— Жена Хило сказала неправду. Мы ее выгнали за воровство, вот она теперь и возводит на нас напраслину.
Видя, что Джаво, несмотря на свою наивность, девушка довольно сметливая и предана своей госпоже, Сара решила довериться ей: она попросила, чтобы Джаво передала поклон своей госпоже и пожелала ей здоровья, потом поблагодарила ее от имени Сары за присланные вести и, наконец, заверила бы госпожу, что она заблуждается, считая Степаника девушкой. Но, присовокупила Сара, если госпожа считает, что Степаника лучше удалить из дому, — ее желание будет исполнено. Сара просила передать, что она очень хотела бы повидаться с госпожой и посоветоваться с ней: пусть только госпожа укажет, где и когда они могут тайно увидеться.
Потом Сара сказала:
— Джаво, умница моя, ты не забудешь все это передать своей госпоже?
— У Джаво хорошая память, Джаво не забудет, — ответила девушка и послушно повторила слова Сары, хотя и переделала их на свой лад. Сара снова заставила ее повторить.
— Теперь Джаво запомнила, — уверенно сказала девушка, — дорогой Джаво все время будет повторять.
— А вдруг кто-нибудь услышит? — усомнилась Сара.
— Джаво не такая глупая, она не будет говорить вслух.
Взглянув на небо, девушка определила по солнцу, что время уже позднее, и заторопилась домой, говоря, что ей предстоит дальний путь.
— Подожди, Джаво, я тебе принесу кое-что, ты хорошая девушка.
Сара направилась домой. В это время Степаник, который забавлялся с козулей, увидел одиноко стоявшую девушку и подошел к ней.
— Ты уже уходишь? — спросил он.
— Посмотри, как высоко стоит солнце, скоро день кончится, — девушка указала на небо.
— Ты была у нас и уходишь, ничего не поев, — ласково сказал Степаник.
— Ах, Джаво и забыла, что она голодна. Джаво сегодня ничего не ела.
— Постой, я принесу тебе поесть.
Девушка, очарованная добротой юноши, обняла его и поцеловала. Степаник побежал домой и принес лаваш[29], густо намазанный маслом и медом.
— Теперь садись и покушай.
— Джаво возьмет с собой.
В этот момент появилась Сара, неся в руках красивый шелковый головной платок — одно из любимых украшений курдок. Джаво обрадовалась, как ребенок, и, забыв обо всем, подскочила к Саре и вырвала у нее из рук платок. Накинув его на голову и охорашиваясь, она обратилась к Саре и Степанику:
— Правда, Джаво красивая?
— Красивая, — подтвердили они.
— Ну, поцелуйте Джаво.
Сара обняла и поцеловала девушку.
— И ты, Степаник.
Степаник последовал примеру Сары.
— А сейчас Джаво поцелует вас.
Простодушная девушка с жаром поцеловала Сару и Степаника и, простившись с ними, направилась домой.
Глава двенадцатая
После ухода Джаво Сара с новой силой почувствовала весь ужас принесенного ею известия. Ничего не подозревавший Степаник доверчиво обнял Сару за плечи и спросил ее:
— Почему курдские девушки такие дикарки?
— Они не дикарки, — объяснила Сара материнским тоном, — но их никто не воспитывает, и они растут на воле, как зверьки.
— Как моя козуля, — заметил Степаник, — сколько дней я с ней нянчусь, а она никак ко мне не привыкнет, убегает, когда я к ней подхожу.
Сара с волнением разглядывала юношу, словно впервые видела его нежное, цветущее лицо и стройную фигуру. Глаза у нее наполнились слезами. Она отвернулась и вытерла их, чтобы Степаник не заметил, но мысли юноши были заняты Джаво.
— Ты знаешь, Сара, она была очень голодна. Она призналась мне, что ничего не ела сегодня. Я дал ей ломоть хлеба с маслом и медом, но она не стала есть, взяла с собой. Куда она так торопилась, Сара?
— Ей очень далеко идти.
— А куда?
— К синим горам.
— Пока она дойдет, будет уже темно. Ей придется одной пробираться через горы… Сара, неужели ей не страшно?
— Привыкла, разве волчонку может быть страшно…
В это время Сару окликнули, и она ушла.
Весь день мучительные, неотвязные мысли не давали покоя бедной женщине. Сара бродила по дому сама не своя, бралась за разные дела, но все валилось у нее из рук. Она то и дело совершала промахи. Весь день женщина провела в лихорадочном беспокойстве.
Сирота Степаник вырос на ее руках, она заменила ему мать. И вот теперь ее любимцу грозила опасность. Кому и как поведать то, что ей сегодня сообщила Джаво? Она была уверена, что если старик Хачо узнает о намерениях бека, он не перенесет этого удара. И без того уже он носил в душе неизлечимую рану… С другой стороны, Сара понимала, что скрывать нельзя и даже опасно. Надо что-то предпринять, чтобы предотвратить надвигавшуюся беду… Но кому открыться?!
В этих размышлениях она провела весь вечер и все же не пришла ни к какому решению. Когда они остались вдвоем с мужем, Айрапет спросил ее:
— Сара, ты сегодня на себя не похожа, что с тобой? Уж не больна ли ты?
— Голова что-то разболелась, да это ничего, пройдет, — ответила Сара: она боялась сразить мужа этим неожиданным известием.
— Приложи немного уксуса ко лбу.
— Я пробовала, не помогает…
Сара решила исподволь подготовить Айрапета, но не знала, с чего начать. Однако он сам пришел ей на помощь:
— Зачем к нам приходила сегодня эта курдочка? Откуда она?
— Это служанка Хуршид, жены Фатах-бека.
— Всякий раз, когда этот окаянный или его люди бывают у нас, я жду недоброго, — с горечью заметил Айрапет. — Эх, — вздохнул он, — когда эти безбожники забудут дорогу к нашему дому?
— Благодаря богу это еще не самое страшное, — произнесла Сара загадочным тоном, — кабы только это!..
Айрапет побледнел. Желая успокоить его, Сара сказала:
— Если господь бог посылает нам испытание, надо терпеть и уповать на него…
Бедняги! Они утешались тем, что приписывали божьей воле все превратности своей судьбы, словно бог мог быть творцом всех бед на земле.
— Что произошло? — испуганно спросил Айрапет. — Говори прямо.
Сара рассказала ему о своем разговоре с Джаво. Слушая ее, Айрапет несколько раз менялся в лице: глаза его то загорались гневом, то выражали грусть и сожаление.
— Я давно ждал этого, — заговорил он, стараясь овладеть собой. — Бедный отец, он не перенесет нового удара.
— Я тоже думала об этом, — сказала Сара, — эта весть сведет его в могилу.
Несколько минут длилось молчание.
— Отцу об этом — ни слова, — начал Айрапет.
— Но братьям следует сказать, — заметила Сара.
— Я сообщу им.
— Послушай, нельзя терять ни минуты! Расскажи им сегодня же, — настаивала Сара. — Надо торопиться: кто знает, что может случиться завтра.
Айрапет велел жене, чтобы она ничего не говорила невесткам, пока он не посоветуется с братьями.
Он вызвал братьев во двор и сказал, что ему нужно с ними переговорить об одном важном деле, и назначил местом встречи уединенную рощицу близ мельницы.
Когда все собрались, Айрапет рассказал им то, что поведала ему Сара. Весть эта так ошеломила братьев, что они застыли, пораженные и онемевшие. Так бывает в вечернюю летнюю пору, когда стая воробьев, опустившись на дерево, оживляет лес своим чириканьем и щебетом, но вдруг умолкает при виде налетающего ястреба.
Такое же впечатление произвела на братьев весть о недобрых намерениях Фатах-бека.
— Вот она, дружба курда! — заговорил наконец один из них. — Хоть он нам и кум, да, видно, позабыл нашу хлеб-соль.
— Может ли дружить волк с овцой, лиса с курами? — с негодованием произнес Айрапет. — Но мы более беззащитны, чем овцы и куры. У овец есть рога, они могут боднуть, курица и та норовит клюнуть, а мы — мразь, нечисть, которую надо смыть с лица земли.
Эти слова он произнес с таким негодованием, что братья пришли в ужас.
— Что мы такое? — продолжал он тем же тоном. — Усердные, трудолюбивые батраки. И этим мы гордимся!.. Но осел, лошадь, бык, буйвол куда сильнее нас и больше нас трудятся… Мы рабочая скотина и больше ничего… Копье курда важнее нашего плуга и сохи… Мы наживаем — они обирают нас!.. Мы растим красивых девушек — они наслаждаются ими… Все хорошее и красивое — для них, а нам — что похуже, видимо иного мы недостойны. Несколько дней назад я говорил с отцом, — продолжал он, — отец убеждал меня, что наше положение не такое уж плохое, как мы думаем, и доказывал, что с курдами надо жить в дружбе, иначе все наше богатство пойдет прахом. Вот теперь попробуй сказать ему, что его любимое чадо собираются похитить, а он не сморгнув глазом должен смотреть на это и не имеет права даже слово вымолвить… Хорошенькое положение, нечего сказать! С этим может мириться только армянин, лишенный чести и совести… Попробуй отними у тигра его детеныша — он тут же растерзает тебя. Таковы и курды. А мы? Мы — ничтожество…
Слова Айрапета зажгли сердца братьев таким гневом, что некоторые из них тут же дружно поклялись ценою жизни защитить честь сестры.
— Этак мы не достигнем цели, — рассудительно сказал Айрапет, — сами погибнем, а Степаника все же похитят.
— По крайнем мере мы не будем свидетелями бесчестья нашей сестры, — воскликнул Апо.
Но не все братья согласились с Апо.
— Мы погибнем, спасая честь сестры, а наши дети останутся сиротами, — заговорил Оган, — это глупо. Я умываю руки. Ну на худой конец похитят сестру — невелика беда. Почему мы должны рисковать головой из-за нее?
Еще более трезво и расчетливо подошел к решению этого вопроса Ако:
— Чего уж так сокрушаться о Степанике? Совсем не плохо иметь зятем Фатах-бека. Больше уважать будут. Взять хотя бы нашего соседа Мыко, — продолжал он, — человек он никчемный, в доме у него хоть шаром покати, но его дочь — жена курда, а поэтому все побаиваются Мыко, никто не перечит ему, а то, чего доброго, он подучит своего зятя, а тот возьмет и вырежет всех нас в одну прекрасную ночь. Чем плохо иметь такого зятя?
Апо вышел из себя.
— Христос с тобой, Ако, ты совсем сдурел! Подумай, что ты говоришь: изменить святой вере и отдать свою сестру на поругание неверным только ради того, чтобы нас боялись и уважали соседи!.. Не нужен нам такой почет! Кто уважает Мыко за то, что он выдал свою дочь за курда? Другое дело, что его боятся, но и волков тоже боятся…