— Почему они сбросили на нас бомбу? — спросила она, пока он возвращал свечу в вертикальное положение и держал над фитилем огонек зажигалки. — Почему они так поступили?
— Пилот, наверное, углядел свет твоего фонаря и решил, что это еще одна позиция противника, — предположил Хьюго.
— Моего маленького фонаря? Пилот счел, что это опасно? — Она пожала плечами.
— Ты бы удивилась, если бы узнала, насколько маленький свет можно увидеть с самолета, — сказал он и добавил: — Иногда летчик просто хочет развернуться и уйти на базу, поэтому он бросает последнюю бомбу туда, где, по его мнению, она не может причинить вреда — в лес или на поле.
— Ты тоже так делал?
— Я — летчик. Моя работа — управлять самолетом, а не сбрасывать бомбы. И я летал только на легких бомбардировщиках с очень небольшим количеством бомб. Приходилось быть бережливыми.
Он вставил зажженную свечу обратно в фонарь, затем поднял его, чтобы осмотреть повреждения. Тусклый свет отбрасывал длинные тени на недавно упавшую каменную кладку. Стены все еще стояли, хотя в них теперь зияли дыры. Плиты на полу сместились, а сам он накренился.
София встала.
— Надеюсь, пол еще достаточно твердый, чтобы ступать на него. — Она сделала несколько шагов, затем остановилась. — Езус Мария! — воскликнула она.
— Что случилось? — Он поднялся на ноги.
— Посмотри-ка сюда.
Он проковылял туда, куда она указывала. В полу напротив боковой стены часовни зияла дыра, и лестничный пролет спускался во тьму.
— Должно быть, это какой-то склеп, — пробормотал Хьюго. — Ты когда-нибудь бывала здесь?
— Нет. Я приходила сюда только один раз на праздник, — сказала она. — Мы почти никак не общались с монахами. Они ведь отреклись от обычной жизни.
— Пока немцы не выставили их вон, заставив вернуться в ту самую обычную жизнь, — добавил он.
— Может, нам спуститься туда и посмотреть, что там? — спросила София. — Вдруг внизу окажется сухо, и тебе найдется славный приют.
Хьюго не хотел спускаться в эту черноту. В лицо ему пахнуло холодным, плотным воздухом, и он почувствовал запах затхлой сырости.
— Думаю, надо подождать до рассвета, — сказал он. — Неясно, на чем там все держится, не хочется, чтобы потолок обвалился на голову.
— Я вернусь утром, если смогу уйти, — пообещала она. — Скажу домашним, что мне нужно проверить поле с репой. На этой неделе уже можно будет собрать урожай. Да и в день после праздника все будут спать допоздна.
— Ладно. — Хьюго обнаружил, что улыбается в предвкушении скорого свидания, хотя он отнюдь не разделял ее энтузиазма по поводу осмотра старого подвала. — Тогда иди домой, поспи хотя бы немного. Будь очень осторожна, когда пойдешь к двери. Пол может оказаться непрочным.
— Я аккуратно, — кивнула она. — И мне не терпится вернуться, чтобы обыскать этот подвал. Как ты думаешь, может там оказаться сокровищница?
— Сомневаюсь. Судя по всему, ваши монахи были довольно скромными людьми. Я не нашел золотых сосудов или рубиновых колец, когда обыскивал обломки снаружи. Их миски и тарелки были из обычной глины.
— Все равно, — ответила София, — ужасно любопытно, да?
— Да, — согласился он, радуясь, что у нее теперь есть что-то, чего она с нетерпением ждет. — Очень волнующе.
До конца ночи Хьюго спал очень беспокойно. Он боялся, что здание вот-вот развалится окончательно, и даже подумывал, не выйти ли ему наружу. Но сильный холодный ветер, завывающий за стенами руин, вовсе не делал эту перспективу радужной. Хьюго сел, отчаянно желая закурить. Вместо этого он нащупал бутылку и глотнул траппы. Она согрела его, но притупить тревогу не смогла. Он боролся со сном и был рад, когда над восточной стеной появилось первое зарево занимающегося дня.
Хьюго подождал, пока не станет совсем светло, затем, стараясь держаться у самой внешней стены, благополучно добрался до главного входа. Здесь он увидел, что бомба упала не прямо на разрушенное здание. Она ударила по склону холма, выбив кусок земли и скал так, что монастырь теперь оказался на краю пропасти. «Зато немецкие грузовики больше не смогут подъехать с дороги», — подумал он. Лестница вниз была целой и невредимой.
Хьюго умылся, вдоволь напился воды, а затем вернулся в часовню. Он долго стоял у входа в склеп. София была права — мысль обыскать подвал была соблазнительной, но в то же время лезть туда было страшновато. Оттуда тянуло холодным сквозняком, хотя Хьюго не мог себе представить, откуда сквозняк под землей.
Он стоял и смотрел, когда явилась София, запыхавшаяся и с раскрасневшимися щеками.
— Сегодня сильный ветер, — сказала она. — Трудно было идти в гору. Смотри, я сорвала тебе репу. Помоем ее, а потом ты сможешь ее съесть.
— Сырую репу? — Он поморщился.
— Конечно. Она же вкусная. Свеженькая, хрустящая. — Она положила принесенный корнеплод на упавшую балку. — Ты уже спускался туда?
— Нет, ждал тебя. Хотел совершить открытие вместе.
— Я прихватила еще одну свечку. Там будет очень темно. — Она взволнованно улыбнулась ему. — Ты готов? Мне так любопытно, что мы найдем.
— Вероятно, подвал, где монахи хранили свои старые молитвенники, хлам и ненужную мебель, — усмехнулся Хьюго.
— Ну, вот еще! Это же подземелье часовни. Там может быть гробница святого. Или святые мощи. Я видела голову святой Екатерины в соборе в Сиене.
— Только голову? А что случилось с телом? Она была обезглавлена?
— Нет, ее голову взяли после того, как она умерла, и положили в золотой ларец, украшенный хрусталем. Всякий может видеть, что головы чудесным образом не коснулось тление. По молитве у реликвии совершаются чудеса!
— Бедная святая Екатерина, — сказал он. — Я рад, что никогда не стану святым. Я бы не хотел, чтобы мою голову отрезали после смерти.
Его шутка заставила ее засмеяться. Она хотела было шлепнуть его с деланным возмущением, но близость минувшей ночи будто растаяла, и Софии сделалось неловко.
— Дай зажигалку, пожалуйста. — Она зажгла свечу. — Я пойду первая и посмотрю, все ли ступени целы.
— Осторожнее, — предупредил он, но она уже спускалась во тьму.
— Все в порядке, — донеслось до него. — Ступеньки не слишком крутые и достаточно крепкие. Держись за стену, когда будешь спускаться. Иди потихоньку.
Он следовал за ней шаг за шагом, чувствуя твердую холодность каменной стены под своей ладонью. Он услышал, как она ахнула, но так сосредоточился на том, чтобы не потерять равновесие и заставить свою поврежденную ногу удерживать вес, что смотрел лишь под ноги, пока не достиг пола. Он выдохнул облегченно, посмотрел вверх и увидел, что удивило ее.
Это была прекрасная маленькая часовня, крипта, с резным сводчатым потолком. Форма стен напоминала усыпальницу, — по-видимому, это была гробница давно умерших монахов. Внизу, у самых ступеней, лежало несколько толстых обломков каменной плиты. София высоко держала свечу, стараясь, чтобы свет достигал дальних углов. В противоположном конце обнаружился алтарь, на котором стояло высокое и очень реалистичное распятие. В нишах были святые, а на стенах висело несколько больших картин.
— Вот почему немцы так и не ограбили эту часовню, — сказала София, осветив свечой куски плиты вокруг ступеней. — Смотри. Эта плита прятала вход на лестницу сверху, а теперь она разбилась. Сюда могли подолгу не заходить. А может, у монахов был потайной ход из других зданий.
Она шла впереди, разглядывая стены.
— Ты только посмотри! — София поднесла свечу к одной из картин. — Разве это не прелесть? Здесь изображены три волхва, которые пришли навестить младенца Иисуса. — Она двинулась дальше. — А вот и святой Себастьян, бедняга.
От этой картины Хьюго отвел взгляд. Чувствовалась рука мастера, но изображение тела, привязанного к столбу и утыканного стрелами, было слишком натуралистичным.
— Должно быть, они очень старые, — сказала София.
— Да. Ренессанс. Интересно, подписаны ли они. Картина с волхвами похожа на работу Пьетро Перуджино.
— Разве это не удивительно? Работы мастеров прямо здесь, и мы единственные, кто знает о них.
— Да, — согласился он. — Удивительно.
В порыве эмоций София коснулась своей ладонью его руки, посмотрела на него и улыбнулась.
— Я рада, что мы вместе пережили это.
Он отчаянно хотел обнять ее и поцеловать, но вместо этого просто улыбнулся в ответ. Они продолжили идти вдоль стены, София изучала каждую гробницу и читала вслух латинские надписи, а он переводил их.
— Альберт Максим, настоятель с 1681 по 1696 год, — произнес он.
— Ты такой образованный человек, — восхитилась она. — Латынь знаешь.
— Даром, что ли, я целых семь лет ломал об нее язык в школе. Но ваша месса тоже на латыни. И ты говоришь по-итальянски, а это очень близкие языки.
Она пожала плечами:
— Я не особо понимаю, что говорит священник. И когда отец Филиппо отпускает мне грехи после исповеди, я понятия не имею, что он отвечает: что меня простили или что я сгорю в аду.
— Ты рассказала ему о том, что ходишь ко мне?
Она замялась:
— Нет. Только то, что я нашла тебя и помогла тебе — один раз. Но не о том, что я хожу к тебе каждый день и приношу еду. Потому что это ведь не грех, не так ли? Иисус сказал, чтобы мы кормили голодных и привечали гостей, вот я и делаю и то и другое.
— Совершенно верно. — Он двинулся дальше. — Посмотри сюда, — позвал он Софию, остановившись у маленькой двери, утопленной в стене. — Ты была права. Есть и другой путь в крипту. Эти лестницы, похоже, были замурованы целую вечность.
— Давай откроем. Посмотрим, куда она ведет. — Она потянулась к ручке вперед него, подергала, но дверь не поддалась.
— Заперто, — разочарованно протянула она. — А так интересно, что за ней!
— Куда бы она ни вела, теперь там только обломки, — сказал он и отошел.
София продолжала сверлить взглядом дверь, словно это могло ее открыть, затем вздохнула и тоже отошла, следуя за Хьюго. В тыльной части крипты находилась замысловатая резная каменная перегородка, а за ней — небольшой боковой придел с алтарем, накрытым алтарной тканью, и с аналоем перед ним. Над алтарем висела еще одна картина. София подняла свечу, и на этот раз ахнули они оба.