Нечаев поднялся первым, бросился к окну и выглянул наружу. Пустынные улицы упирались в поле. Ставни соседних домов были закрыты наглухо. Где-то тявкали собаки. Ни одной живой души не было видно. Нечаев, несмотря на свою грузность, легко спрыгнул на деревянный тротуар. Добежал до первого перекрестка, - там было так же пустынно, как и на других улицах. Он вернулся обратно.
- Ребята, утекли эсеры. А ну-ка, кто ранен?
Осмотрели друг друга. У одного оказалась расцарапанной щека. Другой держался за ухо. Никто серьезно не пострадал.
- А бомбы-то у эсеров никудышные. Сами состряпали наверно, - засмеялся Нечаев.
С высокого Уральского хребта поезд Реброва стремительно падает вниз. Красноперов держит предельный ход. На крутых поворотах по склонам хребта кажется, что поезд сломается пополам. Стекла пассажирских вагонов не выдерживают и в двух купе уже разбиты вдребезги. Мелькают хмурые тени станций и разъездов. Луна прыгает в клубах дыма, перелетая с одной стороны поезда на другую. На площадках классных вагонов пулеметы, как живые, с любопытством подняли свои узкие мордочки кверху. Часовые стоят без винтовок, с наганами на боку. С грохотом проносится мимо сероватой тенью камский мост. За Камой ровный железнодорожный путь, - и еще быстрей мчится золотой поезд. Красноперова после двенадцатичасового пути сменяет его помощник.
- Веди спокойно, - хрипло говорит Красноперов, стирая со лба черный пот. - Здесь путь хороший. Воду бери только на маленьких станциях, там меньше народа. Большие станции веди сквозным, чтобы никто не подсел.
Ближе к Вятке почти на каждой станции железнодорожники задерживают поезд.
- Одноколейная дорога, ничего не поделаешь, - говорят железнодорожники.
Но дело не в одноколейной дороге, а в том, что в железнодорожных комитетах сидят эсеры.
- Впереди встречный, - заявляет начальник станции, - придется подождать.
Даже у честного железнодорожника так устроена голова, что он больше всего думает, как бы замедлить движение. Скучно жить на полустанке за сотни верст от городов. Может быть, поэтому он и задерживает у себя на станции пассажирские поезда, которые мелькают перед ним, как интересная кинолента.
Ребров бежит со своим кольтом в дежурную комнату. За ним Воздвиженский и морзист из отряда.
- Встречный, говоришь? А о нас имел извещение, - почему не задержал его? Ну-ка, постучи - узнай, в чем дело? - Морзист играет дробь ручкой аппарата. По белой ленте ползут тире и точки. Никакого встречного нет. Воздвиженский вскакивает вперед:
- Безобразие! - кричит он и стучит кулаком в стол. - Я телеграфирую в железком.
Железнодорожник молчит.
- Ты, мерзавец, обманывать! - говорит Ребров. - Возиться некогда! Передай по линии, что за следующую задержку - к стенке.
Паровоз, устало отдуваясь, тянет хоботом воду. Дышат паром цилиндры. Одинокий полустанок прячется в тополях. Деревья тревожно шепчутся.
Из-за водокачки вышли два странника, заросшие волосами, в домотканных коричневых зипунах, с палками в руках, и, оглянувшись, побежали к поезду.
- Эй, товарищ! - крикнули они бородатому дружиннику, который выскочил из вагона с чайником. - Дозвольте на машину сесть?
- Не можно, - степенно ответил дружинник.
- Пошто, родной? Один перегон нам.
- Поезд государственный. Не можно, - повторил дружинник, подставляя чайник под кран.
- Белозипунников, назад! - закричал высунувшийся в окно Запрягаев.
Дружинник вздрогнул, опрометью бросился в вагон, разливая на бегу кипяток.
Сереет. В мимолетящих лесах мутная ночь. Часовых на площадках не разглядишь. Дружинники спят на полках в одежде, только немногие сняли обмотки и башмаки. Задний вагон бросает из стороны в сторону. Там разместились левые эсеры.
Воздвиженский сидит в купе у Реброва и Запрягаева. Горит на столе огарок свечи.
- Читали? - спрашивает Воздвиженский Запрягаева и тычет пальцем в газету.
- Что?
- Немцы грабят Украину. Брест-Литовский мир не спасет Россию. Драться надо!
- В самом деле? А мы не знали. Погибели Советов хочешь?
- Мы заранее отдали себя в жертву. Лучше погибнуть…
- Чего ж ты не гиб? - захохотал Запрягаев.
- И погибнем! - крикнул Воздвиженский и быстро вышел из купе.
- Загадки загадывает? - спросил Запрягаев Реброва.
- Эсеров не знаешь?
- И то. Они хоть и левые, а от правых не отличишь. - Запрягаев хмурится.
- Слушай, Борис, на последнем полустанке около поезда что-то очень близко вертелись два мужика. Подозрительные. Не прохлопали бы ушами эти пустозвоны.
- Поставь дежурить всех своих. Да пойдем осмотрим поезд, - сказал, вставая, Ребров.
В узком коридорчике вагона их качнуло и стало бросать от стенки к стенке.
- Ну и прет, - сказал Запрягаев, на секунду теряя равновесие и налетая грудью на боковую стенку. Они прошли первый вагон. Все было на месте. Часовые не дремали. Запрягаев выглянул в окно. Поезд круто поворачивал, не сбавляя хода. Сквозь серую мглу северной ночи между третьим и задним вагонами что-то черное мелькнуло и исчезло за вагоном. На мгновенье Запрягаеву показалось, что кто-то с буферов пытается перебраться на подножку последнего вагона. Ничего не говоря, он бросился к заднему вагону. Тихонько подошел к часовому, взглянул сквозь стекло буфера. На квадратной скобе около муфты левого буфера можно было ясно разглядеть ременную петлю, уходившую под вагон…
- Держи меня за ноги, - прокричал на ухо часовому Запрягаев. Затем встал на колени и тихонько открыл дверь. Лег, подался немного вперед, заглянул с левой стороны под ступеньку и невольно откинулся: под вагоном висел на ремне человек в зипуне. В руке человека что-то блеснуло. Запрягаев выстрелил. Человек, выпустив ремень, полетел под колеса.
- Ты чего смотрел?! - налетел Запрягаев на часового. - У тебя из-под носа хоть пулемет унеси. Забыл, что везешь? Ступай в купе, - здесь место другому.
Ребров, встревоженный долгим отсутствием Запрягаева, вместе с Воздвиженским показался в дверях.
- Что тут у вас?
- Да вот, зевает, а тут попутчик под вагоном прицепился.
- Где, где? - схватился Воздвиженский за рукоятку маузера.
- Да теперь-то его нет, - сказал Запрягаев. - Спрыгнул.
- Твои прохлопали, - повернулся к Воздвиженскому Ребров, - подтяни. - На станциях разговаривают, привлекают внимание…
- Э, плюньте, Ребров, что из пустяков шуметь. Ну, поговорили ребята, что из того? Дело не в вашей дисциплине, а в революционном самосознании…
- Ну, если так, то напрасно я с тобой болтаю, - сказал Ребров. - С сегодняшнего дня в резерве будешь. На постах держать вас не могу.
- Как хочешь, - пробормотал Воздвиженский и скрылся в своем купе.
- Вот шельма! Взять бы его? - посмотрел на Реброва Запрягаев.
- Погоди, до них еще дойдет очередь, - ответил тот.
Все дальше и дальше мчался поезд. Позади - чехи, на юге - эсеры, на севере - союзники. Надо спешить в Москву.
Глухие пермские и вятские леса сменились вологодскими жиденькими березками. Еще шесть часов езды - и Ярославль, а за ним и Москва.
Последняя остановка перед Ярославлем - Буй.
Белый вокзал виден издалека. Через минуту Ребров ищет начальника станции. В дежурной комнате никого не видно. Напротив - комната с наклейкой:
Комендант, низко нагнувшись над столом, о чем-то совещается с начальником станции. - Что угодно?
- Путевку.
- Куда?
- В Москву.
- Сейчас запросим. Подождите минуту.
Минута длится долго. Подозрительная тишина на станции. Против обыкновения не слышно обычных звонких криков буйских продавцов: «Сыра, сыра! Кому сыра?» Ребров снова у коменданта:
- Скоро ли путевка?
- А вот Вологда передает. Читайте.
Морзист читает: «В Ярославле бой с эсерами…»
Ребров вскакивает.
- Давай путевку обратно.
- Подождите минутку, - все тот же спокойный ответ.
В сосновом лесу у вокзала и на запасных путях копошатся люди, как будто готовятся к чему-то. Комендант несколько раз обходит с обеих сторон состав.
- Когда же, наконец, ваша минута кончится? - кричит Ребров в комендантской. - Если мне не дадут сейчас путевку, я еду без нее.
- Подождите минутку, - успокаивает комендант.
Ребров бежит к паровозу.
- Красноперов, назад!
Два дружинника едут с ним на паровозе к железному кругу. Дружинники соскакивают и поворачивают круг. Через минуту паровоз мчится опять к вагонам. Толчок, лязг цепей, и золотой поезд без путевки срывается с места.
Красная шапка коменданта мелькает на лесенке вокзала.
- Подождите минутку! Впереди встречный! - кричит он и машет красным флагом.
Но его уже не слышно.
Узкой лесной просекой убегают вдаль блестящие рельсы. Может быть, действительно там - впереди, за первым поворотом, прямо на золотой поезд несется встречный. Красноперов почти вылезает из окна, всматривается в даль.
Паровоз свистит весь перегон, не переставая. Во всех вагонах, держась за рукоятки тормозов, стоят наготове дружинники. При первой тревоге тормоза железными лапами схватят колеса, и поезд замрет на месте. Двадцать минут напряженного ожидания, и сигнальные столбы разъезда благополучно приближаются к поезду.
Золотой поезд оказался в кольце врагов, на протяжении тысячи километров.
Ребров стоит у окна и смотрит, как несутся мимо красные выемки вятских глинистых полей. К нему подходит Запрягаев. Он угрюм и серьезен.
- Назад, Борис? Убережем ли груз? Где выход?
- Назад, друг. Проскочим в Пермь и спрячем золото у себя, на Урале.
Весть об этом, в продолжение двух суток, неизвестно куда летящем поезде, с неизвестным грузом, с неизвестными людьми, дошла до главного московского железнодорожного комитета. Враги подсунули телеграмму:
Неизвестный поезд с четырьмя вагонами и вооруженной охраной пробовал прорваться в Ярославль к восставшим. Своевременно принятыми мерами воспрепятствовали этому. Поезд задержать не удалось - вышел на Вятку.