граппа[18]. Согреет, если станет совсем холодно. И я нашла еще кое-что. — Она подняла дощечку, похожую на спинку стула. — Можно привязать вместо шины, пока ваша нога не заживет.
— Просто невероятно! — восхитился Хьюго. — А этих вещей никто не хватится?
— Открою вам одну тайну. — Она приложила палец к губам, хотя они были одни в темноте. — Семья моего мужа живет в этом доме не одно поколение. На чердаке полно ненужных вещей. Будет у меня время, я там еще покопаюсь, может, найду что-нибудь полезное.
— Вам пора, — напомнил он. — Набитый едой живот и одеяло — что еще нужно для счастья? Уверен, завтра мне станет намного лучше.
— Будем молиться Богоматери, чтобы так оно и случилось. Правда, я не знаю, кто из святых покровительствует раненым или людям со сломанными ногами. Надо спросить отца Филиппо, он должен знать.
— Отца Филиппо?
— Нашего приходского священника. Он очень мудрый и знает все.
— Не говорите ему обо мне! — попросил Хьюго срывающимся от волнения голосом.
— Придется во время исповеди. Но тайна исповеди священна. Он никому не скажет. Он поклялся в этом Богу. Так что не переживайте. — Она похлопала его по руке, убрала горшок в сумку и снова накинула шаль на голову и плечи. — Пусть Мадонна бережет вас, пока я не вернусь, милорд Уго.
Он смотрел, как свет ее фонаря рассекает темноту часовни. В дверях она остановилась и, обернувшись, улыбнулась ему. Он подавил в себе внезапное неуместное желание ответить ей воздушным поцелуем. Прислушиваясь, он ловил звук ее шагов, пока тот не стих, и Хьюго остался один в ночной темноте.
Глава 11ДЖОАННАИюнь 1973 года
Было самое начало июня, когда в один прекрасный день моя нога коснулась перрона на железнодорожном вокзале Флоренции. Дома, в Англии, было серо и целыми днями моросило. Люди жаловались на плохое лето, газеты пестрели сообщениями о том, что ранние посевы побиты градом. Здесь же небо было ярко-синим — таким же синим, каким мой отец рисовал его много лет назад. Охра и терракот стен, ярко-красная черепица крыш — все сияло в ярком свете. Я стояла, оглядываясь вокруг, жадно впитывая настроение людей, видела оживленные, открытые лица, а не склоненные вниз под порывами ветра головы, как в Лондоне. Купол собора Санта-Мария дель Фьоре парил в вышине над крышами. А за ним возвышались холмы, одетые лесом. Это было так чудесно, что у меня захватывало дух.
Я чувствовала себя невероятно свободной, словно бабочка, только что выбравшаяся из тесного кокона. Скарлет, к своей чести, не приняла меня за сумасшедшую, когда я объявила, что собираюсь ехать в Италию, чтобы узнать, что случилось с моим отцом во время войны.
— Вот это отличная идея. Хотя бы отойдешь от всей этой мерзости и от этого ублюдка Адриана. Дашь себе возможность перевернуть страницу. — И ни одного вопроса вроде: «А что там насчет твоих статей? Как ты думаешь, твоя контора позволит тебе вернуться? А что с твоим экзаменом на юриста? Когда ты собираешься этим заняться?»
Я сама задавала себе эти вопросы, но заставила себя прекратить сомневаться в правильности принятого решения. Я всю жизнь была хорошей девочкой, пыталась всем угодить, во всем преуспеть, все сделать правильно — и посмотрите, куда это меня завело?!
Сейчас у меня в кармане было немного денег (я напомнила себе, что этого было бы достаточно для первоначального взноса за квартиру), и я собиралась сделать нечто совершенно безрассудное и мне не свойственное. И это было прекрасно!
Я снова встретилась с Найджелом Бартоном в Лондоне, когда он приехал, чтобы сказать мне, что я вольна распоряжаться средствами с банковских счетов отца и что мастер, который чистит картины, думает, что их стоимость окажется выше, чем цена реставрации.
— Я дам вам знать, как только ваши вещи поступят на аукцион, — пообещал Найджел. — И когда мы уточним стоимость картин, вы сможете решить, хотите ли вы оставить их себе или отправить на аукцион.
— Спасибо. Это очень мило с вашей стороны.
— Я просто делаю свое дело, как говорил мой отец. — Он улыбнулся. — Теперь вы сможете вернуться к работе, но боюсь, что время от времени скорбь еще будет посещать вас. Это всегда так.
Я чувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.
— Я даже не предполагала, что буду так скорбеть, — сказала я. — Отец был тяжелым человеком. От него скорее можно было ожидать недовольства тобой или критику в твой адрес, нежели проявления родственных чувств. Но все равно я скучаю по нему, и как бы мне хотелось узнать поближе его настоящего!..
Я подумывала, не стоит ли показать Найджелу письмо и рассказать о своих планах.
— И я буквально только что узнала, что он воевал в Италии, — все же сказала я. — Что он пережил авиакатастрофу, я знала всегда, но понятия не имела, где именно это случилось. И я решила, что поеду и взгляну на это место. Вдруг местные жители что-нибудь помнят о нем.
— О, хорошая идея, тем более что хотя и небольшие, но деньги у вас теперь есть, — сказал Найджел. — А где именно это случилось? В каком месте Италии?
— В Тоскане, — ответила я. — Деревня называлась Сан-Сальваторе. Точно не могу сказать, где именно она находится.
Он нахмурился:
— Сан-Сальваторе? Незнакомое название. Я был в самых известных туристических местах: Сиене, Кортоне, Флоренции, конечно. Вам знаком этот регион?
— Я никогда раньше не была за границей, не считая двухдневной поездки в Париж со школой, — призналась я.
Он просиял, становясь почти привлекательным.
— Вам там понравится. Особенно еда!
— Что, она так хороша?
— Просто невероятна! Все эти роскошные пряные соусы для пасты… Вы прибавите в весе, я гарантирую, хотя, уверен, вам не стоит об этом беспокоиться. Вы такая стройная!
«Стройная» — не то слово, сейчас меня можно было назвать тощей. Я сильно похудела за последние месяцы.
— Тогда жду не дождусь поездки, — произнесла я. — Моя мама была настоящим кулинаром, но с тех пор мне очень редко приходилось наслаждаться едой по-настоящему.
— И не забудьте про местные вина, — добавил Найджел. — Жаль, что никакого праздника с выходными не предвидится. Я бы составил вам компанию ненадолго.
— Я думаю, это займет всего несколько дней, — нерешительно сказала я, потому что он снова показался мне слишком нетерпеливым.
— Не торопитесь. Насладитесь всем этим сполна.
Последние несколько недель в Лондоне я посвятила ускоренному курсу итальянского языка. Конечно, до свободного владения языком мне было далеко, но я была уверена, что смогу понять собеседника и объясниться сама. В моей сумке лежали небольшой словарь и разговорник, на случай затруднений, и маленькая шкатулка моего отца. Я носила ее с собой как некий талисман.
Только когда я уже сидела, не в силах уснуть от тряски, в ночном поезде, пересекающем Францию, а затем идущем через Альпы, сомнения снова начали одолевать меня. Что я делаю? Что я надеюсь найти? Женщина, которой писал мой отец, больше не живет по известному адресу. Это могло означать, что она уехала или умерла. Если у них и был ребенок и он был спрятан там, где никто не мог его найти, то он тоже может быть давно мертв.
Даже если каким-то чудом я найду Софию, то зачем? Чтобы разбередить старые раны? Устроить ей неприятности, если у нее окажется муж или семья? Проблема заключалась в том, что я просто обязана была все разузнать. Естественно, любопытство играло здесь свою роль, но, кроме того, я чувствовала, что должна была сделать это ради своего отца. Заполнить пробелы в самой большой тайне его жизни. Найти ответы на вопросы, почему блестящий молодой художник внезапно прекратил рисовать и всю оставшуюся жизнь прожил опустошенным, отстраненным и подавленным.
К тому времени, когда поезд подошел к Флоренции, я наконец справилась с сомнениями. И отправилась на поиски, уверенная, что поступаю правильно. Я понятия не имела, как найти деревню Сан-Сальваторе. Я искала ее на карте, но не нашла. Возможно, она уже и не существовала. Многие селения опустели и были заброшены во время войны. Я это знала, но не собиралась сдаваться.
Прежде чем двигаться дальше, я нашла банк и обменяла несколько фунтов на лиры. Их было так много, что я стала опасаться, что не совладаю со всеми этими тысячами. Затем я угостилась капучино и безбожно вкусной выпечкой с медом и миндалем в уличном кафе, прежде чем вернуться на станцию и узнать, куда мне двигаться дальше.
Даже работнику бюро путешествий на вокзале пришлось искать деревню на карте.
— Сан-Сальваторе… — бормотал он. — Знакомое название, но… — Он водил по карте пальцем. — Ах вот, почему я не мог ее найти. Я смотрел внизу, в регионе Кьянти, но на самом деле она находится в северной части Тосканы. В холмах над Луккой. Видите?
Я посмотрела из-за его плеча и кивнула. Крошечная точка на фоне моря зелени.
— А как мне туда добраться? Поезда, видимо, туда не ходят?
— Часть пути вы сможете проехать, — обнадежил меня служащий. Он снова изучал карту. — Вам нужно сесть на поезд до Лукки, а затем пересесть на другую ветку, которая приведет вас в долину Серкио, в город под названием Понте-а-Мориано. Там вы найдете местный автобус, идущий в горы, в деревню под названием Орзала. — Он замолчал и пожал плечами — кажется, типичный итальянский жест. Затем добавил: — Может быть, проще арендовать автомобиль.
Мне было стыдно признаться, что у меня все еще нет водительских прав.
— Боюсь, мне будет слишком не по себе за рулем на непривычной стороне дороги, — сказала я, — или на горных серпантинах. — Я поблагодарила его и пошла покупать билет и искать нужную платформу.
Мы оставили Флоренцию позади, миновали россыпь небольших городков, перемежающихся промышленными зонами и бескрайними пашнями, и наконец, прибыли в старинный город Лукка. Здесь я вышла и попыталась выяснить, какой поезд идет в Понте-а-Мориано. Нужного поезда надо было ждать целый час на раскаленной платформе.