“Золотой осел" Апулея. Архетип трансформации — страница 18 из 63

Чувство, которое он испытывает, таким образом, не связано только с его личными сознательными воспоминаниями, скорее, весь архетип матери-анимы вступает в игру и ведет его к опыту любви, при всем богатстве отношений с противоположным полом, так же, как с трудностями и осложнениями. Позже это может привести к проявлению внутренних психических факторов, независимых от внешней женщины: к собственной аниме. Для человека, опыт в этой области психики приносит плодородное расширение личности, вот почему он имеет целебный эффект. Здесь также кроется причина, почему Эросу и Мету в Эпидавре поклонялись как богам-целителям. Психологическое исцеление всегда влечет за собой расширение личности. Оно приносит больше жизни и больше аспектов личности в деятельность.

Можно сказать, что большая часть невротических расстройств обусловлена тем, что эго слишком закрыло свои ставни по отношению к тем реалиям жизни, которые хотят войти. Таким образом, исцеление совпадает с расширением сознания. Для человека это означает доступ к религиозному опыту, открытие более глубокого смысла жизни и исцеляющих эмоций. Но в зеркальном процессе это также означает стянуть блестящего всемогущего бога вниз, в несчастную узость человеческого существования. Концепция христианского богословия это иллюстрирует: процесс кенозиса (от греческого «освободить себя», «отказаться»)[63]. Это означает, что Христос (когда он был еще с Отцом, до его воплощения как Логоса, Логоса в Иоанновом смысле) имел полноту Отца, всепроникающее единство с божественным миром, без определенности. После этого Он опустошил себя — «ekenose heauton» — как пишет апостол Павел, то есть, он освободил себя от этой всеобъемлющей полноты и единства, чтобы стать смертным. Человек возвышается через проявление внутреннего Христа (например, приняв христианское учение), а Христос умаляется своим спуском в человеческий мир. Это выражено также его рождением в хлеву.

То, что христианское богословие говорит о кенозисе Христа, есть на самом деле конкретное представление общеархетипического события. Когда бы Бог ни воплощается, для него происходит этот процессе кенозиса, сужения, и в то же время человеческое сознание расширяется.

Проблема воплощения Венеры все еще не разрешена: современный английский писатель Джон Эрскин написал об этом книгу под названием «Одинокая Венера». Эрскин очень увлекателен и должно быть, немного знает женскую психологию, или, возможно, немного осознал свою аниму. Он написал еще одну, очень увлекательную, книгу, которая называется «Личная жизнь Елены Троянской». Это история Трои после завоевания. Менелай в ярости и обычай вынуждает его убить свою неверную жену, которая, сбежав, вынудила к началу войны. Пылающий яростью и конформистским негодованием, он бросается за Еленой, но та встречает его со своим природным обаянием и первой делает жест преданности, показывая свою красивую грудь, и говорит, что она полностью заслуживает этого, что он, разумеется, должен убить её. Действуя как стерва, она медленно завоевывает ситуацию в целом. Она возвращается домой, где старые слуги возмущены и относятся к ней как к проститутке. Но Елена, скромная, доброжелательная, и истинно женственная, скромно и медленно берет бразды правления в руки, и в конце книги она управляет Менелаем и домом, и люди начинают даже думать, что во всем этом, должно быть, вина Менелая.

Эрскин, безусловно, осознал дуновение определенных проблем, и он весьма хорошо ориентируется в древности. «Одинокая Венера», другая работа Эрскина, это история любви Венеры, которая неверна своему калеке-мужу, Гефесту, и влюбляется в бога войны Ареса. Таким образом, она вовлекается в дела человеческие. В Троянской войне, в противоположность тому, что пишет об олимпийских богах Апулей, боги участвовали очень активно. Зевс и другие боги старались держаться подальше от человеческой грязи, но Apec стал воевать на стороне троянцев, и благодаря этому Венера втягивается в войну. В конце происходит регрессивное восстановление персоны олимпийских богов. После сожжения Трои на земле, боги отходят и снова стоят в стороне. В конце есть сцена, как Зевс и другие олимпийские боги смотрят с некоего балкона вниз на горящий город со всеми его мертвецами и военными разрушениями. Лишь Венера, влюбившаяся в Ареса и поэтому более глубоко связанная с человеческими делами, несчастна и беспокойна, и не может мириться со сторонним отношением олимпийских богов. В последнем предложении романа она говорит, что боги должны действительно стать людьми — намек на более позднее христианское развитие.

Если посмотреть шире, то то, что произошло потом, заключалось в том, что в конце античности олимпийские боги износились в своей отчужденности и бесчеловечности и устарели, а затем появился великий новый миф о боге, ставшем человеком. Исторически мужское божество стало человеком, Христом.

Воплощение произошло с мужской, а не с женской, стороны развития. Но на самом деле был зародыш или начало развития в поздней античности, в котором женское божество должно было стать женщиной, и воплощение должно было произойти не только на мужской, но и на женской стороне. Эрскин, что интересно, проецировал это в истории любви Венеры. В истории Вергилия о Дидоне, Венера, более чем другие олимпийские боги, снова ввязывается в дела людей и, так сказать, выбирает женщину, чтобы разыграть свои планы.

Венера является матерью Энея Троянского, и для того, чтобы его хорошо встретили в Карфагене, она устраивает, чтобы Дидона, царица Карфагена, влюбилась в него. Позже, поскольку политика требовала иного, роман окончился, Дидона осталась одна и покончила жизнь самоубийством. Таким образом, можно сказать, что Венера всегда имеет тенденцию вмешиваться в человеческие дела, но обычно женщины, которых она использует для своих целей, погибают или становятся глубоко несчастными. Такая тенденция к воплощению, или связи женской богини с человеческой женщиной, поэтому осталась одиночными попытками и не привела к большому новому религиозному, мифологическому событию, подобному рождению Христа.

Можно сказать, что воплощение женского начала в женщине все еще входит в программу на ближайшие столетия, и начинает становиться актуальным. Рассматривая в этом контексте, то, что люди хотели поклоняться человеческой Венере в образе девушки Психеи, дочери короля, является наиболее значимым. Поскольку это выражает желание людей, что Венера должна также стать человеком и таким образом измениться. Если мы посмотрим на процесс воплощения божества в психологическом плане, то это зеркальный эффект от реализации человека, или архетипический фон психологической реализации. Мы обычно считаем, что современный человек обладает эго, затем порогом сознания, за которым бессознательное. В снах мы отличаем личное бессознательное от структуры под ним (того, что мы называем коллективным бессознательным), энергетическими ядрами которой являются архетипы. Обычный человек не имеет представления об этой реальности и, следовательно, переживает её в проекции. Благодаря современным фрейдовскому и юнгианскому анализу, эту подструктуру человеческой психики начали открывать и видеть, что мотивы, стоящие за нашей судьбой, исходят оттуда, и, проходя через фильтр личного бессознательного, изменяют сознание и влияют на него. В аналитическом процессе мы используем слово «интеграция», поскольку то, что происходит, означает, что эго относится к этому содержанию, испытывает Auseinandersetzung, конфронтацию, с ним, признавая его более глубокой части своей психической субструктуры. Теперь, что происходит на самом деле, если принять зеркальную, симметричную точку зрения и посмотреть на вещи со стороны архетипов?

Архетипы — это боги политеистического язычества. Греческие боги — это архетипы в коллективной греческой психэ. Что происходит с богами, если происходит этот процесс интеграции? Отношения никогда не бывают только односторонними, так что боги становятся втянутыми в человеческий мир, а в противодвижении эго расширяет свое сознание. Это процесс воплощения бога. На самом деле, начало этого процесса не здесь. Мы очень часто видим в импульсе к индивидуации и интеграции, что бог хочет воплотиться. Лишь во вторую очередь эго затрагивается и втягивается в процесс. Это объясняет, почему исходные сны в анализе часто заключаются не в том, что эго встречает божественный образ, но что бог решает воплотиться. Эго не имеет понятия об этом, и ищет в другом месте, имеет денежные или семейные проблемы, и еще не знает, что разыгрывается на другой стороне. Очень часто творческая инициатива процесса индивидуации приходит с другой стороны.

В нашей сказке, следовательно, мы можем понять, что Венера не хочет воплотиться в человека и негодует на то, что её всеобъемлющую божественность грабят. Она чувствует чисто женскую и законную ревность к девушке Психее.

Рейнхольд Меркельбах взял на себя большой труд, чтобы выяснить, шаг за шагом, аналогию между Исидой и Психеей[64]. Он в определенной степени убеждает, но он натыкается на факт, что Психею, как и Венеру, можно рассматривать идентичными Исиде. То, что Венера параллельна Исиде, понятно, но это означало бы, что Исида сражается с Исидой! Мы имеем здесь дело с расщеплением внутри символического образа. Возникает борьба между одной частью архетипа, который хочет остаться в своем первоначальном виде, в инерции, с другой, которая хочет воплотиться в человеческой форме. Конфликт представлен в виде проекции, как ревность, когда Венера говорит возмущенно: «А теперь смертная девушка, которая умрет, ходит в моем образе», — что очень четко выражает её чувства. Она протестует против сужения её бессмертного всемогущества.

Венера приказывает сыну, Эросу, чтобы девушка влюбилась в самого низкого из всех человеческих существ, но Эрос, увидев свою жертву, решает, что самым низким человеком будет он. Тогда он устраивает, что королю, поскольку его дочь не вышла замуж, Дельфийский оракул говорит, что она никогда не выйдет замуж, но предназначена для страшного дракона, или монстра, и что поэтому её нужно приковать на вершине горы.