— Конечно, это так.
Томас-эфенди был из той породы людей, которые когда важничают и пыжатся, то не могут даже в большие ворота пролезть, но порой становятся такими маленькими, что способны и в игольное ушко влезть. В крестьянском жилище он держал себя так развязно, как ведут себя мужчины в домах известного рода, с обитателями которых считают зазорным раскланиваться на улице…
Ему надо было задобрить соседа Охо, который в эту ночь исполнял обязанности хозяина дома. Доверчивый крестьянин, поверив обещаниям эфенди, с глубокой благодарностью сказал ему:
— Дай тебе бог долгой жизни, ага, чтобы господь не лишил нас твоих милостей!
Настало время ужина. Держа в руках тазик и кувшин для умывания, вошла Варваре и грациозным жестом поставила их перед эфенди. Он вымыл руки. Потом Варваре расстелила скатерть на столе и принесла ужин. Во всех ее движениях сказывались стыдливость и робость. Ведя замкнутую жизнь, она никогда не бывала в обществе посторонних мужчин.
— Дитя, — обратился к ней эфенди, — как тебя зовут?
Девушка покраснела, смутилась и беспомощно оглянулась на соседа Охо. Тот сказал, что ее зовут Варваре.
— Какое красивое имя! На редкость красивое имя! — с восхищением повторял эфенди. — У меня есть сестра, ее тоже зовут Варваре…
На застывшем лице девушки мелькнула слабая улыбка: ей, видимо, было лестно, что она тезка сестры столь уважаемого человека. У эфенди не было никакой сестры, но он бесстыдно солгал, чтоб расположить к себе девушку.
Ужинали только эфенди и сосед Охо, — женщинам не полагалось сидеть за одним столом с мужчинами.
— Без воды мельница не мелет, — промолвил эфенди, намекая на то, что не хватает спиртного, и приказал посыльному пойти за водкой. Сосед Охо извинился, что вовремя не позаботился об этом, а хозяйка сделала молчаливый жест, означавший, что она сама пошлет за водкой.
— Нет, — возразил эфенди, — таков уж мой обычай: водка и вино за мой счет!
Эфенди не лгал. Являясь в дом небогатого крестьянина, он отправлял посыльного за водкой, но стоимость ее относил… за счет сельской казны. Он с тайной целью спаивал хозяев…
Скоро вернулся посыльный с большой бутылью водки.
— Ну-ка, садись, — распорядился эфенди, — будешь нашим виночерпием.
Посыльный сел на почтительном расстоянии от эфенди и поставил бутыль рядом с собой. Он хорошо помнил наставление эфенди: «Если хочешь весело провести время в гостях, надо „одурманить“ хозяина дома, иначе говоря, напоить его». Но так как в этот вечер обязанности хозяина исполнял сосед Охо, то посыльный то и дело подносил ему водку.
Сосед Охо всегда питал к ней слабость, а после постигших его несчастий стал пить запоем. Он залпом осушал стаканы, которые подносил ему посыльный. От водки и от обещаний эфенди пристроить его к делу Охо так разошелся, что под конец запел турецкие песни.
— Нет, так дело не пойдет, — сказал эфенди и велел посыльному пойти за музыкантами.
Музыканты были из числа местных армян, они играли на различных восточных инструментах и исполняли песни. Зная, что эфенди заядлый кутила, эти музыканты вслед за ним переезжали из одной деревни в другую, уверенные, что получат щедрое вознаграждение.
Вскоре появились музыканты и расселись вокруг стола; хозяйка поневоле была вынуждена добавить еще еды.
Эфенди соизволил справиться о здоровье музыкантов.
— Благодаря вашей милости мы все в добром здоровье, — ответили они.
Когда гости насытились, Варваре вышла из-за перегородки и стала убирать со стола, но бутыль с водкой она не тронула.
Эфенди уже несколько раз гонял посыльного в харчевню «за подкреплением». Стаканы непрерывно ходили по кругу, музыканты усердно пили.
— Ну, начнем, — приказал эфенди.
Музыканты заиграли. Маленький домик сразу ожил от шумных звуков восточной музыки.
Эфенди был в превосходном настроении.
Спустя несколько минут, привлеченные звуками музыки, возле дома Петроса и на кровле собрались женщины и девушки. Они теснились у дверей и окон, заглядывали в дымовое отверстие, радуясь неожиданному развлечению. Ничто так не привлекает крестьянку, как музыка и пение, но ей редко выпадает это удовольствие — разве только зимой на свадьбах.
Мало-помалу от музыки и вина все так развеселились и расшумелись, что, как говорится, собака не узнавала своего хозяина. Люди уже не помнили себя. Один только эфенди был, как всегда, начеку.
Стоявшие во дворе женщины заметно осмелели и одна за другой стали пробираться в дом, — подсаживаясь к Сусанне и Варваре, они молча глядели и слушали.
— Давайте пляску, пляску! — воскликнул эфенди, хлопая в ладоши. — Я хочу пляску!
Музыканты заиграли плясовую. Охо, пошатываясь, подошел к кучке женщин и насильно вытолкнул на середину комнаты двух девочек. Девочки вначале упирались, краснели, но потом пустились плясать.
— Шабаш, шабаш![44] — кричали музыканты, войдя в азарт.
Эфенди положил на ладони плясуньям по одной серебряной монете, и они отдали их музыкантам.
Обычно танец начинали дети, а потом уж пускались в пляс и взрослые. Плясали попарно, одна пара сменяла другую. Когда танцоры уставали, они бросали платок, по своему выбору, следующей паре, приглашая ее на танец. Эфенди щедро сыпал «шабаши», и музыканты играли все усерднее и усерднее.
Наконец очередь дошла до Варваре. Красивая девушка оказалась искусной плясуньей и превзошла всех.
— У нас, у армян, — сказал эфенди, — есть прекрасный обычай: когда девушка кончает танец, она подходит к самому почетному гостю, кладет ему голову на колени и остается в таком положении до тех пор, пока он не вручит ей подарок[45].
— Превосходный обычай! — поддержали музыканты. — Почему и нам не попробовать?!
— Варваре, ты должна первая подать пример, — сказал ей эфенди. — Подойди ко мне, дитя.
Чувство жгучего стыда приковало Варваре к месту. Она предпочла бы скорее умереть, чем положить голову на колени мужчине. Но ее стали подталкивать со всех сторон, уговаривая: «Подойди, девушка, не стесняйся, он тебе что-нибудь подарит». Наконец ее насильно подвели к эфенди и заставили склонить голову на его колени. Эфенди погладил ее густые косы и положил ей на ладонь две золотые монеты.
В домик вошел стражник. Он подошел к эфенди и шепнул ему:
— Ваше приказание исполнено. Мы нашли того человека.
— Арестуйте его и строго охраняйте. Утром я распоряжусь, — ответил эфенди торопливым шепотом.
Стражник вышел. Никто не понял, о чем шла речь.
Была уже поздняя ночь. Домик Петроса постепенно опустел. Музыканты ушли. Мертвецки пьяного соседа Oxo с трудом увели домой. В хате остались только эфенди и посыльный, который так осоловел, что ничего не соображал.
Сусанна приготовила постель для эфенди, погасила свет. Все улеглись.
Что произошло в эту ночь, одному богу известно. Но утром Варваре была сама не своя и ходила с опухшими от слез глазами.
Под утро в той же деревне произошло еще одно прискорбное событие: закованного в кандалы юношу под конвоем отправили к военному прокурору, недавно прибывшему в эти края с особыми полномочиями.
Очевидцем этой сцены был лишь Томас-эфенди; глядя украдкой вслед узнику, он, усмехаясь, бормотал:
— Теперь иди и дуй в свою дудку сколько хочешь!
Этот юноша был Дудукчян, известный нам под именем Салмана.
Глава двадцать шестая
Семья старика Хачо ничего не знала об участи Салмана, но когда тот не пришел ночевать, все забеспокоились.
Особенно встревожились Вардан, Айрапет и Апо, опасаясь, не попал ли он в беду.
Утром все трое вышли из дому, надеясь что-либо разузнать о нем в деревне.
В полдень совершенно неожиданно старика Хачо посетил Томас-эфенди. То, что он явился один, без стражников, удивило старосту. Томас-эфенди взял его под руку и отвел в сторону, давая понять, что хочет поговорить с ним наедине.
— Послушай, — сказал он, — «дудку» арестовали и отправили в лоно Авраамово, — в голосе его звучала нескрываемая насмешка.
Старика так ошеломила эта весть, что он едва устоял на ногах.
— Возьми себя в руки, — продолжал эфенди, — ты еще и не то услышишь!
И он рассказал, что, по его сведениям, прошлой ночью Салман собрал в доме одного крестьянина в соседней деревне молодых парней и толковал им что-то о «правах человека», о «трудовом люде», нападал на «деспотизм», объяснял, что «от них самих зависит сделать свою жизнь более свободной и счастливой», и тому подобное. Утром, сказал эфенди, полицейские забрали Дудукчяна.
— Правительство давно разыскивало этого безумца, — добавил эфенди, — многие его товарищи уже арестованы. Теперь и этот мышонок попал в западню.
Сообщив все это, Томас-эфенди, разумеется, утаил, что он сам донес на Салмана.
— Слушай дальше, — продолжал эфенди со злой усмешкой, зная, что его слова еще сильнее уязвят старика. — Скоро к тебе явятся солдаты с обыском. Я, как друг, пришел заранее предупредить тебя.
Хотя он и подчеркнул слово «друг», но весть о том, что явятся солдаты с обыском, привела старика в ужас.
— Не все еще пропало, — продолжал эфенди холодным тоном. — Скажи мне, не остались ли у тебя вещи этого молодца?
Старик немного успокоился, поверив, что эфенди готов по-дружески помочь ему в трудный момент.
— Остался хурджин, — боязливо оглянувшись, прошептал он.
— Вот попробуй вытащить осла из грязи!.. — пробормотал эфенди. — Остался хурджин! Разве этого мало? — И, пронизывая старика дьявольским взглядом, он сказал: — Нам дорога каждая минута, торопись. Пойдем спрячем этот хурджин, пока не пришли солдаты.
Старик, нимало не сомневаясь в искренности эфенди, повел его в ода и показал спрятанный там дорожный хурджин Салмана.
— Закрой двери, — распорядился эфенди и, развязав хурджин, стал рыться в нем.
Он нашел там рекомендательные письма, адресованные разным людям, чеки на получение денег, в случае если бы они понадобились Салману, инструкции, программы и прочее и несколько брошюр, которые молодой пропагандист раздавал крестьянам. Короче говоря, кроме бумаг, там ничего не оказалось. Внимательно просматривая их, эфенди многозначительно покачивал головой.