— Вы не помните о моем вчерашнем посещении?
— Конечно, вы здесь были.
— Вы мне сказали…
Манагуа умоляюще взглянула на своих собеседников.
— Ничего я вам не говорила. Я попросила вас уйти и не морочить мне голову своими дурацкими россказнями. Сегодня я повторяю то же самое.
— Что с вами случилось? — спросил Этвуд.
— А что с вами?
— Мистер Гордон…
— Да, здесь побывал и мистер Гордон. За полчаса до того, как я попросила уйти из моего дома этого джентльмена, — она кивнула в сторону Ван Оппенса, — я выставила отсюда мистера Гордона… До свидания!
Она подошла к двери и позвала:
— Господин судья!
Послышались быстрые шаги. Тапурукуара вошел первым, торопливо пряча что-то в кармане. Этвуд решил, что это аппарат для подслушивания.
— Ну как? Узнали правду? Мне очень жаль, господин сенатор, но кто-то ввел вас в заблуждение.
— Я знаю, кто, — ответил Этвуд. — Знаю, не хуже вас.
Тапурукуара ничего не сказал в ответ.
— Мне чрезвычайно неприятно, — обратился он к Хуане, — что мы побеспокоили дочь такого выдающегося и заслуженного человека, каким был сеньор Педро Мартинес де Манагуа.
Манагуа ничего не отвечала.
Тогда вмешался майор Паулино:
— Очевидно, дело дойдет до суда или трибунала ОАГ.
— Что такое ОАГ? — спросила Хуана.
— Организации Американских Государств. А перед судом или трибуналом вы повторите то, что сегодня сказали господину сенатору?
— Я не понимаю вас, майор, не стану же я придумывать что-то другое.
— Мой секретарь представит на судебном разбирательстве адресованный вам конверт, написанный рукой капитана де ла Маса, — сказал Этвуд.
— Такого конверта не существует. Сеньор де ла Маса никогда мне не писал.
— Не потому ли, что он здесь жил? — спросил Ван Оппенс. Его низкий бас гудел в этой квартире, как в колодце.
— Вы уже второй раз обвиняете меня во лжи. Не будь вы представителем правительства США, я позвонила бы прислуге и приказала проводить вас до двери.
— А что вы скажете на суде по поводу синяков на лице? — спросил Ван Оппенс. — Таким способом вас заставили замолчать? Вчера этих синяков у вас не было.
— Они у меня уже вторую неделю, — спокойно произнесла Манагуа. — Неделю назад я подала в полицию заявление о том, что меня избил один мужчина. Вас интересуют подробности? Этот человек, видевший меня всего два-три раза, в течение нескольких месяцев беспрерывно звонил мне по телефону, настаивая, чтобы я с ним встретилась. Я отказывала ему, наконец, перестала подходить к телефону или вешала трубку, услышав его голос. Неделю назад он в страшной ярости явился сюда — доминиканцы очень вспыльчивы, особенно если дело касается женщин. И тогда он меня ударил. Можете проверить: в полицейском управлении нашего района лежит мое заявление.
— Мы не станем проверять, — сказал Этвуд.
— Рада, что вы мне верите.
— Ну как? — спросил Тапурукуара. — Я полагаю, вам этого достаточно.
— Еще одно, — сказал Этвуд. — Вы, вероятно, знаете летчика Хулио Руиса Оливейру?
Манагуа задумалась.
— Кажется, я где-то слышала это имя. Может быть, там же, где мне представили сеньора де ла Маса?
Этвуд спросил Тапурукуару:
— А вы, господин судья? Именно Оливейра, а не де ла Маса был лучшим другом мистера Мерфи.
— Не помню… Повторите, пожалуйста, имя. Как? Хулио Руис Оливейра? — валял дурака Тапурукуара. Потом он обратился к майору: — А вы, майор?
Майор улыбнулся Тапурукуаре.
— Я его знал. Но я еще не успел вам кое-что сказать, господин судья. Узнав об убийстве Мерфи, Руис Оливейра украл все его деньги и скрылся в неизвестном направлении. Полиция прилагает все усилия…
Что за удивительные совпадения, господин майор, — сказал Этвуд, — стоит нам начать разыскивать какого-нибудь человека, связанного с Мерфи или имеющего возможность внести некоторую ясность в обстоятельства его смерти, как вы заявляете: он повесился, мы его не знаем, он исчез, совершил преступление, убежал…
— Жизнь полна поразительных неожиданностей, — назидательным тоном изрек Тапурукуара, — и никто не в силах этого изменить. Пытаться постичь неведомое или не считаться с неизбежным — значит, не понимать самой сущности жизни.
— Мистер Этвуд, — произнес майор, — даю вам честное слово, мы найдем Оливейру. Не только из-за кражи, мы учитываем то, что он мог быть свидетелем убийства.
Этвуд как бы шутливо погрозил майору палкой.
— Это неправда. У мистера Мерфи была при себе только очень небольшая сумма. Все деньги, оставшиеся после нескольких переводов матери, он поместил в банк. У меня есть номер его счета, и я знаю величину находящейся там суммы. Оливейра не мог украсть этих денег. Поэтому-то меня беспокоит исчезновение очередного свидетеля, — спокойно сказал Этвуд и взглянул на Манагуа. — Напомнить, где вы встречали Оливейру? В «Гаване» в день прилета мистера Мерфи в Сьюдад-Трухильо.
Манагуа сказала:
— До свидания, господин сенатор. Когда вы начинаете выступать в роли человека, знающего мою жизнь и моих знакомых намного лучше меня, вся эта история перестает вызывать раздражение и становится просто смешной. «Гавана», кажется, какой-то второсортный ночной бар. Я никогда не бываю в подобных заведениях. И я впервые в жизни слышу о прилете какого-то мистера Мерри…
— Мерфи, — поправил ее Тапурукуара.
Этвуд, пожимая протянутую руку Хуаны, почувствовал, как острый ноготок впился ему в запястье, и перехватил ее отчаянный взгляд. Незаметно для других, прощаясь с Манагуа, он положил на стол серебряную зажигалку.
Когда все вышли в холл, он сказал:
— Ах, я, кажется, забыл зажигалку.
— Сейчас я вам ее принесу, — торопливо предложил Тапурукуара.
Этвуд удержал его.
— Нет, нет, спасибо, — и поспешил в направлении гостиной.
Их опередила Манагуа, попросив подождать, — она сама принесет зажигалку. Тапурукуара отступил.
Когда он брал зажигалку, Манагуа прошептала, едва шевеля губами:
— Спасибо. Прислать Гордона. — И вслух добавила: — Пожалуйста, господин сенатор.
Тяжелая окованная дверь захлопнулась.
Этвуду показалось, что Хуана прислонилась к ней и зарыдала.
— Вот видишь, голова дубовая, — сказал я Эскудеро после звонка Этвуда, — мы забыли оставить в посольстве список покупок.
— Эскудеро не видеть такой список. Мистер Этвуд звонить?
— А ты думал, что звонит святой Харлампий?
— Мистер Кастаньо смешно говорить. Голова дубовая и святой Харлампий. Вы знать святых. А что значить дубовая голова?
Я поехал к Этвуду. Его вызов нарушил все мои планы, — мне вовсе не хотелось лишний раз появляться в посольстве, за входом в которое, безусловно, следили. Я рассчитывал только на донос Эскудеро — может быть, он поможет оправдать это, уже третье за сегодняшний день, посещение Этвуда.
Этвуд был сильно взволнован.
— Зачем вы только придумали эту очную ставку! Манагуа все категорически отрицает. Ван Оппенс считает, что ход был неудачен.
— Еще сегодня, благодаря очной ставке, я буду знать название аэродрома, с которого увезли де Галиндеса, — ответил я. — Здесь, в Сьюдад-Трухильо, мы, по-видимому, ничего не добьемся, во всяком случае, ничего не сумеем изменить. Однако у нас есть возможность добраться до нью-йоркского центра «Белой Розы» или разоблачить руководителя сети тайных агентов полиции Трухильо.
Этвуд рассказал мне, как прошло посещение Манагуа. Я сразу догадался, что Ван Оппенс, направившись к Хуане, потянул за собой шпика.
Я сказал об этом Этвуду.
— Уж не знаю, кого они выследили — вас или Ван Оппенса, — ответил он, — Где конверт от письма де ла Маса, отправленного из Нью-Йорка? Он должен быть у Ван Оппенса.
— Ван Оппенс его не получит, мистер Этвуд.
— А я? Мне вы его доверите?
— Мистер Этвуд, какого черта Ван Оппенс полез к Манагуа? Что он оттуда принес, чего добился? У Манагуа было несколько таких конвертов, и он мог попросить у нее еще один или все сразу.
— Ван Оппенс непременно должен…
Я перебил его:
— Ван Оппенс непременно должен выбросить из головы даже мысль о том, что я буду на него работать.
— Это наше общее дело, мистер Уинн.
— Нет. Ван Оппенс занимается разными делами, нужными разведке, действующей неофициально и нелегально на территории чужого государства…
— В Доминиканской Республике генералиссимуса Трухильо вы защищаете законность? Это звучит несерьезно.
— Я защищаю свои принципы. Я работаю для открыто действующей комиссии, созданной конгрессом и утвержденной государственным департаментом Соединенных Штатов Америки? Никакая другая роль меня не устраивает.
— Что вы собираетесь сделать с конвертом? Ведь для нас это бесценное доказательство!
— Такое доказательство ровно ничего не стоит. Они могут сказать, что конверт нами подделан. Давайте пока условимся, что письмо не существует. Что это только трюк, который должен сбить с толку Тапурукуару.
— Вы не имеете права так поступить.
— Я не имею права погубить Манагуа. По-моему, это важнее.
— Ах да, Бисли предупреждал меня относительно вашей совести. Совесть — неудобная вещь в таком климате и в такой ситуации. Вряд ли стоит изображать перед ними Дон-Кихота.
— Не будем тратить времени, мистер Этвуд. Существуют положения, в которых приходится идти ва-банк, пустив в ход самые крупные карты. Ван Оппенс забыл, что мы должны действовать согласованно. Кто знает, не наткнулся ли он на дом Манагуа и квартиру Оливейры только потому, что следил за мной?..
— У них есть и другие способы…
— Не сомневаюсь. Вы осведомлены о том, что еще собирается сделать Ван Оппенс?.
— У него был какой-то план, деталей которого я не знаю, но мне кажется, теперь он от него отказался. После этой истории с Манагуа и исчезновения Оливейры он решил изменить тактику.
— Надеюсь, он не рассчитывал, что Манагуа радостно во всем признается в присутствии майора полиции и Тапурукуары и что Оливейра обвинит полицию в убийстве Мерфи! Ну и план! Но вы знаете больше, мистер Этвуд.