– Можно в доме убитого, – предложил старшина. – Он один жил, никто не помешает, а ключи у соседа имеются.
– Ну что ж, заодно и осмотримся на месте. Личность убитого и все такое, – решил следователь.
– С Максимом Николаевичем мы в начале лета познакомились, они как раз эту дачу купили. Я занимался с ним музыкой. Очень талантливый был молодой человек. Очень. Он, можно сказать, был моим учеником, я, как мог, помогал развивать его неожиданно открывшийся талант. У нас были планы… – промокая большим клетчатым платком глаза, рассказывал Павел Иванович, сидя напротив следователя.
– Значит, убитого вы знали хорошо?
– Думаю, да.
– Скажите, у Дмитриева были враги?
– Нет, откуда? Он жил очень тихо, занимался музыкой, компании у него не собирались, да и какие тут компании? Пенсионеры одни. Родители его навещали, иногда девушка, Оля.
– Это та, на которую напали, я докладывал, – поспешил с пояснением старшина.
– Так, вот вы говорите, что врагов у него не было, а на девушку напали? – тут же ухватился за сообщение старшины следователь.
– Так милиция установила, что это хулиганы, – взглянул на старшину Павел Иванович.
Старшина вспотел под ушанкой и пожалел, что влез в разговор.
– Так точно. Но по свидетельству убитого Дмитриева, еще осенью к нему уже пытались залезть в дом, ничего не взяли, только вот следы оставались. Он и не заявлял, а когда напали на потерпевшую Федорову, тоже ничего не взяли, видимо, девица их спугнула.
– Видимо да кажется… Хулиганов нашли?
– Никак нет.
– Все материалы по этим эпизодам передать в распоряжение следствия, – строго распорядился Михаил Тимофеевич. – Итак, гражданин Сидельников, вам известно, куда именно вчера вечером направлялся убитый?
– Нет. Может, просто прогуляться вышел. Мы виделись днем, занимались, обедали вместе, но о своих планах на вечер он ничего мне не говорил, – горько вздохнул Павел Иванович и по-стариковски шумно высморкался.
– Как же теперь родителям сообщить? А невесте? Она же только из больницы выписываться собирается, а тут новый удар.
– Да, очень жаль парня, – согласился Михаил Тимофеевич. – И все же, как я понимаю, денег и ценных вещей при себе у убитого не было, значит, версия ограбления отменяется. Но кто-то же ударил Дмитриева топором по шее, значит, у него все же были враги, и раз вы так близко общались с убитым, то должны были знать, что происходит в его жизни. Вы что-то недоговариваете, гражданин Сидельников, – с похвальной проницательностью заметил следователь.
Павел Иванович завздыхал, завозился, пряча глаза и собираясь с мыслями.
– В общем, это очень сложно объяснить… Мне бы не хотелось… В общем, фактов никаких нет, это только домыслы, и, скорее всего, это неправда…
– Гражданин, пожалуйста, поближе к делу, – поторопил свидетеля следователь.
– Да, да. Я стараюсь. Просто не чужие люди, такая известная фамилия… – бормотал Павел Иванович, собираясь с силами. – В общем, Максим думал, что… Точнее, так. У него имелся камертон, вот примерно такого размера, старинный, из чистого золота, и Максим считал, что неизвестный вор охотится за камертоном.
– Золотой камертон? Очень интересно, продолжайте.
– Да. Так вот, есть основания полагать, что некогда он принадлежал самому Чайковскому. Композитору Петру Ильичу Чайковскому, – на всякий случай пояснил Павел Иванович.
– Ясно. Дальше.
– Этот камертон некогда принадлежал бывшему владельцу этой дачи, композитору Щеголеву. Может, вы такого помните? Затем его вдова вышла замуж за композитора Гудковского, тоже очень известного. Так вот их обоих отравили. В обоих случаях отравители найдены не были, но Максим нашел здесь, на даче, старые письма, из которых следует, что Гудковский отравил Щеголева из-за этого самого камертона и женился на его вдове. А потом кто-то отравил самого Гудковского, кто, неизвестно.
– Вот история, ты подумай! Чисто детектив! – хлопнул себя по ляжке впечатлительный старшина Точилин.
– Да, да. Сущая дикость. Так вот, Максим стал опасаться, что тот самый отравитель узнал, что камертон теперь принадлежит Максиму, и стал охотиться за ним.
– Что же, это понятно. А дальше?
– Дальше он долго пытался вычислить злоумышленника и в итоге решил, что это дело рук…
– Павел Иванович?
– Ох, вы, наверное, не помните, но есть такой в недавнем времени очень известный пианист, Семен Альт, они с супругой проживают здесь, в поселке. Оба давно на пенсии, когда-то были дружны с семейством Щеголевых, знакомы с Анатолием Гудковским. Так вот, Максим по некоторым причинам подозревал в отравлении Гудковского и нападении на Олю именно их. Хотя, на мой взгляд, эта версия не имела фактических подтверждений.
– Любопытно. Будьте любезны рассказать все подробности, – потребовал Михаил Тимофеевич.
– Да, фактов маловато, – протянул задумчиво Михаил Тимофеевич. – Но, однако же, молодого человека кто-то убил, и начинать с чего-то надо, а тут такая зацепка. Кстати, а где сейчас этот камертон?
– Понятия не имею. Может, в комнате, в ящике стола, а может, он был с Максимом, когда… ну, в общем, вчера вечером, – дрожащим голосом предположил Павел Иванович.
– Надо обыскать дом. Как этот камертон выглядит?
– Ну, такая вилочка, с двумя зубцами. Камертоны используют для настройки инструмента…
– Да, да. Спасибо, – прервал его Михаил Тимофеевич. – Аксенов, на теле что-то подобное было?
– Нет.
– Надо осмотреть дом. Золотая вилка. Ищем.
– Что вы делали вчера вечером с шести часов и до трех часов ночи? – постукивая карандашом по блокноту, сурово поинтересовался Михаил Тимофеевич. Супруги Альты ему не нравились. Точнее, ему не нравилась Анна Ивановна, высокомерная, раздражительная старуха, которая определенно верховодила своим маленьким, хрупким мужем.
– Я не понимаю, почему должна отчитываться перед вами. Нас что, в чем-то подозревают?
– Нет. Просто идет обычная проверка. Убит человек, мы опрашиваем всех жителей поселка, – примирительно проговорил Михаил Тимофеевич, давить раньше времени на эту парочку он не собирался. – Вы ведь знали убитого молодого человека?
– Разумеется. У нас небольшой поселок, мы знаем практически всех соседей.
– А мне говорили, что убитый был дружен с вашей внучкой и даже ухаживал за ней. Да и у вас в гостях бывал.
– Бывал, что же здесь такого? Со Светланой они действительно знакомы, хотя я бы не назвала это ухаживаниями.
– Понятно. Так что же вы делали вчера вечером?
– Поужинали около половины седьмого, потом отдыхали, я читала, а муж дремал рядом на диване. В девять вечера посмотрели программу «Время», потом серию «Вечного зова» и пошли спать. А что нам еще делать среди ночи? Мы пенсионеры, а не бандиты с большой дороги.
– Ну, не стоит так, – миролюбиво протянул следователь, довольный в душе ее выходкой. – Скажите, убитый Дмитриев вчера к вам заходил?
– Нет.
– А вам известно, куда он мог направляться в столь позднее время?
– Понятия не имею, – поджала сердито губы Анна Ивановна.
– Может, вы слышали что-то подозрительное вчера вечером или видели кого-то возле вашего дома? Ведь Дмитриев был убит, можно сказать, в нескольких шагах от ваших окон.
– Не стоит преувеличивать. Он был убит на углу улицы, через три дома от нас. К тому же вечером мы задергиваем плотно занавески и не имеем плебейской привычки таращиться в окна. И вообще, молодой человек, вы имеете представление, с кем говорите? Мой муж – заслуженный деятель искусств, народный артист, лауреат государственных премий! – указывая рукой на скромно сидящего в сторонке Семена Михайловича, гордо перечисляла Анна Ивановна. – А вы обращаетесь с нами как с какими-то рецидивистами.
– Не стоит преувеличивать, как я уже объяснял, мы проводим общую проверку.
– Не смешите меня! В чем вы нас подозреваете, в убийстве? – прищурив глаза, продолжала допрос следователя Анна Ивановна. – Взгляните на нас, мы немощные старики.
– Повторюсь, вас никто ни в чем не подозревает. А что касается немощи, то такой удар мог нанести кто угодно. Даже пенсионер.
– Да вы взгляните на руки Семена Михайловича! Он не то что топор, он тяпку в своих руках никогда не держал, – продемонстрировала присутствующим тонкую, как у женщины, руку супруга Анна Ивановна.
– Анечка, стоит ли? – вяло поинтересовался Семен Михайлович.
– Стоит, Сема, – твердо заявила Анна Ивановна. – Мой муж – честнейший, интеллигентнейший человек, за всю свою жизнь копейки чужой не взял, не сказал никому грубого слова. А вы подозреваете его в убийстве?
– В десятый раз повторяю, никто и ни в чем его не подозревает. И вообще, что вы мне все про супруга рассказываете? – не сдержался Михаил Тимофеевич. – Удар могла нанести и женщина, – добавил следователь, глядя на крепкую, высокую фигуру Анны Ивановны, и тут же подумал, что эта старушенция запросто могла бы тяпнуть топором по голове, и сил бы хватило, и решительности.
– На меня намекаете? Ну знаете ли, милостивые товарищи, я это так не оставлю. Фамилия Альтов еще достаточно весома, я обращусь к вашему руководству, в прессу, я напишу жалобу прокурору!
– Это ваше право, – примирительно заметил Михайл Тимофеевич. – А кстати, крыс вы чем травите?
– Что? Крыс? Каких крыс?
– Обычных. У вас в доме крысы бывают?
– Бред какой-то, – растерянно пожала плечами Анна Ивановна. – У нас их уже лет десять не было.
– Очень хорошо.
Дело об убийстве в дачном поселке приняло громкий оборот, даже в газете «Вечерний Ленинград» появилась небольшая заметка о трагической гибели молодого, подающего большие надежды композитора Максима Дмитриева. Дело было взято на контроль партийными органами, на подмогу областным следователям прислали лучшую следственную бригаду из Ленинграда. Но несмотря на все усилия сотрудников уголовного розыска, убийца так и не был найден.
Максима похоронили на Волковском кладбище, на похоронах были Оля с Сашкой, Павел Иванович, институтские друзья и бывшие коллеги Максима по научному институту.