Холфорд отпустил матросов к товарищам, а сам задумался над тем, как поступить далее. Две неудачи подряд поставили авторитет капитана под угрозу, и если историю с ненайденным сокровищем Ведьминого острова ему простили из-за всеобщей уверенности в том, что перед проклятием все равны, то просчет с Чернобородым был гораздо серьезнее. О двуличии и жестокости этого пирата знали все от юнги до квартирмейстера, поэтому на общее с ним дело команда пошла неохотно, позволив себя уговорить лишь после трех общих собраний. Холфорд рискнул — и проиграл. Теперь, если он хотел остаться капитаном «Нимфы», нужно было предложить братству такое дело, чтобы ни у кого не возникло сомнений в успехе. Только хорошая добыча могла его спасти, и придумать выход из положения следовало как можно скорее.
Он некоторое время сидел за столом, сверля взглядом полную бутылку рома, и думал, а потом встал и быстрым шагом вышел из каюты на палубу, где окликнул боцмана и квартирмейстера. Лица у обоих были напряженные, а по их глазам Холфорд понял, чего ждут пираты от своего капитана.
— Догоним мерзавца, — сказал он без лишних церемоний. — Поднять все паруса, курс на Окракок!
— Будет сделано, сэр! — отозвался обрадованный Барнетт и бросился исполнять приказ. Рэнсом только кивнул и улыбнулся краем рта, выражая свое одобрение.
«Гордость» была маленьким маневренным шлюпом и опережала преследователей почти на целый день, однако днище «Нимфы» не так давно очистили от морских моллюсков, которыми обрастал всякий парусник после нескольких месяцев пребывания в море, и в крутом бакштаге, под всеми парусами она шла с очень высокой скоростью.
Кроме того, Холфорд предполагал, что Чернобородый не сразу отправится в резиденцию губернатора — городок Бат в устье реки Памлико, — а остановится у одного из островков, расположенных у входа в залив Окракок. Там у пирата было нечто вроде секретного убежища, о котором знали немногие. Холфорд рассчитывал, что, если не удастся догнать «Гордость» в открытом море, рано или поздно они сумеют подстеречь предателя Тэтча там, где тот меньше всего будет ждать нападения. И тогда ему придется заплатить за свое вероломство!
Отдав необходимые распоряжения, Холфорд почувствовал, что силы иссякают, — он все же был еще достаточно слаб и не мог оставаться на ногах весь день. Но в данный момент присутствие капитана на палубе и не требовалось, поэтому он со спокойной душой удалился в свою каюту, чтобы немного отдохнуть.
Вскоре раздался стук в дверь.
— Войдите, доктор, — сказал Холфорд. — Не заперто.
— Откуда вы узнали, что это я? — спросил Гиллс, не скрывая изумления. — По звуку шагов?
— Почти что. Вы постучались очень деликатно и вместе с тем без боязни. Для любого из находящихся на борту такое сочетание просто немыслимо… за исключением разве что вашего племянника.
Гиллс склонил голову в знак того, что проницательность капитана его поразила, и попросил разрешения осмотреть пациента. Холфорд позволил доктору выполнить все несложные медицинские манипуляции, которые тот счел нужными, и через некоторое время Гиллс подытожил:
— Я доволен. Яд покидает ваше тело, капитан.
Иногда доктор, как уже успел заметить Холфорд, бывал подчеркнуто немногословен.
— И когда же он выйдет весь?
— Полагаю, дня через два, — ответил врач, поразмыслив минуту-другую. — До тех пор я бы рекомендовал вам воздерживаться от рома и от тяжелой пищи.
Холфорд недовольно скривился.
— Похоже, в этой жизни для меня совсем не осталось удовольствий. Любимая женщина далеко, деньги присвоил компаньон, команда того и гляди взбунтуется… и даже пообедать как следует я не могу. Все это так печально!
— Это лишь временные неприятности, — сказал Гиллс. — Скоро все наладится у вас, капитан, вот увидите.
— Вы так считаете? Ох, мне бы хоть толику вашей уверенности. Видите ли, я в последнее время перестал понимать людей, и это меня пугает — на капитанском посту без такого умения нечего делать. Взять, к примеру, Чернобородого. Ума не приложу, что могло заставить его сдаться…
Гиллс пожал плечами:
— Быть может, всему причиной женщина? Иной раз они вносят в дела значительную путаницу. Женщина может заставить мужчину сделать то, что ей угодно — отказаться от какого-нибудь рискованного, по ее мнению, предприятия, порвать с друзьями, которые ей не по нраву… А мужчина в свою очередь может рассказать ей секретные сведения, если она попросит…
«Да, — подумал Холфорд. — Если бы Джимми Джонсон не болтал в постели, ничего бы не случилось, потому что тайна Золотого города умерла бы вместе с ним, причем умерла навсегда — ведь никого больше не осталось в живых».
Что-то вроде неосознанной надежды шевельнулось в душе пирата. Он вдруг ощутил, что забыл о чем-то важном, о чем-то срочном… И никак не мог вспомнить, о чем. Слова, только что произнесенные доктором Гиллсом, были путеводной звездой, только Холфорд, хоть убей, не понимал, куда ведет этот путь.
Гиллс вскоре почувствовал, что капитан его не слушает, и под благовидным предлогом удалился. Холфорд еще какое-то время ломал голову над новой загадкой, которую ему подбросила собственная память, а вернее, учтивый доктор Гиллс, но так и не сумел понять, что за струну тот задел, сам того не ведая.
Следующие два дня «Нимфа» шла на северо-восток. Дозорные тщетно пытались высмотреть в море «Гордость». Два корабля, замеченных ими, оказались торговыми шлюпами и предпочли скрыться при виде подозрительного брига. В другое время Холфорд приказал бы их догнать, однако сейчас его волновал только Чернобородый.
До самого залива Окракок не было никаких новостей. Капитан «Нимфы» уже смирился с мыслью о том, что ему придется караулить своего обидчика где-то у островной гряды до тех пор, пока тот не потеряет бдительность или пока команда не взбунтуется от безделья, — и внезапно Фортуна преподнесла ему приятнейший сюрприз.
На пологом берегу одной из гаваней очередного острова лежала «Гордость». В этот раз корабль вовсе не был покинут и не казался потерпевшим бедствие, хотя и был поврежден. Разглядывая открывшееся зрелище через подзорную трубу, Холфорд понял, что шлюп Чернобородого, по всей видимости, вступил в сражение и получил большую пробоину почти у самой ватерлинии. То, что ему удалось дотянуть до безопасной гавани, где можно было заняться ремонтом, казалось чудом из чудес, хотя пираты Тэтча сейчас наверняка так не считали, поскольку заметили «Нимфу».
Суетливая беготня возле завалившейся на правый борт «Гордости» прекратилась так же быстро, как и началась: команда Тэтча готовилась защищать свои шкуры на суше. Даже если бы они смогли выйти в море на своем корабле, затевать битву в здешних водах, славившихся блуждающими песчаными отмелями, было слишком рискованно. Холфорд порадовался тому, что ремонт шлюпа только начался и люди Тэтча не успели снять с него пушки. Потом он вспомнил, что в распоряжении Чернобородого оставалось всего лишь два с небольшим десятка человек, и пришел в восхитительное расположение духа.
Меньше чем через час его пираты высадились на остров, вооруженные до зубов, и довольно быстро перебили или обезоружили почти всех матросов Тэтча. Особенно усердствовали вчерашние соратники Чернобородого, жаждавшие отомстить ему за высадку на клочке земли посреди открытого моря. Именно они в конце концов подвели пиратского капитана — избитого, с руками, связанными за спиной, — к Холфорду, который сказал, с улыбкой глядя на своего побежденного врага:
— Ты, верно, и не думал, что мы с тобой опять увидимся, Эдвард?
Тэтч сплюнул кровь на песок. Его разбитых губ почти не было видно под густой бородой, но правый глаз, а левый у него после хорошего удара заплыл и почти что превратился в щель, смотрел с вызовом.
— Давай без церемоний, — попросил он хриплым голосом. — Мы оба знаем, как полагается в таких случаях поступать. Это наше с тобой дело, так решим его по-мужски…
Холфорд сделал вид, будто очень удивлен:
— О чем это ты?
— Не будь я пират! — Тэтч оскалился. — У тебя не только руки-ноги ослабели, но и память? Наш спор полагается решать в поединке!
— С памятью моей все в порядке, — невозмутимо ответил Холфорд. — Видишь ли, ты и впрямь присвоил себе чужую собственность, но там была не только моя доля, а еще и доля моих людей…
— Мы договаривались о равных долях, но при одном условии! — перебил Тэтч, ухмыляясь. — Если команда не будет испытывать лишений или других затруднений. Припоминаешь? Мои люди заболели, им нужны были лекарства.
— Лекарства, которые в общую стоимость выкупа не вошли, — парировал Холфорд. — Не увиливай! Ты присвоил себе всю добычу и удрал, чтобы явиться к губернатору Идену и сдаться властям. Ты вор и предатель, которого надлежит либо повесить на рее, либо высадить на необитаемом острове, перед этим заклеймив. Был нарушен не только наш договор, но и кодекс чести братства…
Чернобородый расхохотался от всей души:
— Кодекс чести? Сразу видно, что ты был когда-то офицером королевского флота, Фрэнсис! О какой чести может идти речь, когда мы грабим и убиваем людей, даже не задумываясь особо о том, кто они такие? Выгода, Фрэнсис, выгода — вот и все. Не стоит усложнять себе жизнь, иначе в конце концов ты окажешься точь-в-точь, как Ричард Гринсэйл, на виселице с букетом иммортелей от любимой женщины в руке…
Гринсэйл? Любимая женщина Гинсейла!
Холфорда осенило! Так вот чего он не мог вспомнить после случайного замечания доктора Гиллса! Как он мог забыть о том, что Ричард Гринсэйл был джентльменом и очень сильно отличался этим от большинства пиратов! Перед его внутренним взором во всей красе предстала женщина, которой были известны все тайны, все секреты старого морского волка Дэвиса! Как он мог забыть о ней? Это была непростительная оплошность, однако теперь Холфорд все вспомнил и ощутил удивительный душевный подъем. У Ричарда Гринсэйла была подруга, которую он любил и от которой у него не могло быть тайн! Холфорд снова увидел перед собой