[7].
Но в этот момент у меня стало ужасно резать глаза и драть в носоглотке: все-таки не зря предупреждают, что палить из газовиков в закрытых помещениях может быть чревато и для самих стреляющих.
Я отбежал в сторону, чихая и кашляя; газовое облако достало меня, но лишь своей периферийной частью. Зато пока оно не рассеется, в каюте делать ничего нельзя.
Следующим оттуда выполз Сэйго. Я вздохнул облегченно — значит, с ним все в порядке.
Мой выстрел привлек внимание: из соседних кают стали высовываться любопытные, в основном, японские, физиономии, и не прошло и трех минут, как по трапу загремели быстрые шаги. В коридоре появились три человека в морской форме, при этом один из них был вооружен пистолетом и, надо думать, отнюдь не газовым пугачом.
— Throw down the weapon! — прорычал он, целясь в меня. Его глаза, и без того узкие от рождения, превратились в смотровые щели танка.
А если я вообще ничего не понимаю по-английски? Японец, видимо, не мог представить себе, что кто-то, пустившись в международное путешествие, может не знать языка международного общения. Но я сразу все понял и уронил газовик на палубу.
— Hands up! — продолжал проверять мои языковые познания человек с пистолетом.
Я поднял руки вверх.
— Face to the wall!
— I don't understand[8], — решил я включиться в диалог, хотя бы потому что действительно не мог вспомнить, что означает слово «wall». «Потолок», вроде бы…
Но тут двое сопровождающих весьма резко и грубо завернули мне руки за спину. Вооруженный быстро похлопал меня по бокам и что-то сказал своим помощникам. Я почувствовал, что меня отпустили.
— Ит из э гэз ган, — решив, что пора смягчать ситуацию и дальше, произнес я, показывая на валяющийся «вальтер». Похоже, японцы поняли, что я имел в виду, потому что двое из них несколько раз чихнули. С трудом составив еще несколько английских фраз, я попытался объяснить сущность происшедшего.
Тут подошли еще двое, тоже в форме, причем у одного, приземистого и широкого, с громадными лапами, напомнившего мне краба, китель был увешан немалым количеством регалий. Как оказалось, тревога дошла до самого капитана, который пришел разобраться с инцидентом лично.
А спустя полчаса я и Такэути, с красными глазами, опухший, всклокоченный, сидели в капитанской каюте и имели с «первым после бога» беседу. Впрочем, я больше молчал, и лишь иногда отвечал на вопросы, разумеется, через Сэйго.
Капитан Симицу данной ему властью успел арестовать обоих типов, нападавших на моего компаньона. Возможно, он арестовал бы и нас с Сэйго, но пушка у меня действительно оказалась газовой и вполне законной, зато у тех двоих обнаружилось, как я понял, что-то неладное в документах. К моим свидетельским показаниям Симицу отнесся совершенно без эмоций, зато своему соотечественнику он явно сочувствовал. Пообещав нам, что свяжется с полицией Хоккайдо и уже та возьмется за нас вплотную, капитан конфисковал у меня «вальтер» и заявил, что если по нашей вине произойдет еще какой-нибудь инцидент, у него найдется для нас неотапливаемое помещение в трюме. Вернее, в первую очередь, для меня.
Ну о-очень обаятельный человек!
— Я нахожусь в некотором затруднении, — церемонно и задумчиво начал Сэйго, когда мы вернулись в нашу каюту. — Конечно, нельзя не признать, что ты сполна вернул мне свой долг, но, поверь, когда взорвался газовый заряд, мне подумалось, что эти кретины решили применить против меня новое секретное оружие. Я чуть не задохнулся.
Хотя Такэути был не в духе, я вовсе не собирался откладывать в долгий ящик решение ряда определенных вопросов. Но Сэйго опередил, рассказав, что произошло. Он, по его словам, лежал, отдыхая (не иначе, маясь от очередного приступа морской болезни), когда открылась дверь и тут же с треском захлопнулась. Он был уверен, что это вернулся я, хвативший где-то спиртного, однако на него тут же накинулись два незнакомца. Сэйго умудрился извернуться, но борьба на полу быстро закончилась для него полным поражением. И если бы я пришел чуть позже…
— Скорее всего, они ждали, когда я покину каюту, чтобы разделаться со мной на палубе, но никак не могли дождаться. — продолжал рассуждать Сэйго. — А так, я думаю, они выкинули бы меня в иллюминатор. Наверное, друзья Мотоямы и Токиды решили не тянуть до моего возвращения в Саппоро. Списали бы за борт, и дело с концом.
— Повезло, что дверь изнутри невозможно запереть, — сказал я.
— Еще больше повезло, что они не сразу решили навестить меня, как только ты ушел… Тебя же не было несколько часов. Ты нигде не видел их?
— Боюсь, что мне сложно их опознать, нехарактерные у них рожи… Интересно, а капитан мог проверить их на предмет татуировок?
— Ты что думаешь, он враг самому себе? Он еще жить хочет, потому что влезть в дела якудза, даже косвенно — значит подписать себе смертный приговор… Как я уже себе подписал.
Мне подумалось, что и я могу сделать относительно себя столь же обнадеживающее заявление.
— А теперь послушай, Сергей, — начал я. — Знаешь, кого я сейчас встретил?
— Кого?
— Лену Кирюшину из центра «Сибирь-Хоккайдо». Помнишь такую?
— Конечно. Ты ее во многом подозреваешь, кстати. Вообще, любопытная информация. Она тоже едет в Саппоро?
— Если я верно понял ее намек, то в Токио… Не в том дело. Ты же помнишь, из-за чего я начал ее подозревать?
— Кажется, ты что-то говорил о том, что она влезла в доверие к твоей жене, и та наболтала ей много лишнего?
— Не совсем так, но нечто подобное происходило… Когда она тебе рассказала о моем омамори?
— Так… — нимало не смутившись, начал вспоминать Сэйго. — Меня вызвали в Новосибирск в первых числах мая. Десятого я уже был здесь, как раз после того, как произошла у вас в «Коршуне» первая реорганизация, но до того, как было образовано СП…
— Это я помню…
— Мы с тобой были знакомы еще не слишком хорошо, я в основном общался с работниками центра «Сибирь-Хоккайдо»… Я уж не помню, какого числа точно, но про Дзётиина я услышал именно от Кирюшиной во время беседы в «Японском доме».
— Кто-нибудь мог слышать этот разговор?
— Запросто. Сам Годзи Токида находился тогда рядом, ваш Сорокин тут же сидел… Мотоямы не было. Кидзуми не было. Впрочем, они могли узнать об этом от Токиды… Но лично я думаю, что Кэнро обо всем узнал уже после того, как ты приносил омамори в гостиницу «Сибирь». А потом решил проявить любопытство. Текст он ведь явно прочел без ведома Мотоямы. Может быть, Кидзуми работает на кого-то в правительстве двояко: как агент по борьбе с организованной преступностью, и как верный самурай своего господина, интересы которого во многом не изменились аж с семнадцатого века.
— А почему Токиду все это настолько заинтересовало? Или его интересы тоже тянутся из далекого прошлого?
— А почему бы нет? Они с Мотоямой запросто все обсудили и обговорили. К тебе первый раз залезли сразу же после презентации?..
— Да, как раз в ту ночь…
— Трех недель с того момента им могло хватить с лихвой, чтобы все подготовить.
— Тогда получается, что и Токида, и Мотояма, и Кидзуми приехали в Новосибирск, ничего не зная ни обо мне, ни об этом омамори…
— Конечно. А ты разве считал иначе?
Я опять вспомнил Панайотова. Может быть, действительно, господа якудза преследовали совершенно иные цели, устраивая всю эту клоунаду с реорганизацией сорокинской фирмы? А ты, дорогой Андрей Николаевич, вообразил, будто являешься настолько большой шишкой, что ради тебя в Новосибирск понаехала толпа иностранцев, дабы с помощью сложнейшей интриги выманить у тебя текст, который в конечном итоге даже не содержал никакой конкретной информации… Если бы кому-нибудь понадобился твой талисман, его бы давно у тебя украли без пыли и шума, так, что ты и не заметил бы ничего, причем ни Годзи, ни Акира сами даже не подумали бы отрывать свои задницы от насиженных мест в Саппоро.
— Выходит, они, затеяв какую-то производственную аферу, наткнулись на следы Дзётиина совершенно случайно?
— Это вполне логичное объяснение. Именно поэтому получилось столько несуразных ситуаций, которые, вообще-то, совсем не в духе наших мафиози… Но они не приняли во внимание твой характер. Черт возьми, я теперь больше чем уверен, что в тебе есть японская кровь!
Я пожал плечами.
— И получается, что Лена действительно ни при чем? Или почти ни при чем?
— Может быть, и так, — сказал Сэйго.
— Сергей, ты можешь ответить мне еще на один вопрос?
— Я слушаю.
— Ты кто?
— Что это значит?
— Мы с тобой договорились, что не будем врать друг другу. Потому я прошу тебя сказать честно: на кого на самом деле ты работаешь?
— Исключительно на себя. На свой карман.
— Допустим… Тебе известно русское слово «крутой», как его сейчас используют в сленговой речи?
— Конечно.
— Не слишком ли ты крут для простого инженера?
— Я несколько лет прослужил в одном из отрядов сил самообороны, — сказал Сэйго. — Нас там многому учили, вплоть до умения управлять вертолетом. Традиционная энерготерапия, каратэ, само собой. Сначала даже хотел сделать там карьеру, но… Не сложилось. Я вообще невезучий, Андрей. Учился долго, метался от филологии к инжинирингу и обратно. Ни на одной работе не задерживался подолгу, а у нас подобное не принято. Японское общество не любит неудачников… — Сэйго закурил сигарету. — Когда я пришел в побратимскую организацию, то надеялся, что нашел наконец-то подходящую для меня работу. Поездки, общение с иностранцами… Но это в конечном итоге оказалась не работа, а хобби. Тем более, что сейчас у нас в стране непростая экономическая ситуация, и многие организации, подобные нашей, держатся на чистом энтузиазме. Это хорошо для тех, кто богат, а мне пришлось искать еще и занятие, которое дает возможность нормально жить. У меня все-таки двое вот таких… — Такэути показал. — И жена… Словом, проблемы у нее со здоровьем. Нужны деньги. Много денег. А я связался с фирмой «Токида» и, видишь, что из этого вышло. Если наша с тобой затея кончится неудачей, мне придется браться за новую… И так, пока что-то не посветит.