— Сейчас, мне сдается, было бы лучше, если бы все-таки кто-нибудь высказался, — сказала Анжела.
— Это должно вылиться рано или поздно. И оно выльется, это уже не просто дело собаки или быка.
— Собаки или быка? Я не слышал о них, — сказал я.
— Пес укусил одного из них за руку и через несколько секунд выскочил на дорогу перед трактором и был задавлен. Бык задел кого-то из компании и упал в шахту, — объяснил Зеллаби.
— Но теперь это уже убийство!
— О, не думаю, чтобы они имели это в виду. Может, они были испуганы и решили таким образом отомстить, когда кто-то из них был ранен. Но это все равно убийство. Вся деревня это знает и теперь все собираются с этим покончить. Мы просто не можем позволить этому продолжаться. Они даже не переживают. Ни один. Это меня больше всего пугает. Они должны переживать. А теперь, с сегодняшнего дня, для них убийство не влечет наказания, они это поняли.
Не знаю, что чувствовал Бернард, когда мы прощались, спускаясь к машине. Говорил он очень мало и толком не высказал своей точки зрения. Я почувствовал облегчение от сознания того, что возвращаюсь в обычный мир.
Меня преследовало чувство напряжения, я постепенно привыкал к реальности существования Детей. Для Зеллаби они постоянно оставались реальным фактором, делом всей жизни.
Думаю, Бернард так же, как и я, находился в состоянии внутреннего напряжения. Поэтому он с необычайной осторожностью ехал по деревне мимо того места, где произошла, катастрофа с Паули. Понемногу он начал увеличивать скорость, но лишь после того, как мы свернули на дорогу в Оннли. Вдали показались четыре фигурки. Даже на таком расстоянии было видно, что это четверо Детей.
— Притормози немного, Бернард. Мне хочется получше рассмотреть их.
Он тут же снизил скорость и, проезжая мимо них, мы почти остановились. Дети шли навстречу движению. Одежда напоминала униформу: Мальчики в голубых хлопчатобумажных рубашках и серых вельветовых брюках, Девочки в коротких серых юбках и бледно-желтых кофточках. До сих пор мне удавалось видеть их лица лишь мельком. Но теперь я смог хорошо рассмотреть их: оказалось, что они похожи друг на друга больше, чем я ожидал. Их кожа удивительно сияла, что было заметно и тогда, когда они были маленькими, но теперь на фоне загара сияние бросалось в глаза. Волосы у всех имели одинаковый темно-золотистый цвет. Но самое главное, что выделяло их, — цвет глаз, не имеющий ничего общего с таковым у людей Земли. Я не заметил никаких различий между Мальчиками и сомневаюсь, смог ли бы я отличить их от Девочек, будь они подстрижены совершенно одинаково.
Я хорошенько вгляделся в их глаза: оказалось, что они не просто желтые, а пронзительно сияющие золотом. Очень непривычно, но если забыть об этом, выглядели они очень красиво, напоминая собой драгоценные камни. Зачарованный, я продолжал смотреть на них, когда же мы поравнялись, они быстро взглянули на нас и повернули к Ферме. Я почувствовал себя встревоженным, и мне стало понятным, почему многие семьи позволили Детям уйти на Ферму. Некоторое время мы смотрели им вслед, затем Бернард повернул голову к рулю.
Неожиданный грохот где-то рядом заставил нас подскочить. Я резко повернулся и успел заметить, как один из Мальчиков упал на дорогу. Трое оставшихся Детей стояли ошеломленные.
Бернард открыл дверцу, собираясь выйти. Один из Мальчиков повернулся и посмотрел на нас, глаза его горели тяжелым недобрым светом. Я почувствовал внезапно нахлынувшую на меня слабость. Мальчик медленно повернул голову в другую сторону. Из-за изгороди, рядом с дорогой, послышался звук второго выстрела, более приглушенный, чем первый, а затем отдаленный крик.
Бернард выскочил из машины, я бросился за ним. Одна из Девочек присела возле раненого Мальчика. Она прикоснулась к нему, и он застонал. Лицо стоящего Мальчика перекосила гримаса боли. Он тоже застонал, будто в агонии. Девочки начали плакать. Из-за деревьев, скрывавших Ферму, послышался стон, эхом ему отдались плачущие голоса.
Бернард остановился. Я почувствовал, как волосы встают дыбом. Плач повторился и разнесся по округе стоном многочисленных голосов, выражавших ужас и боль.
Онемевшие, мы стояли, глядя, как шесть Мальчиков, все удивительно похожие друг на друга, подбежали к лежащему и подняли его на руки. И только когда они понесли его, я осознал, что из-за изгороди доносятся рыдания совсем других людей. Я поднялся на пригорок и посмотрел через изгородь. На траве сидела девушка, одетая в легкое платье. Ее лицо закрывали руки, а тело сотрясали рыдания. Бернард подбежал ко мне, и мы вместе перемахнули через изгородь. Теперь я увидел человека, лежащего у ног девушки. Вдоль его тела лежало ружье.
Когда мы подошли ближе, она с ужасом посмотрела на нас. Рыдания возобновились.
Бернард поднял ее. Я посмотрел на тело, это было ужасно. Сняв жакет, я попытался прикрыть то, что осталось от головы. Бернард повел девушку прочь, поддерживая под руки.
На дороге послышались голоса, несколько человек заглянули через изгородь и увидели нас.
— Это вы кричали? — спросил один из них.
— Там мертвый человек, — сказал Бернард.
Девушка рядом с ним задрожала и что-то запричитала.
— О, в самом деле? — спросил мужчина.
Девушка запричитала еще громче:
— Это Давид. Они убили его… Они убили Джима, теперь убили Давида тоже… — и захлебнулась рыданиями.
Один из мужчин подошел ближе.
— О боже, это ты, Эльза! — воскликнул он.
— Я пыталась остановить его, но он не послушался, — сказала она с трудом, — я знала, что они убьют его, но он меня не слушал, — она потеряла силы и, дрожа, прислонилась к Бернарду.
— Нужно увести ее отсюда, — сказал я. — Вы знаете, где она живет?
— Да, — сказал один из мужчин и решительно взял девушку за руку, будто она была ребенком. Он повел ее, плачущую и дрожащую, к машине. Бернард повернулся к другому мужчине.
— Побудьте здесь, чтобы никто не подходил, пока не приедет полиция.
— Это и есть Давид Паули? — спросил мужчина, забираясь на холм.
— Она сказала — Давид, — ответил Бернард.
— Лучше вызвать полицейских из Трейна. — Он посмотрел на тело. — Убийцы! Дети-убийцы.
Меня высадили у Киль Мейна, и я воспользовался телефоном Зеллаби, чтобы вызвать полицию. Когда я положил трубку, то обнаружил, что сам Зеллаби стоит сзади меня со стаканом в руке.
— Вы выглядите так, словно имеете к этому какое-то отношение.
— Да, имею, — согласился я. — Очень прямое и неожиданное.
— Как это случилось? — спросил он.
Я изложил ему все, что видел. Двадцатью минутами позже вернулся Бернард и добавил некоторые детали.
— Братья Паули были расстроены, — начал он.
Зеллаби кивнул, соглашаясь.
— Ну, кажется, младший, Давид, нашел, что расследование является последней каплей, и решил, что если никто не собирается совершить правосудие за то, что было сделано с его братом, он сам все сделает. Эта девушка, Эльза, зашла на ферму Дарк сразу же после его ухода. Когда она увидела, что он несет ружье, она догадалась, что должно произойти, и постаралась остановить его. Он не слушал ее и запер в сарае, а затем ушел. Ей потребовалось время, чтобы выбраться оттуда, и она побежала за ним к Ферме.
Когда она добралась до поля, вначале его не увидела и подумала, что ошиблась. Заметила она его, только когда прогремел выстрел, и увидела, что ружье было направлено на дорогу. Затем он повернул ружье и выстрелил в себя.
Зеллаби некоторое время молчал.
— С точки зрения полиции, это будет довольно простым делом. Давид, считая, что Дети отвечают за смерть брата, убивает одного из них из мести, а затем, чтобы избежать наказания, кончает жизнь самоубийством. Что еще может придумать обыватель?
— Я мог сомневаться до сего времени, — заметил я, — но теперь нет. Как этот мальчик посмотрел на нас! Я убежден, что на мгновение ему показалось, что выстрелил один из нас, пока он не понял, что мы не могли этого сделать. Возникшее чувство описать нельзя, но оно было пугающим. Ты тоже ощущал нечто подобное? — спросил я Бернарда.
Он кивнул.
— Странное, неприятное, липкое чувство, — согласился он.
— Очень мерзко.