Золотой ключ, или Похождения Буратины. Несколько историй, имеющих касательство до похождений Буратины и других героев — страница 16 из 23

биметаллический

Денежная система современная

Читать можно, в общем-то, с любого места. Если ну очень хочется какой-то определённости – то с Действия 30-го Второй книги.


Энциклопедический словарь «Цитрус».

Том 28. Дарвин – Дефолт.


ДЕНЕЖНАЯ СИСТЕМА СОВРЕМЕННАЯ

Мы не знаем, что служило заменителем денег и существовали ли таковые вообще в последнюю эпоху существования человеческой цивилизации. Несмотря на большое количество сохранившихся артефактов, ничего похожего на наличные деньги – металлические, бумажные или какие-то ещё – никто не находил. Не обнаружены и «кредитные карточки» и прочие подобные вещи, упоминаемые в произведениях, найденных в Сундуке Мертвеца. Известно, что в ходе эстоно-румынской войны, особенно на последней стадии, среди военнослужащих и гражданского населения получили распространение натуральный обмен и меновая торговля.

После Хомокоста и вызванного им хаоса началось создание новых политических образований – доменов и анклавов. Встал и вопрос о денежном обращении.

Первые зафиксированные попытки ввести собственные деньги относятся к тридцатым годам после X. К тому моменту уже существовал Город (впоследствии – Директория), и его руководством был выбран вектор развития – регулируемый рынок. Деньги представляли собой кредитные билеты Генерального Банка и имели хождение только в Директории. Первоначально выпускались билеты номиналом 10, 50 и 100 кредитов, но впоследствии из-за прогрессирующей инфляции правительство было вынуждено выпускать билеты номиналами миллиард, сто миллиардов, потом триллион и даже стопицот триллионов кредитов. Регулярные финансовые реформы и обмен купюр на новые пользы не приносили. Кредитные билеты были окончательно отменены во времена Демократической Трудовой Политии, когда они были заменены на продовольственные карточки, обеспеченные овсом и маргарином.

В пятидесятых годах Подгорный Король предпринял попытку введения золотого динара. Это была гуртованная монета весом 7,2 граммов. Эти деньги были слишком дорогими и использовались в основном для подарков от имени Короля, для крупных сделок и как средство тезаврации. Попытка введения серебряного дирхема в 72 году была более успешной, но через несколько лет Подгорный Король отказался от дальнейшей чеканки дирхемов без объяснения причин. Вместо этого Король разрешил использовать в качестве денег любые предметы, представляющие ценность, руководствуясь определением имама Малика («Аль-Муатта»): «деньги в Исламе – это любой товар, добровольно избранный уммой как средство обмена». Как правило, в качестве таковых использовалось весовое золото и серебро. В дальнейшем Подгорное Королевство признало законным средством платежа сольди и соверены, формально не отказываясь от заявленных принципов. Что касается динаров и дирхемов, сейчас они редки и ценятся существенно дороже номиналов.

Также в пятидесятые и шестидесятые годы было осуществлено ещё несколько попыток выпуска золотых монет – разными доменами и даже анклавами. Они отличались разносортицей, низким качеством чеканки и нестабильным весом.

Особняком стоит история финансовой системы Хемуля. В сто десятом году домен выпустил оригинальную разновидность платёжного средства – так называемые «хемульские злотые». Они представляли собой свинцовые коробочки, внутри которых находилось от трёх до двенадцати граммов золота в виде золотых шариков с пробой. Свинец использовался для решения проблемы с аурой. Тем не менее хемульские злотые были неудобны и за пределами домена распространения не получили.

Интересным поворотом в истории денежного обращения стали так называемые «альпийские икры» (вып. 121 – примерно 150). Это были деньги Восточно-Альпийской Империи, управляемой Гипножабой – мутантом непонятного происхождения, на сорок лет объединившей под своей властью часть земель Южной Европы. Платёжное средство представляло собой высушенные икринки Гипножабы. Они могли храниться весьма долго и имели самостоятельную ценность, так как содержали смесь наркотических и стимулирующих веществ, повышающих самочувствие и работоспособность и выделяющихся при разжёвывании. Альпийские икры были весьма популярны как средство обмена вплоть до истощения фертильности земноводного. Икра её потомства не обладала столь ценными свойствами и была быстро забыта.

Что касается нужд электората и необеспеченных свободных, они удовлетворялись меновой торговлей. Универсальными средствами обмена служили самогон, табак и насвай. В сельской местности они в ходу и сейчас.

Первой попыткой введения биметаллизма стали т. н. «московитские чеканы», выпущенные в Московии Государыней Елизаветой Горностайкой Первой (црств. 208–239). За неимением в Московии золота выпускались серебряные и медные монеты. Они были гуртованными и отличались хорошим качеством чеканки. Эти монеты получили довольно широкое распространение, особенно мельчайшая из них – грош. Он оказался настолько популярным, что имел хождение почти до конца двухсотых годов.

Однако все эти монеты, особенно золотые, обладали рядом недостатков. Прежде всего, с них можно было снимать золото гальваническим методом. Взвешивание подручными средствами не позволяло отследить потерю, пока не становилось слишком поздно. Эмпатическая чувствительность тоже не позволяла отследить гальванику – так как потери составляли незначительные доли процента и аура почти не менялась. На мелких монетах эффект проявлялся лучше, но мелкие золотые монеты быстро истирались естественным путём, к тому же чеканка мелких золотых монет повышала их себестоимость.

Шагом вперёд стало появление золото-титановых монет из сплава Ti3Au (бета-форма), впервые отчеканенных в Хемуле в 241 г. от X. Малоистирающиеся, лёгкие, они могли бы иметь хорошие перспективы, если бы не низкое долевое содержание золота, а также высокая аурическая ёмкость: сплав хорошо поглощает ауру, так что опытный эмпат может проследить по одной монете двадцать, тридцать, а в некоторых случаях и пятьдесят переходов из рук в руки, с возможностью распознавания прежних владельцев. Это свойство, удобное для полицейских нужд, вызывало неудовольствие крупных финансистов и госслужащих.

Кроме того, крупные золотые монеты были неудобны для мелких существ, особенно инсектов, которые в силу природной предрасположенности к банковской деятельности и спекуляциям занимали всё более заметное место в финансовой системе современного мира.

Все эти проблемы были решены с появлением соверенов и сольди.

Не существует единого мнения относительно того, когда и где они появились. Известно, что уже в районе 260 года соверены и сольди были в ходу практически повсеместно, за исключением Московии, Лапландии и ряда мелких анклавов.

Соверен – мелкая (8 мм) монета весом 0,798 г с содержанием золота не менее 0,732 г. Остальное приходится на сложную смесь металлов, куда входит платина, палладий и ещё ряд присадок. Монетные заготовки изготовляются методом спекания под воздействием так называемого «ульмотронного излучения», которое меняет структуру вещества. Правильно изготовленные соверены не истираются, очень прочны, а главное – обладают нулевой аурической ёмкостью. Как выражаются эмпаты, «деньги как дерьмо, только не пахнут» – то есть, изучая эмпатическими методами золотые соверены, практически невозможно определить по ним даже предыдущего владельца. Это свойство, делающее бесполезными обычные следственные процедуры, сильно способствовало распространению соверенов по всей Стране Дураков, а также и в Директории.

Что касается сольди, это серебряная монета из стерлингового серебра весом не менее 1,92 г, отличающегося от классического составом лигатуры. Она не подвергается ульмотронному воздействию и неплохо держит отпечатки ауры.

Эмиссия соверенов может производиться кем угодно – достаточно иметь необходимые материалы и оборудование. Однако древние ульмотроны (точнее, так называемые ульмотронные проекторы, являющиеся лишь частью устройства) – редкая вещь. Они имеются в Директории, Тора-Боре, Хемуле, у хаттифнаттов, а также в небольшом, но весьма развитом анклаве Лихтенштрудель. Данные о том, что эмиссию соверенов осуществляют поняши, не подтверждены, хотя и не опровергнуты.

Сеньориальный доход эмитентов невелик и не может быть увеличен, так как он растёт с ростом номинала, а изготовление и хождение монет номиналом более соверена в Стране Дураков не благословляется.

Двадцать второй ключик,фольклорный

Чешская народная сказка

Читать последействия тридцать четвёртого Второй книги.


Давно это было. Может, и сто лет назад, а может, и все триста. Старые люди те дела помнят.

Жил в далёкую пору в чешской земле, под Бржецлавом, человек. Звали его Кароль. Бывали у него деньки весёлые, бывали и не очень. Жизнь-то, она неровная: бывает, что в горочку идёт, а бывает, что и под горочку.

Но были у того Кароля три вещи, что и в самый грустный день радовали.

Первая – скрипочка голосистая, что от отца Каролю досталась. Уж такая это была скрипочка, что сама играла. Возьмёт кто в руки смычок, проведёт по струнам – ноги сами в пляс идут.

Вторая – яблонька медовая, что мать Кароля посадила. Уж такая это была яблонька, что круглый год яблоки рождала. Возьмёт кто в руку яблочко, откусит кусочек – рот сам жуёт.

А третьей была жена-жёнушка, что Кароль сам сосватал. Уж такая она была бабёнка справная да ладная, всё и в доме делала, и в поле, а красота её от работы не убывала. Посмотрит кто на её личико весёлое да плечи белые, даже если старый человек, да в штанах у него… а вот этого тебе, сынок, знать не надобно. Подрастёшь – сам поймёшь.

Жил тот Кароль честно, от людей сраму не имел и сам греха не делал. Но была у него страстишка: очень уж любил картишки раскинуть. Знал он это за собой и старался себя в руках держать. Да не очень-то ему это удавалось.

Как-то поехал Кароль по делам в Бржецлав. Дела сделал, едет домой, видит харчевню придорожую. Дай, думает, поснедаю, ну или пива выпью. Привязал лошадь, зашёл. Заказал горячей похлёбки, пива. Ест и чувствует: грусть одолевает. Доехал бы до дому, взял бы скрипочку, поиграл бы – прошла бы грусть-печаль. Атак – прямо за сердце держит, проклятая.

И тут заходит в харчевню господин в немецком платье. Заходит и сразу напротив Кароля к столу подходит. Берёт себе пиво да и говорит: здравствуй, Кароль, не грустно ли тебе? Давай-ка повеселимся!

Тот не успел и спросить, откуда он его знает. Потому что достал тот господин карты и мешочек с золотом. Высыпает всё золото на стол да и говорит: ну, Кароль, давай в картишки перекинемся, ставлю золотой против твоего медного гроша.

Загорелись глаза у Кароля. Сел он играть. Долго ли, коротко ли, а проиграл он все свои деньги. Тот господин ему и предлагает:

– Я ставлю все деньги, что на столе. А ты – свою скрипочку.

Очень хотелось Каролю отыграться. Поставил он на скрипочку – и проиграл. А господин в немецком платье захохотал и исчез со всеми деньгами, будто и не было его.

Приезжает Кароль домой, а жена нерадостная. Говорит: сломалась твоя скрипочка, сколько ни чинили – всё без толку.

Подосадовал Кароль, да ничего не попишешь.

Через год снова поехал он по делам в Бржецлав. И опять по дороге назад заехал в харчевню. Заказал пива, и чувствует – скучно ему. Доехал бы до дому – съел бы яблочко, прошла бы скука-тоска. А так – прямо за сердце держит, проклятая.

И опять заходит в харчевню человек в немецком платье. Садится напротив Кароля, заказывает пиво и тут же достаёт карты и мешочек с золотом, вдвое больше прежнего. Высыпает всё золото на стол да и говорит: не скучно ли тебе? Давай, Кароль, в картишки перекинемся, два золотых ставлю против твоего гроша.

Знал Кароль, что не надо ему садиться играть, да страсть проклятая одолела. Сел он играть. Долго ли, коротко ли, а проиграл он все свои деньги. Тут господин ему и предлагает:

– Я ставлю все деньги, что на столе. А ты – свою яблоньку.

Очень хотелось Каролю отыграться. Поставил он на яблоньку – и проиграл. А господин в немецком платье захохотал и исчез со всеми деньгами, будто и не было его.

Приезжает Кароль домой, а жена в слезах. Говорит: засохла твоя яблонька, сколько ни поливали – всё без толку.

Покручинился Кароль, да чего уж теперь-то.

И на следующий год снова поехал он по делам в Бржецлав. И опять в ту харчевню завернул. И захандрил он. И опять явился господин в немецком платье. Снова сел напротив, вынул мешочек, ещё больше прежнего. И опять высыпает всё золото на стол да и говорит: давай, Кароль, в карты перекинемся, три золотых против твоего гроша.

И опять Кароль проигрался. Тот господин ему и предлагает:

– Я ставлю все деньги, что на столе. А ты – свою жёнушку.

Проигрался Кароль. Исчез немец. Вернулся Кароль домой – а жена в гробу лежит. Напала на неё какая-то хворь и в могилу свела. Сколько ни лечили – всё без толку.

Долго горевал Кароль, да делать нечего.

И в четвёртый раз Кароль по делам в Бржецлав поехал. Опять завернул в харчевню, а там его уже немец ждёт с картами. Давай, говорит, перекинемся. А Кароль ему в ответ – нет, говорит, я через твои карты всего лишился.

Немец ему и говорит: ну хоть разок. Вытащил мешок золота и говорит: ставлю всё против твоей души.

Согласился Кароль. Начали играть. Долго ли, коротко ли, а немцу всё карта прёт. Тут Бог и вразумил Кароля: взял он да и перекрестил колоду. Видит: у немца вся карта плохая, а у него тузы да короли. Тут-то и выиграл Кароль.

Немец ему тогда в ноги кидается. Говорит, золото у него не своё, а казённое. Даёт ему то золото сам Сатана. И ежели не возвернёт он его, гореть ему в аду. И запросил немец у Кароля пощады.

Но Кароль не из таковских был. Ты, говорит, меня не пощадил, всё отнял – и скрипочку, и яблоньку, и жёнушку, а теперь и вовсе душу бессмертную отобрать задумал. Отдавай, говорит, золото, не то и тебя самого перекрещу. А как покинет тебя сила дьявольская, я с тобой всё то сделаю, что добрым людям с немцами делать надлежит.

Видит немец: дело худо. И поклялся он самой страшной клятвой: ежели отпустит его Кароль и не возьмёт золота, наградит его так, что будет он предоволен и больше ничего не захочет.

Грех верить немцу, да Кароль поверил. Не взял золота.

Тогда немец сказал: имею я от Сатаны дар великий – судьбы плести. И посулил Каролю, что проживёт он сколько захочет. Хоть сто лет, хоть двести, а то и все сроки до конца времён. И будет Кароль крепок, как дуб, и никакие хвори его не тронут.

Поставил ему немец всего три условия: детей не заводить, на войну не ходить и в карты никогда не играть. И амулет ему дал с цепкой: носи, говорит. С этим амулетом ты стареть не будешь, женщина от тебя не зачнёт, и на войну тебя не заберут. А насчёт карт – это уж ты, дескать, сам блюдись. Если нарушишь условия – смертью умрёшь, и не будет тебе ни неба, ни земли, а станешь ты клубочком воздушным, на всякое дело нужным. А не нарушишь – до самого Страшного суда доживёшь, а там уж кому как положит.

Надел Кароль амулет на шею и пошёл восвояси. Продал дом, продал хозяйство, поселился в Бржецлаве. Женился на вдовушке пригожей и прожил с ней сколько Бог дал. Как померла вдовушка, продал дом и хозяйство и ушёл. Одни говорят, что в Йиглаву, другие – что в края богемские, а иные рассказывают, что и в саму Злату Прагу. Однако на том все сходятся, что опять он завёл себе вдовушку, прожил с ней сколько Бог дал, а как умерла – подался в края польские. Так и жил, с места на место переходил и договор с немцем держал свято.

И вот поселился он на Лемковщине, в лемковском селе. В ту пору девки там были красивые. Не сдержался Кароль, сосватал себе красавицу молодую. Зажили. Жили хорошо, да только не было у них детишек. Уж девка и так старалась, и этак, а всё порожняя ходит.

Тогда пошла она к ведьме. А та ей и говорит: посмотри, нет ли у мужа на груди чего на цепке. Ежели есть – ночью сыми да к мужу грудями прижмись. Всё и выйдет.

Так и сделала молодуха. Сняла ночью амулет да к мужу грудями прижалась. Всё и вышло… рано тебе ещё об этом знать. До утра шутили да смеялись. А утром пришёл в себя Кароль, чует – не то. Цап на груди амулет – а нету. Тут уже другие шутки с женой пошли. Призналась она, что к ведьме ходила и что амулет с него сняла. Ну, чего уж теперь-то. Простил он её. Как не простить-то?

Через положенный срок родила жена Каролю сына. Хороший был сын, рослый да крепкий. Как в пору вошёл, все девчонки на селе только о нём и мечтали. Ну, не устоял он. Спутался с первой на селе красавицей. Но никто о том не знал: очень они таились да береглись.

Тут война большая началася. Пришла сыну Кароля повестка. И стал сын отца своего домогать: дескать, пожалей, отец, мою жизнь молодую. Пойди за меня на ту войну. Ты, говорит, старый, а мне жить ещё. Отец его кулаком, а тот только пуще старается: поди да поди за меня на ту войну.

Вот пришёл последний вечер перед отправкою в войско. Решили попраздновать: кто знает, может, последний раз сына видят. Поставил отец на стол еды, вина. Музыкантов позвали. Полсела собралось. И опять начал сын домогать: так да так, пойди, отец, за меня на ту войну. Рассердился Кароль, стукнул по столу да и говорит: все младые на войну идут, чего ж ради ты себе такого просишь? А сын отцу показывает на девку, что сидит за столом с краешку да ничего не ест, только плачет-убивается. И говорит: то любая моя, дитя моё под сердцем носит. Не будет меня, что с ней станется? Ни самой прокормиться, ни замуж выйти, кто ж её возьмёт? И на колени бросается: спаси, отец, пойди за меня на ту войну.

Смотрит отец – а девка та точь-в-точь как жена его первая, любимая.

Заплакал Кароль и пошёл за сына воевать.

Война та страшная была. Раньше-то не так люди воевали, а с понятием. Поубивают друг дружку, разочтут, кто сильнее, и мирный трактат пишут. А та война была на самый что на принцип: кому в земле лежать. Вот и валили людей без счёту, со всех сторон. Страшные дела, да и только!

Только Каролю везло. Не брала его ни пуля, ни штык. Где он в окопе прячется – туда пушка не достреливает. Все кругом мрут, а ему ничего не делается.

И вот как прежних командиров-то поубивало, стал Кароль в чинах продвигаться. Дослужился аж до ротного. Понравилось ему. Решил он правдами-неправдами до ротмистра дослужиться. Только в ротмистры одних немцев брали. А на Кароля смотрели без приязни: думали, что раз он из лемков, значит, русским сочувствует. Такие уж времена были.

И вот как-то отправили Кароля с пакетом к большому генералу в штаб. Допустили Кароля в апартамент генеральский. А тот, значит, сигару курит, сливовицу пьёт да и говорит Каролю: дескать, скучно мне, ротный. Давай, ротный, в картишки перекинемся.

Кароль и так и сяк. И играть ему нельзя, и генерала прогневить боязно. Он и туда. И сюда. Нашёлся в конце концов – нету, говорит, у меня грошей, а без денег что за игра. Генерал и говорит: смотрю, цепочка у тебя, так ты поставь то, что на шее носишь. А я, если проиграю, возведу тебя в ротмистры.

Взалкал Кароль. Вытащил амулет да на стол положил.

И вот тут-то на штаб упал сверху летак вражеский, с бомбами. Все, кто был там в тот час, умерли храброй смертью. А может, и не храброй, кто ее разберёт, смерть-то?

Ну а душа Кароля с тех пор так и висит между небом и землёй. Говорят, её вызвать можно, если слово особенное уметь сказать. Да никто не знает того слова, да и зачем?

Что? Откуда всё это? Говорю же: старые люди помнят.

Двадцать третий ключик,