— А если этот художник проснётся? Кончать?
— Не проснётся. Я ему бутылку дал. Да и зачем его кончать?
— Он же нас знает!
— Что он знает? Что мы друзья Бориса Устиновича, его, можно сказать, коллеги? Ну и что? Мы приехали помочь в работе своему сотруднику и не виноваты, что он повесился. Верно?
— Верно!
— Тогда за дело. А потом обыщем всю комнату. Может, карта спрятана где-то здесь.
Комната опустела: Зяма на цыпочках умчался за верёвкой, а Карабас шарил в зале — искал стремянку. Санчо понял, что ему представилась чудесная возможность покинуть помещение. Когда преступники начнут обыск, сделать это будет уже невозможно. «Ах, какой сюрприз, — скажут они, вытаскивая Санчо из корзины. — И что это у него за пазухой?» А потом кончат его, как кончили бедного Буратино, потому что ни один уважающий себя убийца не оставит в живых свидетеля. Санчо только на миг представил себе, как его сандалии отплясывают на полу лебединую песню, и ему стало очень плохо.
Он вывалился из корзины. Несколько мгновений лежал, не в силах пошевелиться — онемевшие ноги горели огнём, — а потом поднялся, открыл окно и прыгнул во двор.
Около крыльца слышалось яростное рычание Отелло и сдавленная ругань Дуремара. Пёс вцепился в убийцу, мстя за смерть хозяина. Потом послышался звук удара и собачий визг. Санчо на негнущихся ногах заковылял к дырке в заборе, где его напряжённо ждали друзья.
— Бежим! — прошептал он. — Быстрее! Иначе меня кончат. А за компанию и вас.
Уговаривать рыцарей не пришлось. Измученные долгим ожиданием, полуночными страхами и тревогой за товарища, они припустились со всех ног, а Санчо на бегу рассказывал им о карте, о разговоре между бандитами, о жуткой смерти биолога Бориса Устиновича Ратинова и ещё о том, что он совершенно не представляет, что им делать дальше, потому что напуган до смерти и совершенно не в состоянии соображать.
Санчо испугался бы ещё больше, если бы узнал, что, вернувшись со стремянкой в комнату, Карабас увидел опрокинутую корзину, распахнутое настежь окно и сразу же всё понял. Он заглянул в корзину и вытащил оттуда скомканный кусок белой тряпки, на котором оранжевой гуашью было нарисовано странное существо.
— На колобка похоже, — сказал Зяма-Дуремар. — Только сильно небритого.
— Кажется, мы были здесь не одни, — задумчиво сказал Карабас. — Кажется, кто-то сидел в корзине и всё видел. И не удивлюсь, что этот кто-то прихватил с собой карту. Проблема… Но мы её уладим. Верно, Зяма?
— Верно сказано, — откликнулся Дуремар. — Лучше и не скажешь.
ГЛАВА СЕДЬМАЯСМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ
Ася Чёрная Метка подкралась незаметно, как и подобает пиратской лазутчице. Эти сундуки неповоротливые — рыцари ордена Золотого Льва — ничего не заметили: сидели себе за своим дурацким круглым столом и во весь рот зевали, видно, не выспались. Зевали они так сладко, что Ася и сама зевнула, хотя спать совсем не хотела.
— Давайте что-нибудь решать, — сказал Великий Магистр. — А то сидим, молчим… Я сейчас засну. Да и не верю я… Санчо! Может тебе всё привиделось?
— Нужно идти и брать их за глотку, — рубанула с плеча леди-воительница. — А там и разберёмся!
— Ага, — протянул Санчо. — Они сами тебя возьмут за глотку. Мало не покажется.
Ася подобралась ещё ближе. Это было интересно. Значит, эти рыцари не такие уж и смелые. Ишь как Санька боится пиратов! А его приятели, видимо, настаивают на новом побоище. Ася устроилась поудобнее, чтобы выведать все секреты, а потом придумать в пику этим слепым курицам какую-нибудь каверзу.
— Хуже всего, что ты знамя посеял… Конец нашему Ордену. Это как в армии: если полк теряет знамя, его расформировывают. Где ты его мог потерять?
— Не знаю, — опустил голову Санчо. — Наверное, когда бежали по улице… Не помню.
— Без Золотого Льва мы проиграем прибрежным пиратам, — уныло сказало Тонька. — Они и сражаться с нами не станут. Скажут: что это за голытьба без роду, без племени? Нужно объявление повесить. Мол, кто найдёт штандарт Золотого Льва, тому ничего не будет.
— Ага! Пираты тоже умеют читать! — всплеснул руками Макс. — А если они узнают, что знамя пропало, то… засмеют.
— Тогда пошли к дяде Гоше, — предложил Макс. — Скажем: так и так. Потеряно знамя Ордена. Заодно расскажем и про убийство. Он отыщет нашего Золотого Льва, а преступников скрутит и отдаст под суд. А судья посадит их в тюрьму.
Из всего разговора Ася поняла только одно: рыцари потеряли свой боевой штандарт и теперь хотят привлечь к делу дядю Гошу. Это было нечестно. Ася даже хотела выскочить из укрытия и высказать рыцарям все, что о них думает. Это же надо: впутывать взрослых в поединок между кланами! Но тут, к счастью, Санька отверг предложение Верховного магистра.
— А на суде кого в свидетели вызовут? — спросил он и сам же ответил: — Нас вызовут. И все нас увидят. В газетах будут напечатаны наши фотографии, и по радио будут говорить о нас: вот они, герои, а проживают они там-то и там-то. А если у бандитов есть сообщник, он постарается покончить с опасными свидетелями. С нами, значит. Или если бандитов отпустят? Что тогда?
— Как это отпустят? — опешил Макс.
— А так… Под залог. В американских фильмах их всегда выпускают под залог, они расправляются со свидетелями — и делу конец.
— А доказательства! — кипятился Макс. — У нас есть карта полигона!
— Это не доказательство. Бандиты скажут, что видят её первый раз в жизни, и это будет правда.
— А труп Буратино?! Если ты не врёшь, то у них руки в крови. С таким доказательством их даже дядя Гоша не отпустит! Чего бояться?
Возразить было нечего. Даже самый доверчивый милиционер вынужден был бы арестовать убийцу, на руках которого ещё не высохла кровь жертвы. Однако Санчо считал дядю Гошу доверчивее самого доверчивого милиционера и потому согласился с предложением Макса при условии, что карту полигона они пока оставят у себя. Хватит с дяди Гоши и трупа Буратино.
— Пошли, — сказал Санчо. — Только говорить буду я. А то Макс опять про призраков начнёт и всё дело испортит.
Неразлучная троица поднялась из-за стола и помчалась к калитке. Ася была в недоумении. Потерянный штандарт, труп, карта, бандиты… Это кто бандиты! Это пираты — бандиты! Какая наглость! Пираты — это пираты, а никакие не бандиты! Она всё расскажет своим, и тогда наступит время мести: реки покраснеют от крови и небо переполнится павшими душами! Ася Чёрная Метка вылезла из укрытия и побежала на берег, где её с нетерпением поджидали друзья-разбойнички.
Они сидели в комнате — да, да, в той самой комнате — и разговаривали, как будто ничего не произошло. Санчо отчётливо слышал каждое слово. Он наотрез отказался зайти в дом вместе с дядей Гошей. Максим и Тонька тоже не изъявили желания сопровождать милиционера. Вместо этого рыцари притаились под окном и старались не пропустить ни слова.
— …А не попрощался он, потому что очень торопился. Дело не терпело отлагательства.
Это был голос Зямы.
В этот момент раздался стук. И в комнату вошёл дядя Гоша.
— А-а, — весело закричал Закидон. — Моя милиция меня бережёт! Заходи, Григорий Иванович, заходи, дорогой. Присаживайся. Мы тут с приятелем сидим, вином балуемся… Зиновий, налей товарищу.
— Никаких «налей», — отрезал лейтенант. — Я при исполнении. Пришёл по делу.
— Нужно иногда забывать о делах, — поучительно сказал Закидон. — В мире есть столько прекрасных вещей! Вино, дружеская беседа, искусство… Впрочем, искусства уже нет. А почему?
— Почему? — спросил дядя Гоша.
— Ну всё, — с досадой пробормотал Санчо. — Теперь Закидон заморочит ему голову. Никого он не арестует, потому что через минуту забудет, зачем пришёл. Говорили же ему… Эх!
— А потому что мало осталось художников, — сел на своего конька художник — И совсем не осталось настоящих ценителей, которые бы понимали и чувствовали живопись!
— Ну, знатоков у нас хватает, — подал голос Зяма. — Этого добра у нас пруд пруди.
— Невежды они, а не знатоки, — взревел старый художник. — Некоторые ходят раз в год в музей и считают себя знатоками, а сами ни ухом ни рылом… А нужно ходить каждый день и смотреть на картины часами. Ты садись, Иванович, садись. И посмотри на эту картину. Месяц назад закончил. Ну как?
— Ну… — неопределённо промычал дядя Гоша. — Я, собственно…
— По твоему лицу я угадываю, что ты о ней думаешь. Всё правильно: ничего путного ты о ней не думаешь, потому что не в силах угадать творческую мысль художника.
— Да?.. — с сомнением произнёс лейтенант.
— Уверен. А ведь мне удалось вложить в своё произведение глубочайший смысл! Я проанализировал традиции нашего общества и отобразил их на этом полотне. Что ты видишь?
— Цыплёнка. Наверное, только что вылупился из яйца. Вон скорлупа. Только цыплёнок почему-то фиолетовый. Но я хотел спросить…
— Минутку. Я сейчас тебе отвечу. Ребята…
Послышалось бульканье, звон стаканов, причмокивание.
— Ну и гадость! — брезгливо пробормотал художник.
— Картина?
— Нет. Вино. И как его люди пьют?! Н-да… На чём я остановился?
— На цыплёнке, — услужливо подсказал Зяма. — Ты закусывай, Кирилыч, закусывай. А то досказать не сможешь. А народу интересно, почему из яиц начали вылупливаться фиолетовые цыплята.
— Никто ниоткуда не вылупливается! Речь идёт о превращении.
— Всё понятно, — ахнул Зяма. — Яйцо превратилось в цыплёнка. Гениально!
— Нет. На картине вы видите не превращение яйца в цыпленка, а наоборот, превращение цыплёнка в яйцо. Я воспользовался старой, всем известной поговоркой, чтобы показать движение нашего общества.
— А куда направлено это движение?
— Конечно же, к первоистокам! — вдохновенно воскликнул Закидон. — К стародавней гармонии, к первозданной чистоте нравов, прочь от ужасов, которые несут с собой прогресс и американские стереотипы. Именно в этом и заключается нравственный подвиг цыплёнка!
— Кто бы мог подумать… — пробормотал дядя Гоша.