Ребров усмехнулся:
- Приказы грозные пишут, а часовых ставить забывают. Эсеры везде одинаковы. - И вдруг вспомнил «Подвал»: «Я пью за мертвую Самару…»
Заречная слободка также окончилась. И на ее околицах тоже ни одного человека.
Перед беглецами развернулась широкая степь. Вдали, верстах в пятнадцати, белела церковь села Лопатина, к нему прилегала извилистая проезжая дорога, а прямо на него, казалось, стрелкой нацелилась пешеходная тропинка. Прошли версты две, сзади по дороге затарахтели пустые телеги. Облако пыли стало быстро приближаться.
- Эй, земляк! - закричал Мекеша проезжавшему мимо подводчику. - Сделай милость. Посади баб, истомились они до смерти. Довези до Лопатина.
- Садись. По красненькой с рыла.
- Что ты? Живодер нашелся…
- Ну, ищи другого. Комитетские, видать? - захохотал мужик. - Пятки салом смазали? - и дернул вожжи.
- Стой! - закричал Ребров. - Черт с тобой, получишь по десятке. Вези.
Женщин посадили, мужик ударил по лошади. Облако пыли скрыло телегу. Ее рассыпчатый стук то удалялся, то как будто вновь приближался и, наконец, замер в отдалении.
Мекеша и Ребров шли по тропинке напрямик, собираясь выиграть время и расстояние и прийти в Лопатино раньше подводчика.
- Не торопись, Василий Михайлович, - говорил утомившийся Мекеша. - Успеем. Во, видишь - бахча? Свернем на минуту, арбузом закусим: быстрее дойдем.
Ребров пробовал отговорить товарища от ненужной задержки, но, в конце концов, уступил ему, и они свернули на бахчу. Ни сторожа, ни хозяина не было видно. Бахча, очевидно, была заброшена. Арбузы оказались мелкие, недозрелые.
- Говорил тебе, напрасно время теряем, - сказал Ребров, и они снова двинулись в путь.
Бесконечная, сливающаяся с горизонтом степь располагала к молчанию. Некоторое время шли молча. Реброву не верилось в скорое освобождение от белых. Мекеша мечтал о радостях деревенской жизни. Его, как всякого горожанина, деревня прельщала отдыхом, тихой природой и вкусной едой. Самара, оставшаяся позади, становилась все меньше и меньше, только золотые купола ее соборов резко выступали на белом фоне слившихся в одно зданий, да элеватор причудливой башней разрезал горизонт. Степь как-то заставила забыть давешние страхи, и Ребров с Мекешей беспечно шли по убегающей вперед тропинке. Вдруг Мекеша замер на месте:
- Казаки, Василий Михайлович!
Ребров тотчас различил на расстоянии полутора-двух верст прыгающие фигурки всадников. Они мчались навстречу - по направлению к городу.
- Василий Михайлович, бежим, - схватил за руку Реброва Мекеша.
- Куда ты от них убежишь, чудак? Они нас лучше видят, чем мы их. Обгонишь их, что ли? Надо идти навстречу.
- Нет, что ты, убьют. Вон стог. Зароемся в него.
- Да пойми ты, они нас, наверное, уж увидели.
- Нет, я в стог. - Мекеша бросился бежать к стогу и в одно мгновение врылся в него, только кончики его сапог чернели у подножия.
- Ноги спрячь, - ткнул в сапог Ребров. Он прилег с противоположной стороны стога, чтобы не попасться всадникам на глаза.
Мекеша в стоге заворочался и стал кашлять. Пыльное сено донимало его. Ребров считал время. А вдруг казакам придет в голову остановиться у стога покормить своих лошадей и отдохнуть? Тогда они наверняка заметят Мекешу, и расстрела не миновать. Стук копыт послышался и внезапно исчез. Ребров с полчаса выждал, прежде чем поднялся на ноги. Ничего подозрительного видно не было.
- Мекеша, вылезай. Уехали, - окликнул он стог.
Мекеша вылез и стал внимательно осматриваться по сторонам. Потом полез на стог и оттуда снова оглядел степь.
- Опять казаки, - неожиданно вскрикнул он и кубарем свалился со стога.
- Ну, этих не бойся. Они нас не могли заметить, - успокаивал его Ребров.
- Нет, я опять в стог.
И снова Ребров остался в одиночестве лежать у стога, считая минуты. Когда скрылся из виду и второй отряд всадников, Мекеша, отряхиваясь, вылез из сена и сказал Реброву:
- До вечера не пойду дальше, Василий Михайлович. Тут их рыщет видимо-невидимо. Как есть, попадешь в лапы.
- Что ты говоришь, подумай. А Надя и жена моя как? Они уже наверняка беспокоятся, не понимают, почему нас до сих пор нет в Лопатине. Пойдем, не бойся. А что, если они попадут к казакам?
- Не пойду, Василий Михайлович, мне жизнь самому мила.
- Да ты в село не заходи, я один их пойду разыскивать. А стогов в степи на тебя хватит. Всегда найдешь себе подходящий.
Наконец Мекеша уступил.
Осенний вечер быстро накрывает самарские степи.
В какие-нибудь полчаса расползлись и исчезли очертания приближающегося Лопатина и далекой уже Самары. В городе не горели огни и не было видно ни одной Светящейся точки. Чехи боялись красных летчиков.
Непроезжая дорога вместе с темнотой расширилась и слилась со степью. Все труднее и труднее путникам было отыскивать тропинку. Только каким-то особенным чутьем угадывал ее Мекеша, и Ребров целиком положился на него.
Осенней ночью степь молчалива, как кладбище.
Кузнечиков уже давно не было, и они своим свистом не наполняли пространства, летучие мыши также, наверное, залегли на зимнюю спячку и не шарахались над головой. Не слышно было и ночных птиц.
- Ну и тьма, Мекеша. Хуже, чем в лесу.
- А ты как думал? Степь - она всегда так: днем на сто верст смотри, а вечером на встречного найдешь - лбом стукнешься. Да вот же недалеко и до села. Слышишь, собаки лают?
Ребров прислушался, остановившись на месте. Где-то далеко в самом деле лаяли собаки.
- Я тебя до околицы доведу, - продолжал Мекеша, - а там ты уж один дойдешь.
Прошло еще минут двадцать, прежде чем Мекеша остановился.
- Пришли. Вот так прямо все и ступай, Василий Михайлович, - махнул он перед собой рукой, - а обратно пойдешь по тракту, я тебя там ждать буду. Не опасайся, услышу, как пойдешь. Шаг у тебя тяжелый. Я тебя окликну. Только по тракту свороти около церкви налево, а то направо пойдешь - обратно в Самару придешь.
- Хорошо.
Ребров зашагал, не видя перед собой впереди и на два шага. Минут через десять он наткнулся на плетень, промазанный глиной, и пошел вдоль него до ближайшего переулка. Лопатино спало. Ни одного огонька не виднелось в хатах. Пустые улицы хранили молчание, где-то в стороне одиноко заливалась собака. Только войдя в село, Ребров понял, что искать Валю и Надю в такой поздний час бессмысленно. Будить всех мужиков подряд и спрашивать, не у них ли остановились две городские женщины, опасно и бесполезно. Он все же решил поискать церковь и у ночного сторожа узнать, нет ли в селе постоялого двора. Стараясь наугад попасть в середину Лопатина, Ребров прошел еще две улицы.
Где-то впереди раздался стук многочисленных копыт. Сначала топот был слышен очень далеко, потом ближе и вдруг почти совсем затих.
«Почему так поздно гонят стадо?» - подумал в первую минуту Ребров. Но не успел он отдать себе в этом отчет, как тот же топот вырвался из тишины совсем рядом. По бокам замелькали черные тени людей на лошадях. Ребров отскочил в сторону и вдруг почувствовал, что находится между круто остановившимися всадниками. Морды храпящих коней лезли в его лицо. Один из всадников пригнулся, всматриваясь, и громко окликнул:
- Где староста живет?
- Не знаю, - ответил Ребров, разглядев у спрашивающего за плечами карабин.
Всадники хлестнули по лошадям и помчались вперед.
«Казаки! Надо бежать», - решил Ребров и быстро пошел вперед. Дорога, твердая до сих пор, прервалась песком и заглушила шаги. Реброву стало ясно, почему так внезапно на него налетели казаки. Он вошел в первый же переулок налево. Перескочил через забор, через другой. Снова прошел переулок. Кругом стояла та же тишина.
Ребров уже выходил из переулка в степь, когда за ним послышались удары копыт и оклик:
- Стой, гражданин.
Ребров остановился. Всадник подъехал ближе, чиркнул спичкой и закричал, осветив на минуту Реброва:
- Куда ты?
- В Дубовый Умет, - назвал Ребров близлежащее село.
- Кто такой?
- Тамошний учитель, - соврал Ребров.
- Не велено пускать никого из села, - уже менее враждебно сказал кавалерист.
- Да вы-то кто такие? - сердито спросил Ребров.
- Мы учредиловские драгуны. Идите, гражданин, обратно.
Пришлось повиноваться, и скоро всадник потерялся позади в темноте.
«Надо через дворы», - решил Ребров и, не дойдя до первого переулка, перемахнул снова через двор, по задам пробираясь в степь.
Ночь еще мрачнее насупилась над степью. Разыскать трактовую дорогу было бы трудно, но вдали громыхали телеги, и по их стуку легко можно было найти тракт.
Через десять минут Ребров шагал по дороге, рассчитывая у кого-нибудь с первой попавшейся подводы узнать, в которой стороне Самара, чтобы не попасть обратно в город. Вдруг неожиданно от ближайшего телеграфного столба отделилась тень и окликнула голосом Мекеши:
- Василий Михайлович, ты?
- Я, я, Мекеша. В Лопатине драгуны. Наших надо искать днем. Придется ночевать в степи. Давай поищем стог и устроимся на твой манер.
- Что ты, Василий Михайлович, коли драгуны близко, надо подальше бежать. Вот хоть бы до Дубового Умета добраться. Может, давешний мужичок и их провез подальше - драгунов испугался.
Мекеша явно не хотел остаться в близком соседстве с драгунами и все настойчивее уговаривал Реброва двинуться дальше.
- Пусть будет по-твоему, - согласился, наконец, Ребров. - Только знай, завтра утром ты пойдешь со мной обратно в Лопатино, если не найдем наших в Дубовом Умете.
- Ладно, завтра пойдем, а сейчас вот туда, - двинулся в сторону Дубового Умета Мекеша.
Они прошли верст пять, когда сзади послышалось тарахтение подводы и посвистывание возницы.
- Попросим его, Василий Михайлович, может, подвезет, - сказал Мекеша.
- Эй, стой! - крикнул Ребров, поравнявшись с мужиком в телеге. - Нам тебя надо.
- Я знаю, что вам меня надо, - ответил мужик, останавливая лошадь.