– Давно готово вспениться в твоих жилах, – его волчьи глаза смотрели на нее с образцово-показательным вожделением – ее игру Говард понял мгновенно и с восторгом включился в нее.
– Д-д-дорогая? – заикаясь, повторил Льюк, которому возмущение вернуло наконец дар речи.
– Мысленно я всегда ее так называл, – не отрывая глаз от Фейт, сообщил ему Говард. Вообще-то я должен вас поблагодарить за то, что вы избавили Фейт от своего общества. Теперь у нее, слава Богу, открылись глаза и она поняла, сколь мало вы стоите ее внимания и преданности. – Тут Говард повернул-таки к Льюку голову и, словно только сейчас увидев, внимательно оглядел с ног до головы. – Мда-а-а, – протянул он неодобрительно, после чего продолжил прерванную тираду:
– теперь наконец она свободна. Свободна – для меня. Я вам искренне признателен, Льюк.
– Я сделал это вовсе не для вас, – огрызнулся Льюк, слегка ошарашенный и очень недовольный такой трактовкой происшедшего.
– Как поживает твоя невеста? – снова вступила в разговор Фейт, подкрепившая свои силы добрым глотком шампанского. – Где она, кстати? Караулит в холле, чтобы ты не задержался здесь слишком долго?
– Ничего подобного, ее там нет!
– И очень даже зря, Я бы на ее месте тебе не доверяла. Во всяком случае, после всех тех усилий, которые она приложила, чтобы тебя захомутать.
Мысленно представив, как корчится на этой шпильке «свободный дух» Льюка, Фейт с удовольствием отпила из бокала еще глоток.
Лицо Льюка приобрело багровый оттенок, и Фейт решила, что ей это очень нравится. Во всяком случае, гораздо больше собственной бледности после их объяснения ровно неделю назад.
– Она, конечно, знает, где я сейчас. Я ей сказал…
– Кстати, откуда ты узнал мой новый адрес? – перебила его Фейт, и теперь к интересу, отразившемуся в ее голосе, не примешивалось и тени фальши. – Я его никому не давала.
– Кроме меня, – довольно вставил Говард, уверенным и неторопливым движением собственника обнимая ее за плечи. – Мы ведь с тобой еще больше сблизились за эту неделю.
Фейт кокетливо прижалась к Говарду, успев удержать вскрик: ее словно огнем обожгло там, где тела их соприкоснулись.
Льюк выглядел так, словно сейчас его хватит апоплексический удар. А вот в прошлую субботу, рассказывая мне о блондинке и будущем ребенке, злорадно отметила Фейт, держался просто молодцом, почти не волновался. Теперь же, чтобы заговорить, ему пришлось приложить ощутимые даже со стороны усилия.
– Утром я зашел в нашу квартиру и увидел, как рабочие выносят наши вещи…
– Наши вещи? – переспросила Фейт. Неужели Льюк решил требовать пересмотра договоренности о разделе имущества? В то, что он способен на такое, она не могла поверить даже сейчас. – Мои вещи, ты хотел сказать.
– В основном – да. Но там остались кое-какие безделушки, которые я не забрал сразу, – огорчать тебя не хотелось…
– Не хотел меня огорчать? – Ложь Льюка была настолько неуклюжей, что Фейт даже рассмеялась. – Брось! На самом деле ты просто торопился убраться как можно быстрее.
– Можешь считать так, если хочешь. Тем не менее пришел я именно за ними.
Поскольку к тому времени ты уже все упаковала и рабочие грузили вещи, я подождал окончания погрузки, поехал за фургоном сюда, затем дал тебе время спокойно распаковаться…
– Очень мило с твоей стороны! Какие безделушки ты имеешь в виду?
– Некоторые фотографии и памятные вещицы…
– Я все выбросила.
– Ты… Как же?..
– А что их хранить? – Фейт пожала плечами. Затем подняла бокал с остатками шампанского и, словно произнося тост, торжественно провозгласила:
– Прошлое должно остаться в прошлом, и нечего за него цепляться!
– Понимаете, люди не любят, когда им что-то напоминает о прошлых ошибках и глупостях, – назидательно пояснил Льюку Говард.
– Могла бы сначала позвонить мне, – упрекнул тот Фейт.
– Собиралась, но забыла. – Запрокинув голову, она бросила на Говарда призывный взгляд, затем снова прижалась щекой к его плечу и закрыла глаза. Эту неделю я была несколько рассеянна.
Говард неожиданно зарылся лицом в ее волосы, прильнул губами к уху и интимно, но с расчетом на Льюка, прошептал:
– Эти твои новые духи невероятно сексуальны, дорогая. Я едва сдерживаюсь.
Фейт удивилась: никакими духами после душа она не пользовалась. Она отчетливо осознала, что играет с огнем, однако дурманящее тепло объятий Говарда было так приятно и действовало столь умиротворяюще, что она даже не шевельнулась.
– Черт возьми, Фейт! Это просто неприлично! Я вот всегда старался вести себя с тобой достойно! – взревел Льюк.
– Настолько достойно, что от тебя забеременела другая женщина? – даже не открыв глаз, лениво поинтересовалась она.
– Уверен, что к тому времени ты уже водила за моей спиной шашни!
– Фейт? Шашни? – Говард расхохотался. – Что за ерунда! Она самая откровенная и прямая женщина из всех, кого я знаю, и никогда ничего не станет делать тайком.
Не обращая внимания на его слова, Льюк продолжал свои упреки:
– А я-то, глупец, не поверил Дениз, когда она сказала, что ты только и ждала, пока я уйду, чтобы с ним переспать!
– Что ж, иногда и Дениз говорит правду, – бездумно продолжила свою игру Фейт и тут же об этом пожалела, ощутив, как напрягся Говард.
– Должен признаться, что и я жду того же, – с чувством сказал он. – Да и сейчас, честно говоря, считаю минуты, когда вы уйдете.
– Тебе действительно пора, если не хочешь опоздать на вечеринку к Дениз и Сэму, – вспомнила вдруг Фейт. – К тому же, надеюсь, после свадьбы у тебя появится достаточно новых фотографий и памятных вещичек. – Она подняла бокал. – Счастья вам, благополучия и долгих лет жизни!
К несчастью, шампанского у нее не осталось даже на донышке.
– Дорогая… – промурлыкал Говард и, слегка ослабив объятия, взял у Фейт бокал, – отдай мне сей опустевший сосуд. – Поставив бокал на стол, он снова прижал ее к себе и повернулся к Льюку. – Мне очень жаль, что вы не получили того, за чем пришли, Льюк. Но, как только что сказала Фейт, прошлое должно остаться в прошлом. Останьтесь там, пожалуйста, и вы. Замок на входной двери закрывается автоматически.
– А знаешь ли ты, как она тебя называла, Харрисон?! – завопил в ответ Льюк, и лицо его исказила улыбка, полная торжествующего презрения. Донжуаном! Вот как!
– Что ж, очень метко и вполне справедливо, – невозмутимо одобрил прозвище Говард. – Затем взял лицо Фейт в ладони и заставил ее посмотреть себе в глаза. – Могу лишь сказать в свое оправдание, что с первого дня знакомства с тобой, несмотря на то что встречался с другими женщинами, я думал исключительно о тебе, – проникновенно сказал Говард. – Этого вечера я ждал два года. – Голос его изменился и уже не напоминал довольное мурлыканье теперь он был подобен рычанию волка, изготовившегося к решающему прыжку.
Фейт понимала, что ситуация безнадежно выходит из-под контроля. Это должно было ее отрезвить, однако неистовое желтое пламя в глазах Говарда завораживало, лишало способности действовать, заставляло безвольно замереть в его объятиях.
– Ты об этом еще пожалеешь! – донесся до Фейт голос Льюка, но звучал он как-то ирреально, приглушенно, словно издалека, равно как и последовавший через несколько секунд хлопок входной двери.
– Сейчас я сделаю с тобой то, чего не делал ни с одной из своих женщин, хрипло пообещал Говард.
Его жаркий гортанный шепот совсем не испугал Фейт – наоборот, наполнил сладкой истомой блаженного ожидания, а еще через мгновение сопротивляться было уже слишком поздно, даже если бы у нее для этого взялись откуда-то силы, потому что его горячие губы завладели ее ртом, и Фейт погрузилась в водоворот непередаваемых ощущений.
Неодолимая страсть этого первого поцелуя заставила Фейт забыть обо всем.
Сознательное восприятие действительности покинуло ее полностью, сменившись ненасытным голодом, яростно требующим утоления. Ее руки гладили плечи Говарда, его волосы, спину, а тело все сильнее вжималось в большое и сильное тело Говарда.
Одежда вдруг превратилась в нелепый, отвратительный барьер, и оба от нее разом избавились.
После этого они принялись жадно исследовать тела друг друга – смакуя, упиваясь и в то же время наполняя еще более неукротимым голодом.
Предвкушение его утоления было восхитительным, и, когда Говард приподнял Фейт, чтобы их близость могла стать еще более интимной и совершенной, Фейт, нетерпеливо вскрикнув, обхватила, его бедра ногами, с восторгом и радостью ожидая чудесного момента. И он настал, и они слились воедино – сказочный мужчина-волк и изнывающая от ожидания женщина-жертва.
Потом Говард наклонился вперед, осторожно опуская Фейт на что-то плоское и пушистое, и она еще сильнее стиснула ноги, смертельно боясь той холодной пустоты, которая наступит, если она потеряет Говарда, Но Фейт его не потеряла. Напротив, теперь Говард проник еще глубже, исходящая от него мощь горячими волнами пронизывала все тело Фейт, заставляя его таять, сплавляться воедино с телом Говарда, и уже непонятно было, кто из них есть кто, потому что привычный мир исчез, уступив место вспыхнувшему, словно сверхновая звезда, и навеки, казалось, поглотившему все вокруг безмерному и невероятному наслаждению.
Время остановилось, и Фейт не знала, как долго все продолжалось.
Действительность возвращалась медленно, словно нехотя. Постепенно она осознала, что лежит на боку, что сзади, обнимая ее одной рукой, лежит Говард, а на его второй руке покоится ее голова. Открыв глаза, Фейт увидела, что стеклянная дверь на балкон распахнута и там, на балконе, стоят кресла и кофейный столик. Она хорошо помнила, что раньше они стояли в гостиной на ковре, но… Но теперь на этом ковре лежала она сама, а рядом Говард Харрисон, и оба они были совершенно, абсолютно нагие!
На этом месте неторопливо возвращающееся к Фейт сознание замерло, сменившись странным, не пугающим, а каким-то ленивым, обволакивающим потрясением, снова остановившим неспешное течение мыслей, положившим конец ее робкой попытке сообразить – что, как и почему.