Внезапно Хьюго обнаружил, что молится так, как никогда раньше не молился. «Мне все равно, что со мной случится, Господи, только защити ее!» А потом на всякий случай добавил молитву, обращенную к Деве Марии.
Должно быть, он задремал, потому что услышал, как его будто издалека окликают по имени. Он открыл глаза и увидел ее, стоящую в дверях на фоне яркого солнечного света.
— Езус Мария! — воскликнула она. — Да тут целое озеро! Тебе повезло, что ты не утонул. — И она подошла к нему. — Бедный, бедный мой Уго. Прости, что я оставила тебя одного так надолго. Той ночью, когда была гроза, я не смогла уйти.
— Я понимаю, — кивнул Хьюго. — Я и не хотел бы, чтобы ты рисковала и приходила в такую грозу.
— Я бы пришла, — сказала она, — но мой сын болен. У него была высокая температура. Он хотел спать со своей мамой, и он боится грома. Он не спал и цеплялся за меня всю ночь. А вчера жар усилился. Нам пришлось позвать доктора. Доктор говорит, что у него тонзиллит и ему придется удалить гланды.
Хьюго не понимал, что она имеет в виду, пока она не указала на свое горло.
— Ах вот оно что! Миндалины… — сказал он.
— Но мы не сможем добраться даже до ближайшей больницы. Транспорта нет. Поэтому доктор дал Ренцо несколько таблеток сульфатов в надежде, что ему станет лучше.
— Улучшение наступило?
Она кивнула:
— Он провел всю ночь со мной в обнимку, бедный ребенок, мокрый от пота. Сегодня утром он выглядел слабеньким, но лихорадка спала, слава святым.
— Ты наверняка обратилась к святому Блезу? — спросил Хьюго, пытаясь заставить ее улыбнуться, но она насупилась.
— Никогда не насмехайся над силой святых, Уго. Именно они ходатайствуют за нас перед Богом. И да, я молилась святому Блезу.
— Прости. Я не насмехался. Я просто хотел, чтобы ты улыбнулась, — сказал он. — Но тебе не стоило приходить при свете дня. Вчера на дороге внизу были немцы.
— Мы видели. Американцы бомбили их. Интересно, они попали, нет? И наши партизаны, они тоже устроили засаду на грузовик, полный немцев, и перерезали им всем глотки.
— И вас не пугает мысль, что немцы будут мстить за такие действия? — спросил он.
— А как они узнают, из какой деревни пришли партизаны? Они, скорее, решат, что это английские или американские солдаты проникают сюда под покровом темноты.
— И все же тебе не стоит рисковать, приходя сюда средь бела дня. Что, если тебя увидят?
— Даже если и увидят, — сказала она. — Бенито сказал, что он нашел свежие грибы после дождя, фунги ди боско — наши любимые. Я сказала, что сейчас же пойду и сама поищу, взяла свою корзину и ушла. Бабушка сидит с Ренцо, который сейчас спокойно спит. Если я принесу домой свежих грибов, какая это будет радость! Это значит, что у меня будет повод снова ходить в лес. Это еще одно маленькое чудо. Обычно в конце декабря грибов не бывает. Но дожди были не очень холодными, и морозов не было. Так что если я смогу найти грибы, вернусь домой героиней. И в следующий раз я приготовлю нам грибной суп. Но сначала… — Она полезла в корзину и поставила миску, накрытую толстой тканью, на скамейку перед ним. — Посмотри, что я принесла тебе сегодня! Я сварила отличный суп из нашей части голубя.
— Части? Ты поделила голубя? — Он недоверчиво уставился на нее, вспоминая, какой маленькой была мертвая птица в его руках.
— Я оставила хороший кусок, чтобы на бульон хватило, и дала остатки синьоре Гуччи в обмен на каплю масла и горсть муки. Теперь я смогу сделать пасту. Не хорошую пасту с яйцами, а только из муки, воды и масла. Но лучше что-то, чем ничего, а? Мы, итальянцы, не можем долго жить без нашей пасты.
Она засмеялась. Хьюго вспомнил о консервах.
— У меня есть еще одно маленькое сокровище для тебя. — Он выудил банку из вещей. — Я нашел ее среди обломков. Я не знаю, что внутри, но надеюсь, это какая-нибудь еда.
Она приняла этот дар с благоговением, как будто он оказывал ей большую честь.
— Спасибо, Уго. Надеюсь, когда мы ее откроем, нас будет ждать хороший сюрприз!
— Я потом схожу и посмотрю, может, там и другие есть, — сказал он. — Мне просто сложно передвигаться.
— Лучше не стоит. Ты должен позаботиться о том, чтобы не упасть и не пораниться снова. Может, к Новому году ты достаточно окрепнешь, чтобы сбежать и выйти к союзникам, когда они двинутся на север.
— Я на это надеюсь.
Она смотрела на него задумчивым взглядом, и он почувствовал, что она не хочет, чтобы он покинул ее. И ему тоже жаль было расставаться с ней.
— Я хотел бы нарисовать твой портрет, — внезапно сказал он.
Она ответила ему смущенной улыбкой.
— Мой?
— Да. Увы, у меня нет красок и холста. Но я сделаю набросок, чтобы, когда вернусь домой, вспомнить каждую деталь.
— У тебя есть бумага? — спросила она.
— У меня есть пустая пачка из-под сигарет. Я могу развернуть ее и рисовать на обороте.
— О, у тебя закончились сигареты? Какая жалость!
— Самое время бросить курить. От этого ровно никакой пользы. А теперь сядь на скамейку.
София послушно села, как он сказал, застенчиво глядя на него. Он достал свой карандаш и принялся рисовать. Она была явно смущена, но глаза ее блестели, выражая удовольствие от внимания, которое он уделял ей, и диковинной чести быть нарисованной.
— Расскажи мне о великих художниках. И о живописи тоже, — попросила она. — Мне хочется столько всего узнать!
— Лучше ты расскажи, чьи картины ты видела, когда ездила во Флоренцию до войны.
Она нахмурилась, вспоминая.
— Это был Микеланджело, разумеется. Вот настоящий мастер, да? Что в скульптуре, что в живописи. Его Давид как живой. Кажется, что он вот-вот зашевелится. И Леонардо. Его Мадонна — свет и красота…
— Тебе повезло жить здесь, — заметил Хьюго. — В Тоскане и Умбрии можно найти картины великих мастеров в обычных церквях. В Ареццо, Кортоне, Сиене и даже в небольших городах. Работы Перуджино и Джотто. Каждая работа — шедевр.
Он был удивлен выражением отчаяния, которое появилось на ее лице.
— Если они еще здесь, — сказала она. — Мы слышали, что немцы разграбили все что могли. Они забрали бы и фрески, если бы нашли способ сорвать их со стен.
— Мы победим и заставим их вернуть всё, — произнес Хьюго с куда большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.
Он закончил набросок и собирался спрятать его в нагрудный карман.
— Дай мне посмотреть, — попросила она.
— Не дам, это всего лишь грубый набросок.
— Но я хочу увидеть его. — Она попыталась выхватить картонку. Он перехватил ее запястье, не давая этого сделать. Они оба рассмеялись.
— Вот нахал, — сказала она. — Не хочешь доставить мне это маленькое удовольствие!
Их борьба пробудила в нем странные чувства. «Маленькое удовольствие», — подумал он, и в его голове мелькнуло совсем другое изображение Софии. Он поспешно отогнал запретные мысли.
— Ну ладно, ладно. Если ты так настаиваешь…
Она взяла у него картонку и с критическим видом рассматривала рисунок.
— Разве я такая?
— Да, такая.
— Но ты нарисовал меня такой миленькой.
— Нет, — сказал он, и ее улыбка разочарованно угасла. — Я нарисовал тебя красивой. Такой, какой я тебя вижу.
Глава 26ДЖОАННАИюнь 1973 года
На следующий день меня разбудил громкий, непрестанный звон колоколов местной церкви, которым вторило отдаленное эхо колоколов соседних деревень, гуляющее по холмам.
Настал праздничный день — один из самых почитаемых в году, как сказала мне Паола. Корпус Кристи. Праздник Тела и Крови Христовых. День, когда достигшие подходящего возраста дети принимают первое причастие. Я встала и собралась пойти на ферму, чтобы умыться и почистить зубы. Перед уходом проверила дверь и окно — никаких следов больше не появилось.
Может быть, убийцы Джанни не видели, что он протолкнул конверт через решетку в мою комнату? Наверняка уже вся деревня знает, что я держусь как посторонний человек, которому ничего не известно. Я просто уеду домой, как только меня отпустят, и все закончится хорошо. По крайней мере, я на это надеюсь. А пока просто постараюсь держаться рядом с Паолой в течение всего дня.
Я вымылась, надела самое презентабельное платье из тех, что можно было привести в порядок без утюга, затем достала медальончик и обмотала веревочку вокруг своего запястья. Потом я зашла на кухню в поисках завтрака, но там было пусто. Паолы не было видно. Это меня встревожило. Она знала, что нам предстоит важный день, и должна была встать рано. Что-то случилось? Я понятия не имела, где ее спальня. Я никогда не была наверху в доме. И сейчас колебалась, набираясь смелости пойти туда и проверить.
Когда она появилась, я была на полпути вверх по лестнице. Она явно надела свой лучший воскресный наряд. Красная юбка и белая кружевная блузка составляли ее костюм, а черная шаль с бахромой на плечах дополняла его.
Увидев меня, Паола забеспокоилась:
— Тебе что-то нужно, девочка моя?
— Хотела просто убедиться, что с вами все в порядке и вы не проспали.
— Нет, конечно. Только не сегодня. Просто много времени ушло на сборы. Полюбуйся, это наш традиционный наряд. Уместно надеть его в такой день. Эти вещи принадлежали еще моей матери.
Я сказала, что она выглядит просто замечательно, и она улыбнулась.
— Ну что, ты готова пойти в церковь?
Как бы мне намекнуть на завтрак? В животе заурчало.
— Мы даже кофе не попьем? — спросила я.
— До мессы? О нет! Мы должны поститься до получения святого причастия. Обычно с полуночи. Разве в вашей церкви так не делают?
— Нет, — сказала я, сникнув при мысли о том, что поесть удастся еще не скоро.
Паола с осуждением покачала головой.
— Анджелина, давай скорее! — закричала она, глядя вверх. — Мы же не хотим оказаться на задних скамьях, где не видно, что происходит.
Появилась Анджелина, тоже очень нарядная: в платье простого покроя в цветочек и с платком на плечах. В одной руке она несла малышку, в другой — большую сумку. Ее дочка была одета в белую рубашечку, отделанную кружевом, на голове — маленький кружевной чепчик. Она спала и была похожа на о