Похорони ее, внушал он себе, сжимая кулаки, похорони глубоко, рядом с изменой маркизы. Та женщина сполна заплатила за свои козни, заплатит и Катье. Но не теперь. Прежде надо рассчитаться с ее любовником.
Он очищал свой ум от всего, оставляя там место только врагу. Его глаза внимательно оглядывали бурлящую толпу в поисках турка.
Двое кавалеров в париках грациозно поклонились Бексту; он почувствовал настороженность в их глазах и ответил на поклон, но взгляд его не пригласил их остановиться и поговорить с ним. Они прошли мимо, кланяясь другой ларе.
Только время потерял, думал он. Эль-Мюзир здесь не появится. Светские развлечения не в его вкусе. Бекет поднял глаза к галерее. Отдельные ее участки были в тени – туда не достигали блики свечей в массивных канделябрах. Бекет изучал эту темноту, ловя признаки движения. Слабое мерцание привлекло взгляд; глаза метнулись туда и обнаружили смеющуюся парочку, вышедшую на свет, чтобы помахать кому-то внизу.
Взор Бекета оторвался от галереи и вновь обшарил толпу, рассеянно скользя по всем женщинам, одетым не в розовое. Заметив, что группа вокруг герцогини поредела и Катье там нет, он нахмурился. Еще рано; едва ли женщина, привыкшая к тяготам жизни в замке Сен-Бенуа, так быстро устанет от блеска и праздности.
Он снова перевел глаза на парочку у перил галереи. Мужчина, уткнувшийся лицом в волосы юной кокетки, смеясь, увлекал ее обратно в тень. На миг светло-каштановые волосы дамы блеснули золотом в пламени свечей.
Рандеву? Неужто она уступила домогательствам одного из пялившихся на нее мужчин? Его рука невольно потянулась к эфесу глупой бальной шпаги. В мозгу неумолимо звучали слова Рулона, брошенные под дубом: Эти две шлюхи – родные сестры... И обе спали с турком...
Бекет еще какое-то время стоял неподвижно. Наконец начал решительно пробираться сквозь толпу. Клокочущий гнев наполнял его жилы. Да, у нее рандеву, но не с человеком – с дьяволом.
Глава XIV
– Сесиль! – воскликнула Катье, увидев служанку, задремавшую в кресле у камина (сама она не могла дотянуться до шнуровки корсета у себя на спине). – Где платье, в котором я сюда приехала? Горничная вскочила на ноги и, заломив руки, уставилась на хозяйку расширенными от страха глазами. Катье застыла в дверях спальни; в висках настойчиво стучало: Сильфида. Будь проклята твоя кровь!
– Сесиль, помоги мне... – начала Катье, но осеклась, увидев, что девушка вся дрожит и беззвучно шевелит губами.
– Не бейте меня, мадам, пожалуйста, не бейте! – всхлипнула девушка.
– Да зачем мне тебя бить, глупая? – улыбнулась Катье. – Я только прошу расшнуровать мне корсаж.
– О мадам! Что мне делать? Ваше платье...
– Да что ты бормочешь?
– Когда вы спали, мадам Д'Ажене сказала, что оно вам больше не нужно, и велела его сжечь.
– Так и сказала? – переспросила Катье, стараясь не выдать своего раздражения. – Что ж, ничего не поделаешь. Но впредь почему бы нам с тобой не решать без посторонней помощи, что делать с моим убогим гардеробом? Ты разобрала сундук, прибывший вместе с моим сыном?
Девушка потупилась и кивнула.
– Понятно, – вздохнула Катье. – И тут не обошлось без мадам Д'Ажене?
Сесиль снова кивнула.
Катье оглядела серебристо-розовый наряд, в котором чувствовала себя почти голой.
– Вероятно, моя сестра полагает, что я все время буду его носить.
Служанка покосилась на нее и хихикнула.
– Мужчины бы только благословили вас за это, мадам. Я думаю, знатной даме...
– Ладно, – со слабым подобием улыбки прервала ее Катье, – помоги мне его снять. Ночь как-нибудь пережиму, а завтра посмотрим, что моя сестра соблаговолила оставить мне из одежды.
Она стояла точно кукла под ловкими пальцами камеристки. Как-то не хотелось думать о завтра. Ни о завтра, ни вообще о будущем. Атласные юбки, шелестя, свалились на пол. Катье переступила через них. Хорошо бы вот так же переступить через все несчастья ее жизни!
Камеристка подобрала ворох розового атласа и серебристых кружев, а Катье осталась в одних розовых чулках и нижней рубашке из тонкого батиста с глубоким вырезом – как раз под платье. Край рубашки чуть не доходил до подвязок.
Узкая кружевная тесьма окаймляла это нижнее белье, и она потрогала ее пальцем, вспомнив нижнюю рубашку, что была на ней прошлой ночью. Ту самую, которую Бекет сорвал в исступлении страсти. Рука ее дрогнула.
– Сесиль, я бы выпила сонного отвару, – прошептала Катье, теребя кружево.
– Отвару, мадам? А может, лучше нюхательной соли?
– Нет, – Катье повернулась к ней. – Я не хочу видеть сны. Просто вскипяти розмарин, шалфей и ромашку в стакане вина.
– Слушаюсь, мадам. – Служанка присела. – Но ведь это долго – пока настоится. Вы уверены, что не хотите...
– Уверена.
Сесиль растерянно заморгала, снова присела и скрылась в дверях для прислуги.
Катье в отчаянии обхватила руками плечи. В углу мерцали какие-то тени. Она поскорей зажгла все до одной свечи в комнате, чтобы рассеять эту тьму, и вскоре теплый ночной воздух наполнился запахом воска.
Села за инкрустированный туалетный столик и начала расчесывать волосы. Глаза ее блуждали, как и мысли, переносившиеся с Петера на Лиз и с Лиз на Бекета.
Она подумала о лекарстве и, хмурясь, припомнила, что с момента ее прибытия в Геспер-Об Лиз ни разу не спросила про часы, все ее вопросы были о Бекете.
Где он теперь? Катье положила гребень. Клод намекнул, что где-то в замке. Она снова увидела плечи, обтянутые вишневым бархатом. А что, если это был он, Бекет? Наверно, столкнувшись с нею в зале, он встретил бы ее галантным поклоном.
А ей бы тоже пришлось улыбаться, приседать и вести любезные разговоры, как будто она никогда не ощущала на себе тепла его рук. Как будто не было того райского блаженства... Дрожащие пальцы снова потянулись к гребню, но что-то вдруг кольнуло ее в спину. Она медленно подняла глаза.
И наткнулась в зеркале на взгляд Бекета, глядящего на нее от двери.
Она задушила в горле крик. Он стоял точно воплощение темной, яростной, необузданной силы. Сделал шаг, другой, неумолимо надвигаясь на нее и пронзая своим полночным взором.
Она вскочила, попятилась.
– Бекет! – Она сжала обеими руками горло. – Бекет, что тебе...
Он молчал и подходил все ближе. На ходу отстегнул шпагу, и та слабо звякнула о мраморный пол. Потом стащил сюртук, потянул за полы камзола, отрывая пуговицы.
– Бекет... – Отступая, она уперлась в стену, – прости меня, я понятия не имела, что там солдаты. Пожалуйста, не думай... Я должна была уехать с Лиз, потому что Петер...
Бекет зажал ей рот ладонью.
– Довольно лжи, мадам, – зловеще прошептал он и сдавил ее в стену. – Игры окончены.
Руки пробежались по женственным изгибам тела; он почувствовал ее тепло и дыхание ее страха.
– Где он? Где дьявол, которого вы ждете?
Она замотала головой, крича что-то ему в ладонь и отчаянно извиваясь под напором его тела. Рубашка перекрутилась и облепила груди, сделав ее еще более соблазнительной, чем когда она сидела у столика и расчесывала волосы. Нога в чулке отпихивала его, и он живо представил, как недавно эта же нога обвивалась вокруг его бедер. А ее бедра так же судорожно пытались освободиться, как прежде рвались навстречу его страсти.
Весь гнев расплавился в горниле желания. Со стоном он заменил руку у рта Катье губами, заглотнув ее вопль. Он возьмет все, что может взять, вновь насытится ощущениями, которые они делили на мельнице. Он все настойчивее ласкал ее язык своим в порыве утолить зверский голод.
Он пригвоздил ее к стене, заставляя почувствовать жар и твердость своей восставшей плоти. Яростно сжимал ее грудь, притягивал к себе ее бедра, зарывался губами в волосы. Нет, этого мало. Еще ближе. Тело жаждало ее и уже не подчинялось ни воле, ни разуму.
Катье ощутила себя восковой куклой. Она видела в его глазах жадную похоть, неотделимую от ненависти. Его руки ласкали ее, но не так, как прежде. Теперь им хочется взять и не дать ничего взамен. Каждое его движение – это насмешка над их огненной страстью там, на мельнице.
Она раздирала его рубаху, била по рукам, но они были тверды, неумолимы. Отталкивала его, но с тем же успехом она могла бы отталкивать каменную стену замка. Схватила за волосы, и лента, стягивающая их, осталась у нее в руках. Снова вцепилась в темную гриву и дернула изо всех сил.
Голова его откинулась, он взревел от боли. Катье метнулась в сторону.
– Я не твоя наложница, Бекет Торн!
– А чья? – вновь накинулся он на нее. – Или ты, как сестра, готова спать с любым?
– А у тебя сколько «сильфид»? – Она отбежала, подобрала с пола сюртук, бросила ему в лицо (он поймал его и отшвырнул в сторону). – Одна в Германии, одна во Франции, да? А сколько англичанок тоскуют по твоим дешевым милостям? – Она запустила в него камзолом, который постигла та же участь. – Наверняка и в Италии есть. А во Фландрии не будет! – Ее пальцы нащупали эфес шпаги и вытащили ее из ножен. Острие описало в воздухе дугу и нацелилось ему в грудь, обнажившуюся под разорванной рубахой. Ножны и перевязь полетели на пол. – Слышишь, Торн? Не будет у тебя наложницы во Фландрии!
Взгляд Бекета сузился, сосредоточившись на острие шпаги. Он шагнул вперед, сжал в ладони тонкое лезвие.
– Уроки надо помнить, мадам, – проговорил он, подводя острие к своему плоскому животу. – Вот сюда колите. – И выпустил шпагу.
Обеими руками Катье обхватила эфес.
– Я помню, англичанин.
Он подался вперед, и острие кольнуло его кожу.
– Убейте меня. В этом ваше спасение.
Взгляды их встретились. Катье отпрыгнула, но не выпустила из рук шпагу.
– Нет, полковник Торн. Я не стану тебя убивать. Я не играю в твои солдатские игры.
Обманным движением Бекет отскочил влево. Катье повернулась было к нему, но он туг же переместился на прежнее место, рука его взвилась и поймала ее запястье. Он привлек ее к себе – лицом к лицу. Надавил посильнее, пока ее пальцы не разжались и не выпустили шпагу.