А-ах, как зевается! Кости ноют после вчерашнего сенокоса. Поспать бы немножко!
…Девушка не должна желать никого, кроме одного, девушка должна быть чистой… Из-за этого его и влечет к Маали. Но какая же она строптивая, ну просто полоумная!..
Эх, как хорошо было бы теперь поспать… А еще лучше — в обнимку… Глаза в изнеможении закрыты… Тепло, сладко усталому телу… Не щекочи!.. Вот ты что затеяла… Думаешь, я не могу так?.. Ну-ну!..
Эх, черт, как спать хочется! Поневоле задремлешь.
Вдруг в голове Кусты промелькнула мысль: а что, если Маали ушла, пока он там возился около мельничного колеса? И сразу сон как рукой сняло, а вместе с тем прошел и гнев. Парню стало только больно, горько.
…Если бы она знала, как он тоскует по ней! Она бы так не играла. Потому что она все же добрая, сердечная девушка… Если бы она могла понять, как что-то жжет и ворочается у него в груди, словно горячий камень. Эта неугасимая страсть, она не дает покоя ни ночью, ни днем… Разве он виноват, что родился мужчиной, а она — женщиной и что его влечет к ней?
Он опустил голову на руки.
…А Маали, видно, думает, что он необузданный, грубый, бессердечный… Она думает так из-за его похождений с Мари, да и всего прочего… Не понимает она одного: все это потому, что он любит ее, Маали… Любит так, что невозможно выразить словами…
От этих горьких мыслей парню стало больно, плечи его затряслись.
И в эту минуту кто-то тихонько тронул рукой его спутанные волосы и мягко произнес:
— Куста!
Парень вздрогнул от неожиданности и оглянулся. По ту сторону оконной решетки в мельничном помещении стояла Маали. Куста сжал ее теплую руку своей влажной от слез ладонью.
В первую минуту оба молчали, не зная, что сказать. Луна выплыла из-за тучи и осветила смущенное лицо Кусты.
— Почему ты такая? — спросил наконец он.
— А ты почему такой? — вопросом же ответила девушка.
Куста снова присел на колоду, не выпуская ее руки. Маали тоже оперлась на подоконник.
— Ты же знаешь, что я этого не могу, — продолжала девушка.
— Зачем ты меня мучаешь? Ты же видишь, как я тебя хочу…
— Но я не могу!.. Ты думаешь, сама я… — Голос девушки перешел в жаркий шепот. — Нельзя же…
— Почему? — тоже шепча, допытывался Куста, прижимая лицо к железной решетке.
— Ты сам знаешь… Тебе-то ничего, а мне что делать?.. Куда потом деваться?..
— Я женюсь на тебе, — сказал парень, сам хорошенько не веря своим словам.
— Нет, ты меня не захочешь в жены… Я стара… и бедна… — печально ответила девушка, но в голосе ее слышалась мольба: «Женись, дорогой, женись, ну пожалуйста!»
— На два-три года старше меня… Ничего не значит…
Он сжал руку Маали и сказал:
— А теперь открой дверь.
Но она покачала головой:
— Нет, не открою. Все вы, парни, как звери дикие, с вами только и говорить через решетку.
На этом разговор снова оборвался.
Куста поглядел на озеро. Где-то в омуте, сверкавшем от лунного света, всплеснула большая рыба. Побежали круги, свет месяца заплясал на них, разбиваясь и снова возникая. Деревья по берегам, словно темные холмы, подымались к уже прояснявшемуся небу. Луна серебрила их верхушки.
Куста чувствовал, что в нем рождается что-то новое, чистое. Его рука, державшая руку Маали, задрожала.
— Маали, — прошептал он. — Маали!
— Что?
— Ты не сердишься на меня?
Девушка ничего не ответила. Рука ее тоже задрожала. В ночном сумраке лицо девушки выглядело бледным, печальным.
— Не думай, что я такой… — прошептал парень. — Но иногда не знаешь… Сам не пойму…
— Куста, Куста! — горько зарыдала вдруг девушка. — Если б ты знал, как я жила и живу, если бы понимал!..
Слезы ручьем лились по бледному лицу, грудь судорожно поднималась и опускалась, сердце тяжко ныло.
— Семь лет прослужила я здесь, в Каарнанурме… — продолжала она сквозь рыдания. — Дни и ночи работала… да еще брани наслушалась… Все время ждала кого-нибудь, кто пожалел бы меня… Ну, коли не женился бы, то хоть любил, думал обо мне… Но не дождалась никого!..
Она громко рыдала, привалившись грудью к подоконнику. Куста, тоже опечаленный, беспомощно вертелся на своей колоде.
— Никого… — плакала Маали. — Ты… Я знаю, чего ты хочешь… А до меня тебе дела нет… Ты как зверь дикий… Возьмешь, что надо, и уйдешь… Если бы ты любил, не поступал так…
— Но как же еще любить? — смущенно ответил парень. — И захотел бы — не смог…
— А как я могу?
— Ты женщина…
— Будто мне и жить не хочется из-за этого?.. Что с тобой толковать!.. Ни от кого жалости не дождешься… Только смех да издевательства… С самого детства только и знаешь, что защищаться… Каждый мужчина словно коршун… Ни о чем другом и не думает…
Она заплакала еще горше. А парню казалось, будто вокруг его головы редеет облако тумана. Он ощутил влажную прохладу, шедшую от воды.
Речь девушки перешла в жаркий молящий шепот. Время от времени она хватала руку парня, трясла ее, прося о помощи. Прижав лицо к железной решетке, торопливо шептала:
— Куста, милый!.. Как ты мне дорог… Слов не нахожу… Лежу иногда ночью одна на постели, думаю о тебе… Схвачу подушку, прижму к груди… Ты, ты!.. А иногда взгляну на тебя за обеденным столом или за работой… Какой большой, какой сильный!.. И когда ты однажды у Курнаверской корчмы побил всех парней… Как я тогда гордилась тобой!.. Ты, ты!..
Горячие слезы Маали падали на руку парня. И он вдруг почувствовал, что у него выступили слезы на глазах. Стыдясь, он провел рукой по лицу.
— Куста, если бы ты женился на мне… — шептала та. — Ты и я… Стояли бы мы перед алтарем, начали бы свою жизнь… Построили бы домишко на земле Каарнанурме… Ты ходил бы на работу, и я ходила бы… И все было бы, как и до сих пор…
Потом добавила тихо, стыдливо:
— И родились бы у нас дети…
— Маали! — прошептал Куста, дрожа от волнения. — Маали!
Словно сговорившись, они потянулись друг к другу и поцеловались — и оба улыбнулись. Потом Маали сказала:
— Послушай, идем-ка домой.
Она отодвинула засов, вышла и пошла по мостику через ручей. Куста послушно, как раб, зашагал за нею.
В озере снова плеснулась рыба, и разбежавшиеся по воде круги засверкали в лунном свете. Вершины деревьев все больше серебрились. Но под ними по-прежнему царил сумрак.
Два человека молча шагали рядом. Они шли, задумчиво опустив глаза. Лица их побледнели. У них не было слов, чтобы выразить трепетавшую в их сердцах боль, жалость и счастье.
— Какая ночь! — произнес наконец Куста усталым голосом и зябко запахнул пиджак.
— Да… ночь, — подтвердила Маали. — Слышишь?
Она протянула руку к клеверному полю, где звонко скрипел коростель.
Они молча прошли несколько шагов.
— Прохладно стало, — сказал Куста.
— Иди сюда, под шалью тепло.
Она накрыла его концом шали.
— Странная ночь… — снова задумчиво произнес Куста. — Все словно сон… Дома, наверно, спят… И Мари на сеновале…
— Тебе жалко, что не забрался к ней? — тихо засмеялась Маали. В этом смехе слышался еще упрек, но вместе с тем и нежность. Каким хорошим, каким по-детски простым был этот парень!
Боком она ощутила, как он дрожит. «Бедняжка! — подумала она. — Зябнет — из-за меня!..»
И опять не нашла слов, чтобы выразить свою тоску, которая томила все ее существо. Это была боль, сладко сжимавшая сердце, безмолвная, безграничная…
…Да, если бы все пошло так! Если бы он женился, сыграли бы свадьбу, а как уйдут гости, жена постелила бы постель, сняла бы с мужа сапоги и потушила бы огонь… И конечно, потом бы пошли и дети. Первым родился бы сын, и она назвала бы его Кустой. Были бы и еще дети, была бы и дочка… И вот вечерами сидели бы отец с матерью перед топящейся печкой, вспоминали бы свою жизнь и непременно — эту летнюю ночь… Ничего у них и не сохранится в памяти, кроме этой ночной беготни по хуторским дорогам. Много ли хорошего в батрацкой жизни!.. А детки сидели бы тут же и попискивали: «Папа! Мама!»
Маали сжала руку Кусты, словно собираясь сказать что-то. Но парень шагал рядом почти уже в полусне. И девушка все низала нить своих счастливых мечтаний.
…Да, пошли бы дети… Все было бы не так, как хотят парни… Они обвенчались бы… Как она всегда мечтала о детях!.. Стыдилась самой себе сознаться, но мечтала… Было ей только шестнадцать лет, когда она, проснувшись вдруг весенней ночью, почувствовала, какое счастье иметь ребенка… Ходя за стадом, она мастерила из тряпок кукол, воображая, что это ее детки… Как она смущалась, когда заговаривали о детях, как боялась взглянуть на мужчин…
…Но что это такое? Ах да, она идет домой, и подле нее — Куста. Какой он серьезный… О чем он думает? Может, смеется в душе над ней, насмехается… Виданное ли дело, чтобы такой парень женился на бедной батрачке? Отчего бы ему не посвататься к хозяйской дочке, получить в приданое хутор Каарнанурме? Поехал бы он тогда через всю волость — в санях добрый конь, колокольчики звенят, а рядом сидит жена… И жена это — Мари…
…Нет, нет, не может быть! Он женится на Маали, должен жениться! Разве она не любит его с тех самых пор, как они впервые встретились? Неужели эта любовь должна увянуть бесплодно, а сердце, так долго ждавшее и надеявшееся, остыть в слезах! Разве любовь стареющей девушки — шарик одуванчика, пушинки которого, поднятые ветром, опускаются низко-низко и пропадают без следа? Неужели слезы ее разбитых надежд так же мало стоят, как падающие с холодного осеннего неба капли, с оголенных веток ольхи стекающие в кротовьи норы — невидимо для людских глаз?.. Не может бесполезно исчезнуть такое чувство и бесплодно погибнуть такая любовь!
Луна опустилась ниже. Слившиеся тени парня и девушки тянулись за ними. Когда они дошли до ворот хутора, на востоке уже занималась заря. Они остановились, держась за руки.
— Мало придется поспать сегодня, — сказал Куста. — Как-то мы завтра на ногах устоим?
Хотелось сказать еще что-то, но слов не было. Наконец Маали промолвила: