“Золотой осел" Апулея. Архетип трансформации — страница 21 из 63

Эти два аспекта находятся слишком далеко друг от друга и односторонни. Тот, кто видит такие вещи с более зрелым отношением, знает, что всегда есть оба, божественный и банальный аспект, и это один из величайших парадоксов, который наши чувства должны научиться принимать.

Женщина, которая занималась этой проблемой и спрашивала себя, были ли её любовные отношения божественным опытом или банальным романом, видела однажды во сне короля и королеву в сверкающих коронах, идущих впереди нее, сопровождаемых петухом и курицей. И голос сказал: «Эти две пары — одно и то же». Это изображение достойно представляет парадокс любви, но на практике это большая проблема, и чтобы выдержать это, требуется большая зрелость. В алхимии символ coniunctio, союз божественной пары, может быть представлен в равной степени королем и королевой, богом и богиней, или как две спаривающихся собаки[69]. Алхимики знали, что все это аспекты одного и того же союза, символы психических противоположностей в бессознательной целостности личности.


Глава 6Амур и Психея II

Мы увидели, что Психея и Венера являются двумя аспектами одного и того же архетипа: Венера более символизирует аниму, которая смешивается с образом матери, а Психея — истинную аниму, которая больше не загрязнена образом матери. Можно представить себе архетипы как ядра атомов в области бессознательного. Наиболее вероятно, что они находятся в состоянии, когда каждый элемент испытывает влияние всех остальных. Таким образом, архетип в бессознательном тоже в некотором роде идентичен со всем бессознательным. Он содержит в себе противоположности: это все вместе, мужское и женское, темное и светлое, все сливается. Только тогда, когда архетип приближается к порогу сознания, он становится более отчетливым. В нашей истории, Венера возмущается, что у нее, всемогущей богини в Высшем, появился соперник на земле. Это проблема, широко распространенная в поздней античности. Она имеет варианты, например, в так называемых «Песнях падшей Софии», которые были написаны примерно во времена Апулея. Согласно некоторым гностическим системам, особенно в книге «Пистис София»[70] в начале творения с Богом был женский образ или спутница, София, Мудрость. В апокрифах Ветхого Завета она также представлена как Премудрость Божия. (См. Песнь Песней, Мудрость Иисуса сына Сирахова, и Притчи). Там она говорит: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий своих, искони… я была радостию всякий день, веселясь перед лицом Его…»[71]. Но, поскольку по христианскому вероучению Бог не состоит в браке и у него нет женщины-спутницы, интерпретация этих текстов вызвала некоторые проблемы у Отцов церкви, которые потому сказали, что это была душа Христа, «Anima Christi», до его воплощения.

Во многих гностических системах говорится, что София была с Богом в начале, или до, творения, но позже она опустилась вниз, в материю, и была отрезана от Бога. Она потеряла связь с ним, и в поисках его, взглянув вниз, в материю, она увидела львиноголового демона, Йалдабаофа, и решила, что это Бог-Отец, спустилась вниз, и Йалдабаоф поймал её. Существуют очень красивые песни и стихи, в которых она призывает к Небесному Отцу, прося его помощи в освобождении её от материи и от загрязнения демонами и Йалдабаофом. Гностики поздней античности были философами и мыслителями ранней Церкви, и не случайно, что они усиливали миф о падшей Софии, потому что, как говорит Юнг, если человек отождествляется с Логосом или интеллектом, его эмоциональная и чувственная сторона попадает в бессознательное и должна быть искуплена оттуда[72]. Его душа тогда становится загрязненной примитивными хтоническими страстями. Этот миф, разработанный именно гностиками, был забыт, после того как церковь решила отмежеваться от гностических философов и объявила их учение ересью[73].

Если мы сравним воплощение Бога-Отца в Христе с воплощением, которое происходит в истории Амура и Психеи, мы увидим разные образы. Бог нисходит с небесных сфер, тщательно очищенный от любых macula peccati и принимает человеческую форму. В параллели из нашей истории, воплощение богини иное. Венера не спускается, воплощаясь в женском существе, но обычное женское существо поднимается и рассматривается как олицетворение Венеры и медленно восходит до Олимпа. В развитии католического учения, Дева Мария также сначала — обычное женское существо, которое медленно, путём исторического процесса, возводится в ранг почти божественной. Таким образом, в воплощении мужского бога есть спуск в человечество и в материю, а в воплощении женской богини — восхождение обычного человека к почти божественному состоянию. Мы имеем дело, с одной стороны, с материализацией абстрактного логоса, и, с другой стороны, с одухотворением материи. Последний процесс еще сегодня только начат. Психея, которую рассматривали как воплощение Венеры, вызывает её гнев, с небес ей посылается наказание — выйти замуж за самого низкого из мужчин. Но Эрос, влюбившийся в нее, решает стать её таинственным женихом. Психею помещают на вершине скалы для её брака-похорон и оставляют там. Но нежный ветер уносит её в райскую страну, где она счастливо живет со своим мужем, который остается невидимым, лишь навещая её по ночам, и запрещает ей даже увидеть себя. В противоположность тому, что произойдет позже, первый спуск Психеи в бессознательное имеет аспект заблуждения, который уносит её в идеальное место, рай для дураков со счастливой любовью. И, как во всех похожих сказках, это не может продолжаться долго. В таком виде её процесс осознания задерживается, так как хотя для Психеи это событие действительно кажется счастьем и большим благом, но в мире человечества это означает потерю. В человеческом мире женское существо, в котором уже есть некоторые характеристики Венеры в воплощенной форме, исчезает в бессознательном, и таким образом человеческий мир испытывает «потерю души». В начале восхождения нового содержания из бессознательного используется энергия, и, следовательно, часто возникает, с другой стороны, потеря либидо, депрессия или пустота, пока не обнаруживается, что приходит снизу и что там случилось. Поэтому мы не можем слишком сердиться на двух сестер, которые из ревности, узнав о секрете счастья Психеи, начинают ткать ядовитые интриги, сказав ей, что Эрос — это дракон.

Клевета, что Эрос — монстр, сама по себе значима, потому что в древности Эрос очень часто представлялся в виде дракона или змея. В алхимии змея или дракон — это символ prima materia, «философского камня» или символ «божественного ребенка»[74]. Таким образом, две сестры не слишком далеки от истины. В некотором смысле они даже правы: если вся проблема любви снова регрессировала в такие глубокие слои бессознательного, можно сказать, что она полностью бесчеловечна и холодна. Дракон и змея всегда соотносятся в чем-то в бессознательном, что является нечеловечным: либо в положительном смысле божественного, либо в отрицательном смысле демонического. В любом случае они не человеческие и не имеют возможности человеческого контакта. Юнг всегда указывал, что смотрители в зоопарке говорят, что начиная от змеи по нисходящей даже специалист по контактам с животными не может установить никакой чувственной связи. Можно приручить змею и дрессировать её долгие годы, но однажды она укусит, и даже очень опытный дрессировщик не может предвидеть такой реакции. Что касается, с другой стороны, теплокровных животных, человек, обладающий достаточным опытом и знаниями, может предвидеть или угадать их реакцию. Если мы живем рядом с теплокровными животными, мы можем испытывать с ними эмпатию, которой мы не можем испытывать со змеями. Как только содержание бессознательного проявляется в форме змеи, часто бывает трудно выразить смысл, понятный тому, кто видел сон. Он не чувствует никакой эмпатии к этому содержанию бессознательного, которое иногда проявляет себя только в физических симптомах, особенно в тех, которые связаны с симпатической нервной системой. Поэтому почти невозможно войти в контакт с чем-то, что находится в таком виде в самых глубоких слоях бессознательного. Мы считаем, вполне невинно, что это не имеет с нами ничего общего, и в целом, по моему опыту, проходят месяцы до того, как содержание становится видимым достаточно для того, чтобы человек смог сказать: «Вот она, змея».

Поэтому, когда сестры клевещут на Эроса, называя его змеей, они описывают её так, как можно описать Эроса, если смотреть на него снаружи. Она слишком далека от человеческого, и следовательно, нереальный, божественный рай, в котором живет Психея, должен быть уничтожен. Естественно, можно также связать сестер со стремлением к власти, которая работает в них, хотя это стремление имеет положительное значение, поскольку власть и самосохранение очень тесно связаны. Если животное расширяет свою территорию, дерясь с соседними животными, это борьба за самосохранение, чтобы иметь достаточно еды, или за власть? В определенной мере это просто самосохранение, но когда она выходит за некие пределы, она начинает становиться тем, что мы называем стремлением к власти. Между ними существует лишь тонкая граница. Этот инстинкт самосохранения, загрязненный злой властью, врывается в рай Психеи. Ее подговаривают взять лампу и нож и осветить ночью её супруга. Если она увидит, что он — дракон, она собирается убить его. Таким образом, с намерением не меньшим, чем убийство Эроса, Психея зажигает лампу. Но тогда она видит, что её муж — красивый крылатый юноша, и она так потрясена этим захватывающим видом, что роняет нож, и капля горячего масла от лампы падает на Эроса. Он просыпается и дает ей самое большое наказание, которое может дать этот бог: он покидает её. Быть оставленной богом любви действительно хуже, чем любое другое, что он мог бы сделать с ней. Психея оказывается в полной темноте, и теперь её реальная деятельность начинается с долгих и мучительных поисков, чтобы найти Эроса вновь.