– Извольте, – почти нормальным голосом согласился Виталий Маркович. – Сегодня утром ко мне в офис ворвался ваш молодой человек, обвинил меня в убийстве Павла Ившина! Совершенно необоснованно! И стал грозить арестом. А я, между прочим, никакого отношения к убийству не имею и сам собирался к вам! Вот, пожалуйста, смотрите! – Виталий Маркович достал из плоского портфеля, который во время баталии держал крепко зажатым под мышкой, несколько папочек с бумагами.
– Что это?
– Это контракты с музыкантами. Все закрыты. По всем произведен расчет, вот это расписки о том, что никто из них никаких претензий ко мне не имеет, я чист! У меня не было мотивов убивать Ившина. К тому же с ним я рассчитался полностью, еще до того, как его убили! Виталий Наумкин – честный, порядочный человек и бизнесмен! – гордо вздернув подбородок, несколько пафосно сообщил Виталий Маркович.
– Любопытно, – пролистывая бумаги, отметил капитан. – Виталий Маркович, не для протокола, как вам это удалось?
Наумкин посмотрел на капитана с сомнением, потом горько вздохнул и объяснил:
– Я продал квартиру, чтобы рассчитаться со всеми долгами.
– Где же вы теперь будете жить? – с сочувствием спросил капитан.
– У жены. Мы с Кристиной расписались, – сообщил с кислой улыбкой Виталий Маркович. – В принципе, это даже к лучшему. Я старею, жизнь моя неустроена. Суета. А настоящего дома, тепла, уюта как-то не сложилось. А Кристина, она баба красивая, умная, не смотрите, что на дуру похожа. Пропасть мне не даст. В общем, все к лучшему, и долги эти тоже… надоело выкручиваться, хитрить, скандалить. А то, не поверите, целыми днями то корвалол, то валерьянка. Извелся совсем, – изливал душу капитану Виталий Маркович.
По всему выходило, что Наумкина из числа подозреваемых надо вычеркивать.
Наумкина вычеркивать и Баскина вычеркивать, а кого оставлять, тер в отчаянии виски Александр Юрьевич. Полковник сегодня утром ясно дал понять, что тянуть с делом дальше нельзя. Послезавтра на телевидении будет передача с известной петербургской журналисткой Викой Клест, посвященная памяти Павла Ившина, на которую начальство командировало полковника. Личность совершенно не медийную, не публичную, не фото– и телегеничную, к тому же косноязычную, зажатую и исполненную яростного отчаяния. Перспектива показаться всему городу нисколько не радовала полковника. Она угнетала его, лишала сна и покоя, нервировала, а точнее, бесила. Он жутко боялся предстоящего эфира. Боялся опозориться. Ляпнуть что-то не то, показаться смешным. И видел лишь один способ выкрутиться из сложившихся обстоятельств, не упасть в грязь лицом, не опозориться – назвать в прямом эфире имя убийцы.
– Короче, Гончаров. Как хочешь, а убийцу мне к четвергу найди, а нет, так уж не взыщи, в прямом эфире тебя на весь город опозорю, так вот четко и ясно всем сообщу. Мол, есть такой капитан Гончаров Александр Юрьевич, который до сих пор убийство всеми любимого гения не раскрыл, и еще и фото твое представлю. Пусть журналюги тебя дальше треплют, как Тузик грелку, а с меня хватит! – промокая лоб, пригрозил полковник, на этот раз безо всяких шуток.
Полковник не шутил, ему, как и всякому нормальному человеку, не хотелось тонуть в одиночестве. В компании как-то веселее. А потому полковник потел от волнения у себя в кабинете, а капитан Гончаров потел у себя. А точнее, просто злился.
Глава 21
Сентябрь 2019 года. Санкт-Петербург
Да что ж за напасть такая с этим делом? Еще утром было трое подозреваемых, и опять по нулям, баба эта в шляпе не в счет, ее еще найти надо.
– Да? – рявкнул капитан, снимая трубку зазвонившего телефона.
– Александр Юрьевич, тут к вам женщина по делу Ившина. Говорит, его жена.
– Жена? Эме Ившина? – припомнил необычное имя капитан.
– Нет, Сладкова Александра Леонидовна, – доложил дежурный.
– Очень интересно. Проводи, – кровожадным голосом приказал капитан. Еще одна жена? Однако дело снова становится интересным.
Гражданка Сладкова Александра своим видом капитана поразила. Вытертые джинсы, ботинки на грубой подошве, короткий топик, из-под него торчит круглый упругий животик. Беременная, что ли? Сверху на топик накинута какая-то лохматая короткая шубейка, которая выглядела так, словно ее из папахи чабана перешили. У госпожи Сладковой был острый носик, пухлые губки, а волосы на макушке в высокий пучок закручены, который торчал, как черешок у тыковки.
– Здрасте, вы капитан Горшков Александр Юрьевич?
– Совершенно верно, а вы?
– Александра Сладкова, жена Павла Ившина. Пока что неофициальная, точнее, теперь уже просто неофициальная. Мы с Павлом ждали развода, чтобы пожениться, адвокаты очень спешили, потому что я беременна, Павел мечтал о ребенке, хотел, чтобы он родился в браке. Очень спешил, – энергично строчила Александра Леонидовна, удобно устроившись на стуле возле капитанского стола и бросив небрежно на пол пеструю мешковатую сумку.
– Очень интересно. Прошу простить мою бестактность, но почему мне о вас до сих пор не было известно, где вы были все это время с момента убийства Павла Ившина? И почему никто мне о вас не рассказал?
– Я была в Барселоне. У меня был жесткий контракт, никак не могла вылететь, пришлось доиграть все концерты. Я пианистка. Павел не был мне мужем или родственником, и вылет на его похороны стоил бы мне по контракту огромных финансовых потерь. К тому же я беременна, после известия о смерти Павла мне стало плохо, дополнительные нагрузки в виде перелета в такой ситуации были ни к чему. Если бы Павел был при смерти или тяжело болен, тогда понятно, я бы бросила все и прилетела, а так? Он был уже мертв, исправить ничего нельзя, – деловито пояснила госпожа Сладкова.
– Логично, – сухо согласился Александр Юрьевич. – А что вас заставило приехать сейчас, ведь Ившина уже похоронили?
– Странный вопрос. Павла убили, и я решила, что мой долг помочь следствию.
Где ж вы раньше были, снова захотелось спросить Александру Юрьевичу, но он решил это вопрос опустить, поскольку на него и так уже ответили.
– Вы желаете мне сообщить что-то конкретное о смерти Павла Владимировича?
– Конкретно нет, но я подумала, что у вас могут возникнуть вопросы ко мне, – достав из баула бутылку минералки и сделав несколько глотков, проговорила госпожа Сладкова.
– Расскажите мне о ваших отношения с Ившиным, начиная со знакомства, – попросил Александр Юрьевич.
– Мы встретились впервые чуть больше года назад на фестивале в Иерусалиме. Павел был председателем жюри, я участницей. Нас познакомил мой учитель Дмитрий Георгиевич, они были с Павлом старыми приятелями. Потом я победила в конкурсе, а Павел познакомил меня с очень хорошим немецким импресарио, помог получить контракт. А спустя несколько месяцев мы снова встретились с ним в Мюнхене. А затем в Лондоне. Там он мне впервые назначил свидание, а потом мы с ним, никому не сказав ни слова, улетели на несколько дней в Испанию. Ну а затем я переехала в Нью-Йорк. Мы стали чаще видеться, чувства к жене у него к тому времени совсем остыли, потом я забеременела, и мы решили пожениться.
– Сколько же вам лет? – поинтересовался капитан, разглядывая сидящую перед собой женщину.
– Двадцать пять. Что, считаете, слишком большая разница в возрасте? – усмехнулась Александра. – По нашим временам совершенно незначительная.
– По нашим временам – да, – согласился капитан. Ему импонировало, что девица держится просто, не жеманничает, не строит из себя наивную простушку, этакое чистое влюбленное создание.
– А что же вы будете делать теперь, одна, с ребенком, без денег?
– Ну, во-первых, я не нищая, у меня имеется долгосрочный контракт, я хорошая пианистка, а во-вторых, Павел, когда подавал на развод, заодно изменил завещание. Так что голодная смерть мне не грозит. И – нет, он не думал, что умрет в скором времени, ничего такого, он строил далеко идущие планы на жизнь, просто у него хорошие юристы, они отрабатывают свой гонорар, следя, чтобы его дела были всегда в порядке.
– Кто знал о ваших отношениях с Ившиным?
– Мало кто. Мы их не афишировали до развода. Знали мои родители, мой учитель Дмитрий Георгиевич, знал юрист Павла, естественно. Когда Павел собирался на гастроли в Петербург, он планировал рассказать о нас своей семье. Я должна была прилететь в Петербург двадцать первого, чтобы познакомиться с его отцом, а потом уже в Нью-Йорке он хотел познакомить меня с сыном. Сын уже взрослый, учится в университете.
– А вам известны условия нового завещания Павла Владимировича?
– Да, мы вместе были в тот день в юридической конторе. У Павла не было от меня секретов. И вообще, он был готов сделать все ради нас с будущим сыном.
– У вас будет сын?
– Вообще-то пока еще точно неизвестно, но Павел был уверен, что да. Он очень хотел, чтобы мальчик вырос и пошел по его стопам, даже мечтал подарить ему на пятилетие свой золотой камертон. Павел верил, что эта вещь пробуждает скрытые способности, раскрывает талант, – без особого восторга рассказывала Александра Леонидовна.
– Значит, вы знали о существовании камертона?
– Ну разумеется, Павел почти не расставался с ним. А почему вас так интересует камертон?
– Он пропал после убийства Павла Ившина или во время него.
– Камертон был самой драгоценной вещью для Павла, он бы скорее согласился потерять все свои деньги и имущество, чем камертон, он был его талисманом. Впрочем, талисман слишком слабое слово. Павел без него жить не мог, – машинально поглаживая свой округлый живот, рассказывала Александра Леонидовна. – Это был фетиш, святыня.
– Так что же с завещанием?
– Ах, да. Камертон в случае своей смерти он завещал нашему будущему ребенку, также он завещал нам квартиру в Нью-Йорке, замок во Франции, квартиру в Петербурге. У меня тут родители живут, поэтому я часто бываю в городе. Также сорок процентов имеющихся у него капиталов и ценных бумаг, остальное делилось между его сыном, отцом, что-то отходило бывшей жене, несколько картин он завещал своим друзьям, кому-то он завещал музыкальные инструменты из своей коллекции, не все, а часть, в общем, завещание было довольно развернутое. Изменения были внесены только в основную его часть, ту, что касалась близких родственников.