Золотой ключ, или Похождения Буратины. Несколько историй, имеющих касательство до похождений Буратины и других героев — Михаил Харитонов

правдивый

De Profundis

Читать можно где-то последействия тридцать третьего Второй книги. Ну или позже. Чем позже будете это читать, тем понятнее будет текст.

Режим правки

Глава 15

В гостиной было жарко натоплено. Труди, ~~полулежащая возле камина~~ подобрав ноги ~~и опустив ресницы,~~ удобно устроилась в огромном кресле возле камина. Казалось, она ~~спала~~ дремала. На самом деле она из-под полуопущенных она внимательно наблюдала за Доротеей.

Сестра лежала на диванчике, обитом фиолетовым крепом. Виски её были смочены ароматным уксусом, два крючка на платье расстёгнуты. Лицо Доротеи ~~хранило п~~е~~чать тщательно взл~~еле~~янного равнодушия~~ было томным и бледным. Её руки, ~~как будто жили отд~~е~~льной жизнью от т~~ела двигаясь как бы помимо её воли, выдёргивали нитки из разорванного носового платка. Несколько ниток валялись на полу, одна зацепилась за ~~воротник~~ платье, ~~невольно привлекая внимания к шее девушки.~~

Дверь ~~заскрипела~~ бесшумно ~~приоткрылась~~ приотворилась. Вошёл Рой Клиренс. У него был потерянный вид.

– Что с отцом? – спросил он вместо приветствия.

Доротея промолчала.

– Есть надежда, – успокаивающе сказала Труди.

Роберт беспомощно оглянулся. Комок, подкативший к горлу застрявший в горле, по-прежнему душил его. Он чувствовал, что теряет опору. Привычный мир ~~пов~~е~~рнулся к н~~е~~му иной стороной~~ закачался, все ориентиры (потом допишу)

(что-то тут надо такое вставить)

Мисс Кнок ~~поджала губы~~ пожевала своими мокрыми жабьими губами.

– Надеюсь, мы достаточно скоро избавимся от этой неопрятной особы. Пока она здесь, в этом доме не будет покоя. От неё одни неприятности.

Рой сухо ответил:

– Труди – милая девушка, и она никому не делала зла. И это её отравили, а не… – он сдержался.

– Много вы понимаете в девушках! – язвительно сказала мисс Кнок. – Уж я-то умею отличать доброе сукнецо от дурного. Твоя разлюбезная Труди – порченый товарец, это я сразу ~~прос~~е~~кла~~ смекнула. А насчёт отравления – знаю я, зачем такие девицы травятся. Скорее всего, плод вытравливала. Молю Бога, чтобы ей это удалось: не хватало нам, чтобы под нашей кровлей родился ублюдок!

Рой почувствовал приступ бессильной ярости. Как эта старая кошёлка смеет так говорить о Труди?

– А если нет? – сказал он, сжимая кулаки за спиной. – Если она стала жертвой преступного умысла?

– И что же? – резко прервала его мисс Кнок. – Полюбовничку отказала, вот и получила своё. Так или иначе, в этом доме ей не место. Очень жаль, что старый мистер Клиренс меня не послушал сразу. Верно, облизывается старый хрен на молодое тело. Ничего, я знаю, чем как прочистить его мозги.

~~—Вы н~~е ~~буд~~ете ~~в мо~~ё~~м присутствии оскорблять моего отца! – не выдержал Рой.~~

(Нет, не может он так сказать. Чёрт, а как вообще? Может английский аристократ заткнуть злобную английскую старуху? Подумать. И как-нибудь увести Роя в гостиную.)

– О, я уверена, что с вашим отцом всё обойдётся, – вежливо сказала Доротея. – Сейчас есть прекрасные способы лечения сердечных недугов. Например, небольшие порции мышьяка. Мне рассказывал об этом доктор Сандерс. Тут главное не перестараться.

Это прозвучало ~~откровенно~~ двусмысленно. Рой нахмурился, подыскивая достойный ответ.

– Лечение мышьяком, говорят, опасно, – пришла на помощь Труди. – В том числе для лечащего врача.

– Доктор Сандерс – прекрасный врач, – Доротея ~~торж~~е~~ствующ~~е улыбнулась.

Внезапно дверь распахнулась и влетел Эрик Лобах.

~~Рой и Труди отпрянули друг от друга, будто застигнуты~~е ~~врасплох за пр~~е~~досудит~~е~~льным заняти~~е~~м ч~~е~~м-то пр~~е~~досудит~~е~~льным. Дорот~~ея е~~хидно торж~~е~~ствующ~~е сле~~гка улыбнулась. Эрик пр~~е~~дпоч~~ё~~л нич~~е~~го н~~е ~~зам~~е~~тить~~, (убрать это всё)

– Доротея, я за вами! – торжественно объявил он. – Матушка по случаю вашего приезда решилась сокрушить все устои, на которых доселе держался наш дом. Она приказала накрыть обеденный стол на полчаса раньше обычного! Я ~~безумно~~ потрясён, взволнован и имею честь проводить вас… – он приблизился к Доротее, встал на одно колено и взял её руку в свою.

Оживившаяся Доротея игриво шлёпнула его веером по руке запястью.

– Эрик, ты несносен! Ты как ребёнок!

– Не будете как Эрик – не войдёте в Царствие Небесное, где ~~дают~~ разливают горячий суп, – Лобах обезоруживающе улыбнулся.

Доротея поднялась, кинув подозрительный взгляд на Труди.

– Дорогая, – сказала она без малейшей теплоты в голосе, – может быть, ты всё-таки присоединишься к нам?

– Нет, врачи мне запретили прикасаться к еде ещё сутки, – сказала она.

– Очень странная история, – как бы про себя заметила Доротея. – Труди, милая, ты всё рассказала полиции?

– Вообще-то это меня отравили, – ~~огрызнулась~~ заметила Труди, – ~~а н~~е тебя. Уж наверное, я рассказала всё, что знала. Мне совсем не хочется (что-нибудь про фамильный склеп)

– В таком случае я пойду к себе, – решительно сказал Рой, тоже поднимаясь. – ~~Поработаю с докум~~е Напишу несколько писем.

– Рой, дорогой, – сладким голосом произнесла Доротея. – Почему бы вам ~~хотя бы ради исключения~~ хоть раз не ~~показать~~ проявить элементарную вежливость и разделить с нами трапезу?

Рой ~~торжествующе~~ улыбнулся. Впервые за все эти годы его убеждения шли ему на пользу.

– Я миллион раз говорил, – отчеканил он, – что не могу и не хочу соучаствовать в преступлении. Поедание плоти живых существ противно моей совести и вере.

– «Всё движущееся, что живёт, будет вам в пищу», – процитировал Эрик ~~Библию.~~

– Это было сказано древним людям, которые тяжело трудились и не могли обойтись без мяса, – Рой почувствовал, что заводится.

Эрик это тоже почувствовал.

– Доротея, дорогая, спасёмся скорее от этого неистового поедателя котлет из овсянки, – сказал он, увлекая девушку к двери.

(куда-нибудь деть Доротею)

В коридоре Эрик остановился. Рой выжидающе смотрел на него.

Наконец, Лобах со вздохом сунул ему в руку ключ от своего кабинета.

– Сколько у меня времени? – прямо спросил Клиренс.

Эрик немного подумал.

– Может быть, час. Если только я сдержу этих волчиц. Особенно Доротею и мисс Кнок.

– Уж пожалуйста, сдержи, – попросил Рой.

– Я сделаю всё возможное, – серьёзно сказал Эрик. – Но я очень надеюсь, что в этот раз ты будешь решительнее, чем тогда в лесу.

– Я сомневался, – признал Рой. – Атеперь…Тысяча дьяволов, я люблю её! Она должна быть моей! И она будет моей!

– Тогда поторопись, дружище, – Эрик порывисто обнял друга. – Ну, со щитом или на щите!

(дальше всякая фигня, потом добью)

– Труди, – прошептал он. Имя любимой растаяло в сокращающемся между ними расстоянии (сойдёт)

– Рой, – тихо выдохнула Труди, закрыла глаза и подалась вперёд. Она чувствовала, как болят от напряжения её тугие груди. Соски словно пронзало эле~~ктрич~~е~~ским током~~ электричеством. В животе ~~словно~~ будто распахнулась потайная дверца, из которой вылетели ~~миллионы~~ тысячи бабочек. Сердце полетело в пропасть, когда она почувствовала у своих губ дыхание возлюбленного – и через мгновение его губы принялись сладко терзать её влажно возбуждённый рот. (нормально)

(тут всякая херня про поцелуи и раздевание)

Её ~~совершенные бёдра~~ тело рванулось вперёд, навстречу его вздыбленной гордости. Она ~~схватила его за уши~~ (бля! чего гоню-то!) ~~вцепилась ему в волосы~~ с безумной силой притянула его к себе, обвилась вокруг него и повалила на себя.

Рой уже ни о чём не думал, ничего не чувствовал, кроме одного – огромного, как небо, желания. Он хотел её, хотел овладеть ею (потом допишу)

Они молчали, словам не было места в том волшебном мире, где оставались лишь ~~их дво~~е они двое. Он не помнил, как они раздевались. В памяти остался лишь миг, когда обнажились безупречные полушария её грудей {безупречные – хорошо) с непокорно вздыбленными сосками цвета весенней ~~сливы~~ розы. Он нежно ласкал эти бутоны, налитые соком юного тела, исполненного желания. Труди сладко стонала, отдавая себя этим жгучим ласкам {жгучие – тоже хорошо, надо ещё где-нибудь вставить).

Наконец, он почувствовал, что больше не может сдерживаться. Его жезл ~~достиг~~ налился каменной твёрдостью. И вот, наконец, он коснулся её распахнутого цветка. Тут Труди ~~протяжно завыла~~ {рано) сильным движением подбросила бёдра ему навстречу – так что он почти против воли вошл в её трепещущущую распхнутость. Стонала сияюищий зряд жееееееееееееееееееееееееееееееееее

ееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееееее

///

Ну надо же. Оказывается, я заснул. Вот что плохо: здесь не поймёшь, хочешь ты спать или нет. Есть никогда не хочется, в смысле голода. Только для вкуса. В туалет вообще не хожу. А вот сон у меня самый настоящий, но с ним неудобно: вроде секунду назад был бодрый, и вдруг бац, отрубаешься. Тяготы посмертного существования.

В общем, я заснул, рухнул на клаву и упёрся в неё подбородком.

Да, конечно, никакой клавы, подбородка и всего прочего не существует. Но биотоза честная, она эмулирует реальность вне зависимости от того, воспринимаю я её или нет.

Клава у меня почему-то старая, проводная. Не понимаю, кстати, почему. Компьютер у меня как бы МАС 27". На год моей смерти это была самая крутая модель. А вот клавиатуру нормальную беспроводную никак не могу выкружить. Может, биотоза её не помнит? Непохоже что-то. Но, в общем, у меня так: если на клавишу нажать, она будет на экране всё выскакивать и выскакивать. Вот у меня всё покрылось буквой «е».

А занят-то я был чем? Что я делал-то?

Ну, пил кофе, это понятно. Потом писал любовный роман про старую добрую (хм) Англию. Биотоза их обожает. В смысле – старую добрую (хм-хм) Англию и любовные романы. Вообще странно: как может субстанция, у которой и личности-то нет, иметь литературные вкусы? Но вот есть такой факт. И поэтому я тут не сплю на холодке, как другие (если они есть, конечно), а живу. Не то чтобы полной жизнью. Чего нет, того нет. Но с относительным комфортом.

Что потом? Редактировал, делал пометки. Извините, я тут один, я себе и писатель, и редактор, и издатель в каком-то смысле. Ну то есть как издатель. Меня ж нет. Я – информационный отпечаток в биотозе. В этом состоянии я умудряюсь как-то существовать. И даже писать. Если написанное биотозе нравится, она улучшает условия моего… чего, кстати? Хранения? Ну, для неё это, наверное, хранение. А для меня – жизнь. Ну вот такая хреновая жизнь – но это лучше, чем ничего.

Давайте, впрочем, без непоняток. По порядку чтоб всё.

Меня зовут… а не всё ли равно? Мужчина, русский, не дожил до тридцати. Мог бы, но не склалось. Закончил хороший московский вуз. В этом вузе был мужской хор. У меня тенор, я туда вписался. Как выяснилось, хор изнутри не такой, как снаружи. Там я получил приглашение внутрь и вступил в Ложу. А потом было ещё одно приглашение. Ну, в общем, я познал истину, стал каголь аурАркона. И был принят в техники. В простые то есть работники тентуры.

Насчёт техников всяких предрассудков полно. Мы, дескать, управляем жизнью и разумом на Земле. Хуй на! Даже гав’виали этим не управляли. Ну так, вмешивались по минимуму, чтобы реальность развивалась в правильном направлении. Но это нужно, чтобы она вообще развивалась. А она, сука такая, не всегда этого хочет.

Взять хотя бы трилобитов. Они на сушу вылезать не хотели. Не хотели и всё тут. Ну то есть не то чтобы сознательно, но вот как-то не шло дело. Техники чего только ни делали, особенно в кембрии. В основном гнали их на литораль. Ну в зону прилива в смысле. Там было что жрать, а хищников не было. Можно было закрепиться. Но нет. Конечно, биологические причины были. У трилобитов были ножки мягонькие. В воде нормально, а на суше не выдерживали. И дыхательные отростки слипались. Хотя можно было бы как-нибудь извернуться, новые отряды породить. Но как-то не шло. А главное – сами трилобиты сушу не любили. В их культуре суша – плохое место. Особенно в песнях. Я, кстати, переводы читал, интересно. Так вот: не хотели они туда. И гражданскую войну затеяли, чтобы прогнать на сушу слабейших. Всё равно никто не полез. Ну и вымерли. Не сразу, конечно, но вымерли. Вот так-то.

Или вот, скажем, мелкомягкие. Наши палеонтологи и не знают, что такие были. Потому что от них и отпечатков-то не осталось, до того они были мелкие и мягкие. А между прочим, у них была неплохая цивилизация. И на сушу вышли, и динозавров освоили. Хотя жить внутри динозавра всё-таки бесперспективно. Но им там так понравилось, что все попытки выманить их наружу были дружно проигнорированы. В результате они динозавров перенаселили, и те вымерли. Ну а как жить, если у тебя в кишках клубок носителей цивилизации? Вот и вымерли, бедные. А вслед за ними и мелкомягкие. Так и не освоив непаразитический образ жизни. А вы говорите – ах, тентура, техники, всесильные!

Но что это я всё про вымерших существ? Я лучше про себя. Хотя я тоже вымершее существо. Но я это сделал хотя бы в индивидуальном порядке.

Меня откомандировали в гав’ваву номер 75… дальше не буду. Коллективчик в нашей гав’ваве сложился ну просто отличный. Главное – большой. Потому что дежурить по нескольку суток, плавая в биотозе – это реально тяжело. Трилобитам нравится, они там миллионы лет сидят. А человек существо нервное, ему на солнышко посмотреть хочется, курочку съесть, щички. Водочки попить, пивчанского опять же. Футбол посмотреть. С девочкой поваляться. Атам, внизу (то есть это для меня уже «тут», но всё-таки) – одни только нити судеб. Которые нужно хотя бы не запутать. Потому что если они пойдут узлами, возникнут лишние причинно-следственные связи. Самые что ни на есть идиотские.

Чтобы как-то объяснить. Представьте: запутались две нитки. И в результате получается такая хрень, что ежели человек встанет с левой ноги, будет ему несчастье. Обязательно. Две другие нитки запутались, и теперь здоровье китайского императора зависит от настроения немецкой кухарки. Или пуделя этой кухарки. И это ещё ничего. Бывает, что люди такую связь обнаруживают. И ну дёргать. Очень неприятные с этим бывали истории.

Ещё хуже, когда наоборот. Мы связали несколько ниток, а они развязались. И все хитропланы коту под хвост. Уже согласованные, сверху отмашку дали, все дела. Знаете, как обидно?

Если о хитропланах. Когда стало ясно, что с гав’виали что-то как-то непонятно, мы особенно не обеспокоились. Потому что цели были ясны, задачи определены, надо было работать и всё тут. А вот наземники – ну то есть агенты, по земле работающие – очень взволновались.

Мы, конечно, тогда не предполагали, что они свою игру затевают. Мы тогда вообще считали, что беспокоиться не о чем: тентура наша, а они могут только что-то косвенное делать. Исходя из общих представлений. Ну там события простраивать, узлы вязать. Что нам, понятное дело, не нравилось. Но что они начнут нас убивать – нет, такого мы не ожидали. Я так уж точно.

Как я жил? Нормально. Денег у меня было достаточно. Дежурство – раз в две недели. Потом пару дней отмокаешь с вином и дружбанами. Дальше – гуляй.

И было у меня хобби: фанфики писать. Сначала толкиенизм всякий строчил. Потом ещё что-то. А под конец переключился на эротику. Дурнина, конечно, но очень затягивающая. Я половину книжек из серии перечитал, а их там мноооого. Ну и сам стал писать. Сначала в интернет, а потом уже думал в издательство какое-нибудь обратиться. Да не успел: меня убили на дежурстве.

Вот только не спрашивайте как. Я сам ничего не помню. Ментально я находился в пространстве причинности, распутывал сложный клубок нитей тентуры. Я тянул нить из клубка. Кто-то вошёл в охраняемый объём. И это мог быть только кто-то из посвящённых.

Удар помню. Боль в основании черепа помню. И всё.

Потом я долго думал, что со мной такое случилось. Видно, сохранился отпечаток моего сознания в биотозе. Это же всё-таки сверхживое вещество, а не просто средство контакта с тентурой. Собственно, этот отпечаток и сохранился.

Первое время было плохо. Ужасно то есть было. Ощущение – будто лежишь в жуткой тесноте, в лепёшку раздавленный. На тебя не хватает пространства, вот буквально. На самом деле на тебя просто выделили слишком малую область данных. И немножко сжали. Ну то есть слегка заархивировали.

Сделать я ничего не мог. Не просто ничего, а ну вот вообще ничего, понимаете? Нет, не понимаете. В общем, не мог я ничего. Оставалось вертеть мысли в голове. И я заметил, что если думаю на определённые темы, мне становится немножко просторнее. Совсем чуть-чуть, но это чуть-чуть ощущалось очень остро.

В конце концов у меня образовалась пещерка, в которой я мог сидеть. А потом и стоять. Это когда я понял, в чём дело, и начал сочинять. Биотозе, оказывается, нравится литература. Даже самая простенькая. Особенно любовные романчики.

По этому поводу я вот что думаю. Биотоза – она в каком-то смысле баба. И на неё это действует. Тоже хочется ей большой любви и поцелуев. Хотя биотозу куда ни целуй – везде жопа. Извини, конечно, за такое слово. Но ты же его знаешь, да? Ну вот и ладушки.

У меня сейчас так. Я как бы живу в своей старой квартире. Ну, почти. У меня там было две комнаты и кухня с сортиром, а здесь комната и кухня. Сортир мне не нужен. То есть холодильник и кофеварка у меня есть, но это так, видимость. В холодильник биотоза иногда чего-то подкидывает. Иногда печеньку, а иногда и куриную ножку. Но это так, в виде поощрения. А вот кофе я пью регулярно. И никаких проблем с сердцем, за неимением такового.

На вторую комнату я пока не наработал. Зато у меня здесь коврик, розовый плафон на потолке, румынская стенка, хрусталь, телевизор «Темп» под салфеткой. На нём вазочка, в ней пыль. Короче, восьмидесятые годы прошлого века. Нуда, они самые. Такая обстановка действует на меня успокаивающе.

За окном стена соседнего дома и всё время дождь. Биотозе почему-то проще делать дождь. Я хочу вечер тёплого августа и пейзаж, но она не хочет. А может, я ещё не накарябал столько.

Вот, кстати, думаю – может, слеш попробовать? Бабы слеш любят. Может, тогда она мне летний вечер сделает? Как думаешь?

Сам я тут очень условный. Тело – старую форму повторяет точно, но серого цвета и без органов внутри. По крайней мере, те его части, которые мне видны. Вот как ты сейчас примерно…

…я сказал – ты?

…ты?., а кто ты?

С кем я вообще разговариваю?!!

КТО ЗДЕСЬ???

Двадцать четвёртый ключик,

Предыдущая Стр. 17 из 23 Следующая

правдивый

De Profundis

Двадцать четвёртый ключик,

Оглавление