– Я могу заставить их перестать, Олух. Я заставлю их перестать.
– Что? Что перестать? – подозрительно спросил он. – Перестать Олуха?
– Нет. Других. Я заставлю их перестать обижать Олуха и отнимать у него монеты.
Олух презрительно фыркнул.
– Он сказал: «На конфетку». А потом отнял мои монеты. Бил Олуха, забрал монеты.
– Олух. – Мне никак не удавалось достучаться до него. – Послушай меня. Если я заставлю их прекратить тебя обижать, если они больше не станут отбирать у тебя монеты, ты будешь меня ненавидеть?
Он стоял и молча хмурился. Я решил, что ему не удается связать две мысли воедино, и попробовал выразиться попроще.
– Олух. Я могу заставить их тебя не трогать.
Он вновь фыркнул.
– Ты не знаешь, – неожиданно заявил он. – Я тебе не сказал. – Забросив остальные дрова в ящик, Олух с угрюмым видом ушел.
Когда дверь за ним захлопнулась, я уселся в кресло и обхватил руками голову. Прошло некоторое время, прежде чем я сумел подняться, сложить свитки на столик и прилечь на постель. Я тут же заснул.
VIIIАмбиции
Каждый вид магии занимает свое место в многообразии волшебства, а вместе они образуют великий круг могущества. Все знания о магии заключены внутри этого круга: умения скромного сельского колдуна с его амулетами и хрустальными шарами, Звериная магия Дара, божественная магия Силы и волшебство домашнего очага. Все они, как я уже указывал выше, занимают свое место в великом многообразии, и необходимо понимать, что все они связаны единой нитью.
Но из моих слов вовсе не следует, что каждый может или должен пытаться овладеть этим кругом целиком. Охватить столь много не под силу смертному, и на то есть свои причины. Не нужно стремиться стать мастером всех видов магии. Но тот, кто наделен Силой, может научиться предсказывать будущее. Существуют также легенды о звериных магах, овладевших волшебством огня или способных находить воду, подобно сельским колдунам.
Как показано на рисунке, каждая из этих меньших магий примыкает к более великим, а посему маг способен овладеть мелкими видами волшебства. Но рассчитывать на нечто большее – серьезная ошибка. Тому, кто ищет предсказания будущего в хрустальном шаре, опасно познание могущества огня. Эти виды магии не являются родственными, и усилия, необходимые для работы с ними, могут привести к потере рассудка. Человеку, наделенному Силой, не стоит опускаться до Звериной магии Дара, поскольку это приведет лишь к разложению и унижению его высокого искусства. Те, кто замечен в таких попытках, должны быть прокляты.
Оглядываясь назад, я подозреваю, что во время нашего первого урока с Дьютифулом я узнал значительно больше, чем он. Я познал страх и почтение. Я осмелился стать наставником в науке Силы, которой сам владел не в полной мере. И с тех пор мои дни и ночи стали полнее, чем я мог предполагать, поскольку мне приходилось одновременно быть учеником и учителем, да еще и продолжать играть роль слуги лорда Голдена, отца Неда и шпиона Видящих.
Зимние дни становились все короче, теперь мои уроки с Дьютифулом начинались затемно. Обычно мы покидали башню Верити до восхода солнца. Мальчик и Чейд хотели, чтобы мы быстрее продвигались вперед, но я твердо решил больше не рисковать – ведь мы едва избежали катастрофы.
По той же причине я отказывался оценить Силу Олуха, хотя Чейд постоянно понукал меня. Браться за это теперь было бы бессмысленно, поскольку Олух не хотел иметь со мной ничего общего. Трижды Чейд устраивал нам с ним встречи в своих покоях, но дурачок не являлся в назначенный час. Впрочем, убедившись, что его нет на месте, я поворачивался и уходил. Всякий раз Олух говорил Чейду, что забыл о встрече, но ему не удавалось скрыть, насколько сильно он не желает иметь со мной дело.
– Как тебе удалось вызвать у него такое стойкое отвращение? – однажды спросил Чейд.
На что я совершенно искренне ответил, что не сделал Олуху ничего плохого. Я и сам не понимал, почему тот всячески меня избегает, но был этому рад.
А вот уроки с Дьютифулом доставляли мне удовольствие. Мальчик встречал меня радостно и всегда ждал занятий с нетерпением. Это поражало меня. Иногда я даже завидовал ему и гадал, как бы сложились мои отношения с Силой, если бы моим первым учителем стал Верити. Быть может, я занимался бы с ним с таким же наслаждением, как его сын со мной? Об уроках мастера Галена у меня сохранились самые худшие воспоминания. Все его упражнения для стимуляции разума казались мне дурацкими. Да Дьютифул в них и не нуждался. Сила давалась ему легко.
Очень скоро я пришел к выводу, что мое отвращение к учению связано прежде всего с Галеном. Мне приходилось прикладывать усилия, чтобы выйти за пределы собственных защитных стен; Дьютифул вовсе не замечал границ. Он был готов разделить со мной все – начиная от расстройства желудка и кончая самыми сокровенными мыслями. Когда он открывался, его мысли напоминали вырвавшийся на свободу поток. Я стоял на страже его бурлящего разума, с трудом сохраняя собственное «я». Это зрелище завораживало и пугало, эмоции мешали принцу сосредоточиться на поставленных мной задачах. Еще хуже у нас получалось, если Дьютифулу требовалось войти со мной в контакт, – это походило на попытки вдеть в иголку канат. Однажды Верити сказал мне, что общение при помощи Силы с моим отцом, Чивэлом, напоминало ему ощущение, которое он испытал, упав под копыта лошади: Чивэл налетал на него, делал свое сообщение и уносился прочь. Точно так же вел себя Дьютифул.
– Если он сможет справиться со своим талантом, то быстро превзойдет учителя, – пожаловался я Чейду однажды поздним вечером, когда он зашел в свои прежние покои. Я сидел за старым столом, заваленным манускриптами о Силе. – Я испытал огромное облегчение, когда начал учить его игре в камни. Сначала он никак не мог ухватить суть, а когда понял, стал быстро продвигаться вперед. Надеюсь, это поможет ему осмыслить глубинные аспекты магии Силы. Все остальное дается ему удивительно легко. Он погружается в Силу так же естественно, как щенок берет след. Словно вспоминает, что нужно делать, а не учится.
– Разве это плохо? – удивленно спросил старый убийца.
Чейд принялся рыться на верхних полках, где лежали запасы травяного чая. Там всегда хранились самые опасные смеси. Я улыбнулся, глядя, как он залезает на стул. Неужели Чейд до сих пор думает, что мне до них не добраться?
– Как только Дьютифул превзойдет меня, он начнет экспериментировать с другими аспектами Силы. И тогда даже я не смогу предупредить его о возможных опасностях, не говоря уж о том, чтобы защитить.
Я с отвращением отодвинул в сторону свиток и свой неуклюжий перевод. Дьютифул превзошел меня и здесь. Он обладал даром Чейда к языкам и алфавитам. Мои переводы были неловкими попытками понять одно слово за другим, а принц воспринимал новое целыми предложениями, тут же преобразуя их в осмысленные строки. За годы пренебрежения подобной работой мои способности притупились. Быть может, я завидовал легкости, с которой все давалось моему ученику? И был плохим учителем?..
– Возможно, он получил этот талант от тебя, – задумчиво проговорил Чейд.
– Какой талант?
– Силу. Мы знаем, что ты входил в контакт с ним с раннего детства Дьютифула. Однако ты утверждаешь, будто Дар на такое не способен. Значит, речь может идти только о Силе. Из чего делаем вывод, что ты учил его владению Силой с давних пор или подготовил разум Дьютифула к восприятию этого вида магии.
Мне не нравились рассуждения Чейда. Я постоянно вспоминал Неттл, и всякий раз меня охватывало чувство вины. Неужели я подвергаю опасности свою дочь?
– Ты пытаешься во всем обвинить меня, – небрежно сказал я, словно надеялся отогнать нехорошие предчувствия.
Вздохнув, я вновь разложил перед собой пергамент с переводом. Раз я должен продолжать учить Дьютифула, мне необходимо самому побольше узнать о Силе. В этом свитке рассказывалось о системе упражнений, направленных на то, чтобы развить внимание ученика. Возможно, они мне пригодятся.
Чейд подошел и заглянул через мое плечо.
– Хм-м. А что ты думаешь о том свитке, где говорится о боли и Силе?
Я удивленно посмотрел на него.
– В каком свитке?
Он раздраженно тряхнул головой.
– Ты знаешь в каком. Я оставил его для тебя.
Я со значением посмотрел на стол, заваленный свитками. Здесь лежало не меньше дюжины.
– Ну и где же он?
– Где-то здесь. Я уверен, что показывал его тебе, Фитц.
Я не сомневался, что Чейд ошибся, но придержал свою уверенность при себе. Я знал, что память начинает его подводить. Он и сам все понимал, но никогда в этом не признался бы. Даже малейшее упоминание о такой возможности вызывало приступ ярости, которая тревожила меня гораздо больше, чем мысль о том, что мой старый наставник теряет остроту ума. Поэтому я молча наблюдал, как Чейд роется в свитках, пока он не нашел пергамент с голубой полосой.
– Вот. Я оставил его сверху, а ты даже не просмотрел.
– Да, ты прав, – легко согласился я, не собираясь с ним спорить. – Так о чем здесь написано?
Он бросил на меня недовольный взгляд.
– О боли во время применения Силы. О головных болях, которые бывают у тебя. Здесь говорится об упражнениях и лекарственных травах, но еще сказано, что постепенно боли должны прекратиться. Однако меня заинтересовало одно замечание в самом конце. Трикни утверждает, что некоторые мастера Силы использовали боль в качества барьера, не позволяющего ученикам проводить собственные эксперименты. Впрочем, там нет ничего про то, что боль может заставить человека полностью отказаться от Силы. Так вот, у меня возникло два занятных соображения. Быть может, твои головные боли – это штучки Галена. И еще я подумал, что с их помощью можно держать в узде Олуха.
Я отметил про себя, что Чейд не предложил управлять принцем.