Разведчики побывали на вокзале, на тех улицах, где дислоцировались воинские подразделения.
Поздно вечером, миновав больницу, Вацлав заметил человека в форме полицая, который на коротких выгнутых ногах переваливался утиной походкой.
— Да,это же Казимир!
— Какой Казимир? — спросил Иван.
— Пронтек. Старый знакомый. Продажная шкура... Я его сейчас догоню, а ты потихоньку иди за нами...
Вацлав пересек улицу и поравнялся с Казимиром.
— Привет, друже!
Казимир остановился, оглядел Вацлава и спросил:
— Ты где пропадаешь?
— Скитаюсь, — ответил Вацлав. — Никак не пристроюсь к хорошему делу.
— А какая работа тебя интересует?
— Могу стать шофером. Могу и по твоей линии пойти. Теперь ведь хороша та должность, которая лучше кормит...
Вспоминая, кто и где находится из знакомых, Вацлав и Казимир медленно прошагали по тротуару и повернули в сквер.
— Давай присядем да поговорим как следует, — предложил Вацлав.
— Минут тридцать можно, — посмотрев на часы, согласился Казимир. — Я ведь на службе.
Они сели на скамейку под высоким каштаном.
Кузьмин вразвалку прошелся по скверу, тихо высвистывая «Краковяк». Потом повернул на аллею, где сидели «друзья», и, по-пьяному пошатнувшись, запнулся за втянутую ногу Казимира.
— Пся крев, — зло выругался полицай и схватился рукой за кобуру.
— Не тронь! — прошипел Вацлав и с размаху ударил немецкого прислужника по голове рукояткой пистолета.
Полицай свалился со скамейки. Кузьмин быстро всунул ему в рот кляп и, пристращав блеснувшим в темноте самодельным кинжалом, на ухо сказал:
— Хочешь жить — пойдем с нами.
Под утро разведчики доставили полицая в штаб бригады.
Приложив руку к козырьку картуза, Забродский доложил командиру:
— Задача выполнена. Потерь нет. Сверх программы привели «языка».
— А ну-ка, где он? — заинтересовался Кузнецов. — Показывай.
Иван Кузьмин втолкнул Казимира Пронтека в палатку. Партизаны, увидев его, повскакали с мест.
— Да это же подлец из подлецов! — выдохнул Тыдык. — Это же головорез из головорезов!
Послышались голоса:
— Мы эту продажную тварь знаем!
— Немецкий подручный!
— Доносчик он!
— Насильник!
Полицай стоял молча, затравленно озирался по сторонам. Когда его допросили, Кузнецов заметил:
— Будем судить. Займем Михув и проведем показательный процесс.
— Верно! Правильно! — раздались возгласы партизан.
День прошел в заботах по подготовке к операции, а вечером, когда спустилась густая темень, в лес начали прибывать партизанские отряды.
По ветреному небу поплыли тяжелые тучи. Лес закачался, зашуршал, зашелестел. Ударил гром, разразился хлесткий дождь.
Выйдя из палатки, Александр Кузнецов услышал голос дозорного:
— Слева передвигается цепь.
— Вижу, — подтвердил комбриг и стал внимательно наблюдать.
— Это или из Желехува, или из Мацеевице, — предположил боец.
Дозорный остановил колонну.
— Где найти командира? — спросили его.
— Какого?
— Сашу-летника.
Кузнецов отозвался:
— Я — Саша-летник!
Юркий, в длинной брезентовой накидке мужчина грудным голосом рапортовал:
— Отряд желехувских партизан прибыл в полном составе.
— Добро. К сроку угадали, — похвалил командир бригады.
Лес наполнялся все новыми и новыми людьми.
После полуночи командиры отрядов собрались в палатке комбрига. Стоя в кругу и водя карандашом по карте, Кузнецов отдавал приказ:
— Первому отряду двигаться левее высотки, заросшей кустарником. Его задача — пересечь дорогу, которая идет из Михува на запад. Второму отряду оседлать южную шоссейную дорогу. Третьему отряду выйти на юго-восточную окраину Михува. Четвертому отряду... Пятому...
Часть сил оставалась в резерве.
Командир бригады переместился на наблюдательный пункт, оборудованный у ручья, заросшего густым смородинником.
Отряд, наступавший на левом фланге, вышел на главную магистраль. Первая партизанская цепь приближалась к предместьям Михува.
Было замечено — из города на запад начала вытягиваться колонна автомашин. Немцы отступали.
Партизаны выждали удобный момент, и из кустарников, которые вплотную подступили к дороге, дружно, в один голос ударили пулеметы, автоматы и противотанковые ружья. Многие машины, на которых транспортировалось горючее, охватило пламя.
Ошеломленные яростной стрельбой, немцы, бросая автомобили, побежали обратно в город.
Последовал приказ командира бригады — ворваться в Михув на плечах противника.
Стреляя на ходу по отступающим, первая цепь достигла окраины города. К ней подоспели подразделения, двигавшиеся по южному шоссе.
Тем временем отряд, обходивший Михув с востока, залег. Сюда, пытаясь соединиться со своими войсками, устремилась рота эсэсовцев и комендантская служба. Прикрываясь огнем нескольких пулеметов, они вытянулись вдоль дороги, чтобы прорваться по канаве. Но партизаны разгадали замысел врага.
— Вперед! — раздался голос Вацлава Забродского, который со своим взводом наступал на этом участке.
Его мощная фигура поднялась над цепью и устремилась к дороге. Равняясь на командира, бросились вперед бойцы и преградили путь немцам. Завязалась длительная перестрелка.
Когда началась следующая атака, Вацлав снова был впереди. Охваченный яростью, он бежал во весь рост, стреляя из автомата. Немецкий пулеметчик, сидевший за углом крайней избушки, заметил Вацлава и резанул по нему длинной очередью. Пули угодили в правый бок смельчака. Вацлав круто изогнулся и, падая, хрипло крикнул:
— Вперед... Доложите... Саше-летнику...
Грохот боя сменился тишиной. Улицы города казались пустынными, безлюдными. Лишь с восточной окраины доносилась пулеметная дробь.
Разведчики, выдвинувшиеся на пять километров севернее Михува, доложили:
— В лесу замечено скопление немецких войск. Имеются танки.
Командир бригады выдвинулся на северо-восточную окраину Михува и, разместившись на четвертом этаже каменного дома, откуда хорошо был виден темнеющий массив леса, перегруппировал свои войска.
Вскоре четыре немецких танка медленно, словно щупая каждый клочок земли, поползли к Михуву. Короткими перебежками двинулась пехота.
Партизаны были наготове. И когда высоко в небе сверкнула условленная красная ракета, разом заговорили автоматы, винтовки, пулеметы, противотанковые ружья. Немецкая пехотная цепь залегла.
С флангов партизанские бронебойщики ударили по танкам. Два из них загорелись, дымя курчавыми клубами, а остальные, воровато повернув влево, юркнули в лес.
Быстрая, расправа с танкистами помогла партизанам еще больше усилить натиск на флангах. Вражеская пехота оказалась в полукольце.
Тем временем отряд, находившийся в резерве комбрига, продвинулся по полю севернее Михува и проник в лес, из которого противник начал наступление. Удар с тыла ошеломил немцев. И они, убегая из мешка, прекратили сопротивление.
Уже позднее Александр Кузнецов забежал на квартиру, где лежал Вацлав Забродский.
— Умер, — сообщила хозяйка.
Комбриг опустился на колени и у изголовья разведчика прошептал:
«Прости, тетя Ядвига. Не сберег твоего сына...»
Михув быстро преобразился. Ожили его улицы, бойкий говор, смех послышались вокруг. Горожане собрались на площади, чтобы приветствовать поднявшихся на балкон руководителей партизанской бригады. По площади разнеслись радостные возгласы на польском языке:
— Да здравствует свобода!
— Слава братьям-партизанам!
Ян Тыдык поднял руку. Площадь затихла. Секретарь окружкома партии предоставил слово командиру бригады.
Александр Кузнецов, волнуясь, подбирая польские слова, сказал:
— Поздравляю жителей Михува с днем освобождения от гитлеровских захватчиков. Теперь ни один фашист не ступит ногой на улицы вашего города.
Эти слова потонули в тысячеголосом шуме. Вверх взлетели кепки, шляпы, конфедератки, платки, живые цветы.
— От имени командования бригады, — продолжил Кузнецов, — я прошу жителей города соблюдать полный порядок и спокойствие, оказывать нужную помощь партизанам. Борьба с врагами еще не окончена.
К вечеру бригада контролировала все дороги вокруг города. Партизаны, овладев несколькими складами, запаслись боеприпасами и продовольствием. Раненых поместили в городскую больницу, куда пришли многие врачи и сестры, до сих пор скрывавшиеся от немцев.
На следующий день отряд, располагавшийся у кладбища, продвинулся восточнее, к берегам небольшой речушки.
Минул час, другой, третий...
Из рощи, которая зеленым квадратом лежала правее михувского тракта, выполз танк, потом второй.
Партизаны насторожились. Танки направились не по дороге, а значительно левее ее. «Ищут обходных путей», — подумал Кузнецов.
— Разрешите их встретить, товарищ командир, — вызвался Иван Кузьмин, показывая на гранаты, выложенные вряд на бруствере.
— Стефан Влоцкий, Анджей Лисняк, — обратился командир к двум молодым парням, — пойдете с Кузьминым.
— Стопроцентный порядок, — заметил Кузьмин и сказал напарникам:
— Захватите побольше гранат.
Кузьмин, Влоцкий и Лисняк вышли к мосту. А затем передвигались вдоль речки ползком.
Танки у берега в копнах сена встали в засаду. А солнце пекло невыносимо. Раскаленная броня, как видно, разморила танкистов. Из верхнего люка одной машины вынырнула голова. Немец осмотрелся и вылез на броню. За ним выбрались остальные.
Партизаны притаились в кустах, внимательно наблюдали. Немцы, оставив у машин по одному караульному, подошли к речке. Одни из них, не раздеваясь, плюхнулись в воду, другие жадно пили ее пригоршнями.
Кузьмин подал знак рукой. Влоцкий автоматной очередью уложил часовых. Лисняк и Кузьмин запустили по паре гранат; в сгрудившихся на берегу танкистов. Вверх взметнулась вода, грязь, песок. Раздались крики, стоны.
Партизаны осмотрели трофеи. Особенно усердствовал Кузьмин. Он быстро забрался в танк, повернул башню, опробовал работу рычагов и завел машину. Соскучился, видно, механик-водитель по родному делу!