— Ни в коем случае. Хотя бы потому, что тогда нам придется объединяться и с бандитами.
— А это еще почему?
— Потому что, — Сэйго поднял указательный палец вверх, — у них тоже есть какой-то монопольный секрет, не известный ни нам, ни хатамото.
— То есть?
— Место, где затонул остров. Может быть, они там уже развернули водолазные работы.
— Даже так?
— Но я могу и ошибаться…
— «Тодзимэ» как бы вернулось, Сергей. И я почти уверен, что это нечто такое, с чем должен ассоциироваться остров… А вдруг этот остров тоже вернулся? Всплыл?
— Перефразируя кого-то из физиков, можно сказать, что эта идея достаточно безумна, а потому вполне может оказаться истиной. Что же теперь делать?
— Надо вернуться к нашему документу. Это, скорее всего, расшифровка знаков с тела дочери Танаэмона. Вдруг мы что-то пропустили?.. Подумаем снова. Потом ты продолжай искать «Тодзимэ».
— Замечательно. А ты будешь продолжать наслаждаться ночной жизнью?
— Нет. Я буду искать остров и, кажется, я знаю, кто мне в этом поможет.
Глава X
— «Нарисовал на тодзимэ линию от вершины левой возвышенности до центра живота и от ее середины отсчитал половину длины лезвия кусунгобу на заходящее солнце».
Сэйго в очередной раз прочел вслух текст по-японски и по-русски, а потом отшвырнул листок.
— Я ничего не понимаю. Пусть «Тодзимэ» — это действительно второе название того острова, что мог всплыть в начале тридцатых. Ладно, я согласен, что пират изрисовал тело своей дочки всякими точками и линиями. Пусть самурай Тамоцу и сумел их расшифровать. Но что значит «половина длины лезвия кусунгобу на заходящее солнце»?
— Это значит «на запад».
— Согласен. Длина клинка ритуального кинжала — двадцать пять сантиметров. Половина — двенадцать и пять десятых. Что за расстояние? Каков масштаб?
— Была, вероятно, карта, составленная самим Дзётиином, с указанием сторон света. Вот если бы она сохранилась вместе с текстом!
Мы сидели на крошечной терраске у Сэйго дома, куда он меня наконец пригласил, курили как два паровоза и вот уже битый час напрягали извилины над проклятым письмом. Да, пра-пра-пра… много раз прадедушка Дзётиин, и задал же ты задачку наследнику… Который, конечно, на золото и жемчужину-монстра вряд ли имеет какие-то права… Но!
Но премия! Сумма спрятанного сокровища — тридцать тысяч золотых рё. Сегодня это почти миллиард иен, то есть, больше, чем десять миллионов долларов! Плюс «Капля Солнца», которая вообще не имеет цены, вернее, рыночной стоимости. А цена у подобной вещицы весом в 15 моммэ или в двести восемьдесят каратов[11], если определять стоимость по методу 17 века, практиковавшемуся в Англии, не знавшей тогда инфляции, для алмазов и жемчуга (квадрат массы драгоценного материала в каратах), то получается около восьмидесяти тысяч фунтов стерлингов. Это для 17 века. А сколько будет сегодня? И это при совершенной уникальности жемчужины? Те же десять миллионов, решил Сэйго. Может быть, двадцать… Или тридцать?
Ну-ка, сказал я, а сколько выплатит нам на двоих японское правительство, когда мы заявим о своих правах на клад?
По японским законам, нашедший получает половину стоимости сокровища, другая же половина достается землевладельцу. Землевладельцем, скорее всего, окажется губерния Хоккайдо, администрацию которой все равно придется ставить в известность. Придется также сдать драгоценности властям, иначе тело кладоискателя, если он, конечно, не является родственником ямагути-гуми[12] или министра внутренних дел, могут обнаружить в заливе Исикару. Но тогда, сказал Сэйго, дело может повернуться так, что власти заявят, будто имеет место случайная находка: тогда нашедшему может быть выплачено за счет обнаружившегося владельца от пяти до двадцати процентов ее стоимости. Придется еще ой как много общаться с юристами. Но не надо жадничать. Сэйго сказал, что все это он возьмет на себя (тем более, что с иностранцем, который ищет клады на родных островах, власти особенно церемониться не будут), и будь он проклят, если мы не получим до конца этого года от японского правительства по меньшей мере по миллиону долларов на каждого!
Пиратский клад… Сразу возникают в памяти мрачные корсары и флибустьеры на королевской службе, грабящие суда враждебных держав, да свирепые «отморозки», как бы их назвали сейчас, плавающие под «веселым Роджером». Карибское море. Ямайка и Тортуга. Генри Морган. «Как Копли Бэнкс прикончил капитана Шарки». Одноногий Джон Сильвер… Дальше — уже персонажи из оперетт и комиксов. Но нет в этом ряду представителей Юго-Восточной Азии (за исключением разве что современных, вроде мадам Вонг), бравших корабли на абордаж у берегов Японии, Китая и Кореи — не доходили как-то подобные вещи до сознания европейцев, к коим вполне справедливо причисляют себя и россияне. А Японское море — вот оно, под самым нашим боком, тогда как острова Вест-Индии — на почти диаметрально противоположной стороне планеты.
… Сэйго положил на столик бумагу и фломастер.
— Есть вот какое предложение, — заговорил он. Сигарета запрыгала в его зубах, и пепел посыпался на белый листок. — Рисуй абстрактную фигуру — замкнутую кривую линию.
Я изобразил, сам того не желая, нечто напоминающее холерный вибрион.
— Замечательно. Теперь рисуй компас. Тоже сориентируй его как попало.
Я нарисовал две перекрещенные прямые линии и отметил стороны света.
— Но на этом, по-моему, все, — скептически заметил я.
— Конечно. Теперь будем думать дальше. Этот рисунок поможет направить наши мысли в нужном направлении. Значит, как ты уже решил, с помощью своей новой знакомой ты узнаешь об островах, которые могли подняться на поверхность моря?
— По крайней мере, я надеюсь, что это так. Если остров один, и его появление совпадет с тем моментом, что мы вычислили, вопросов будет меньше.
— А если поднялась целая гряда?
— Давай пока не будем об этом. Тем более, что у нас все равно останется по меньшей мере один вопрос, и к тому же решающий.
— Масштаб и карта?
— Именно так, Сергей.
Около пяти вечера я приехал в Саппоро. Поскольку у меня имелся путеводитель для иностранцев (читай — для англо-американцев, французов, немцев и испанцев), то было не так уж сложно ориентироваться в столице губернии Хоккайдо. Во всяком случае, сквер Маруяма я нашел скоро и, в ожидании Юмико, стал прогуливаться вокруг бронзового Будды, с усмешкой поглядывавшего на прохожих… Надо мной он, наверное, посмеивался особенно ехидно — ишь, потомок самураев, в натуре, выискался…
В голову лезли мысли о бандитах. Я был уверен в том, что якудза вряд ли оставили нас с «Серегой» в покое, и что сейчас «джентльмены удачи» просто перешли к тактике пассивного выжидания — что эти два лоха, русский и японский, предпримут дальше? Видимо, когда на «Рэттоо-мару» я пришел Сэйго на помощь, незадачливые душители доложили, что Такэути возвращается не один, а в сопровождении компаньона, причем, выяснилось, что того самого, у которого удалось выцыганить древний документ, и господам бандитам стало ужасно интересно — а вдруг эти двое приведут их прямиком к пиратскому кладу?..
— Коннити-ва, Маскаев-сан! — услышал я вдруг.
— Коннити-ва, Юмико-тян[13]! — ответил я.
Юмико даже покраснела, видимо, ей понравилось такое обращение. Сегодня она облачилась в узкий брючный костюмчик и немного поработала над лицом, чтобы, наверное, выглядеть более по-европейски. Впрочем, Юмико нравилась мне в любом виде.
Думаю, нет большого смысла описывать, как мы бродили по дорожкам сквера и завернули потом в кафе, болтая на жуткой смеси двух языков и не всегда правильно понимая друг друга, что нас обоих здорово веселило. С этой японкой было очень приятно и легко общаться, к тому же, я довольно скоро понял, что пришла она на встречу с той же целью, что и я. Но когда я деликатно поинтересовался, как насчет того, чтобы провести со мной ночь в Исияме, Юмико удивилась:
— Нет смысл. Я работать здесь рано утром. Долго ехать.
— Значит, Юмико приглашает меня в гости?
— Нет, зачем? Дом не великий, родители, брат, две сестра.
Опять начались загадки.
— Ты гость, не знать, куда женщина пригласить. Да?
— Да. — Я развел руками.
Юмико засмеялась.
— Пойдем.
Так я познакомился еще с одним японским изобретением — заведением под названием «рабу-хотеру», что являлось искаженным английским «love hotel»… Замечательная, конечно, вещь, если у тебя есть подруга, которую некуда привести. У нас в таких случаях, как поется в известной песне, «остается подвал». Правда, если бы кто и рискнул организовать подобное «хотеру» для всех желающих, а не только «для своих», то из этого наверняка вышел бы жуткий бардак в полном смысле слова. С драками, пьяными рожами и полной антисанитарией. И, разумеется, с уголовщиной. Здесь же все было чинно и благородно. Платишь денежки (по местным меркам не столь уж большие) и получаешь тесный, но уютный двухместный номер на короткий срок. Звукоизоляция в нем, как, наверное, и во многих других японских домах, была еще та, но мне это не мешало. К тому же, Юмико оказалась настолько замечательной партнершей по этому делу, что лучшего я просто и ожидать не мог. То ли это талант, то ли просто у них национальная черта такая — любой процесс возводить в степень искусства — не знаю. Во всяком случае, я мог теперь убедиться в правоте Ленкиных слов относительно того, что секс в Азии не считается делом греховным. По-моему, многие из моих соотечественников чувствуют нечто похожее на угрызения совести, когда ложатся в постель с новым партнером. А сейчас, с Юмико, я не ощущал ничего подобного; просто было очень хорошо и приятно. Думаю, не ошибусь, если скажу, что и она получила массу удовольствия.
Но не надо думать, что я позабыл, зачем собственно приехал в Японию. Когда наутро мы встретились с Такэути, я его слегка огорошил: