во время празднования моей помолвки. Мне отлично известно, как печально, когда неожиданные обстоятельства лишают тебя долгожданного удовольствия. Искренне надеюсь, что очень скоро вы сможете вернуться к своим любимым занятиям».
Я кивнул, довольный.
— Очень тонко и все понятно. Наш принц набирается опыта.
— У него ум его отца, — заявил Шут, но, когда я наградил его сердитым взглядом, в золотых глазах я увидел лишь добродушие. — Для тебя есть еще одна записка, — продолжал он. — От Лорел.
— Да, я слышал.
— Так я и думал.
— Она меня озадачила и встревожила, — покачав головой, сказал я. — По тому, как она себя вела, у меня возникло ощущение, что моя лошадь тут совершенно ни при чем. Пожалуй, я с ней встречусь в полдень, посмотрим, что случилось. А потом я хотел бы сходить в город, чтобы повидать Неда и извиниться перед Джинной.
Шут приподнял светлую бровь.
— Я обещал им зайти вчера вечером, чтобы поговорить с Недом, — пояснил я. — Но, как тебе прекрасно известно, вместо этого мне пришлось присутствовать на помолвке.
Шут взял с подноса маленький букетик из белых цветов и задумчиво понюхал его.
— Столько разных людей требуют твоего внимания.
Я вздохнул.
— Да уж, не знаю, что и делать. Я привык к уединенной жизни, когда во мне нуждались только Ночной Волк и Нед. Ничего у меня не получается. Не понимаю, как Чейду столько лет удается справляться с таким количеством забот.
— Он паук, — вздохнув, проговорил Шут. — Плетет паутину, нити которой расходятся в разные стороны, а он сидит в самом ее центре и изучает каждое, даже едва заметное ее подрагивание.
Я улыбнулся вместе с Шутом.
— Точная характеристика. Не слишком лестная, но совершенно точная.
Неожиданно Шут искоса посмотрел на меня.
— Значит, ты встречался с Кетриккен, а не с Чейдом?
— Не понимаю, о чем ты?
Шут посмотрел на свои руки и принялся вертеть маленький букетик.
— Ты изменился. Снова распрямил плечи. И смотришь на меня, когда я к тебе обращаюсь. У меня пропало ощущение, что я непременно должен оглянуться, чтобы удостовериться, нет ли у меня за спиной призрака. — Он положил цветы на стол. — Кто-то освободил тебя от тяжкого груза — по крайней мере, частично.
— Кетриккен, — помолчав, сказал я. — Она была ближе к Ночному Волку, чем я думал. Она тоже скорбит о нем.
— И я.
Я старательно обдумал свои следующие слова, понимая, что они могут причинить ему боль, и не зная, стоит ли их произносить. Но я все-таки решился.
— Иначе. Кетриккен скорбит о Ночном Волке, как я, из-за него самого, и еще из-за того, чем он был для нее. А ты… — Я замолчал, не зная, как лучше выразить свои мысли.
— А я любил его через тебя. Он стал для меня реальным благодаря нашей с тобой связи. Так что, в определенном смысле, моя печаль другого свойства. Мне больно, потому что больно тебе.
— Слова всегда давались тебе легче, чем мне.
— Да, — не стал спорить он и, скрестив на груди руки, вздохнул. — Я рад, что кто-то сумел тебе помочь. Хотя и завидую Кетриккен.
Его слова показались мне бессмысленными.
— Ты завидуешь ее горю.
— Я завидую тому, что она смогла тебя утешить. — И, прежде чем я успел ему ответить, он холодно добавил: — Отнеси поднос на кухню. И напусти на себя хмурый вид, когда будешь его возвращать, — ведь твой господин самым строжайшим образом тебя отчитал. А потом можешь отправляться к Лорел и в Баккип. Я собираюсь провести сегодняшний день, занимаясь своими делами. Я сообщил всем, что у меня ужасно болит нога и я хочу отдохнуть в полном одиночестве. Вечером королева пригласила меня поиграть вместе с ее фаворитами. Так что, если не найдешь меня здесь, можешь зайти туда. Ты вернешься к обеду, чтобы помочь мне спуститься в зал?
— Надеюсь.
Настроение у Шута вдруг резко ухудшилось, как будто он и в самом деле страдал от боли.
— Тогда, наверное, увидимся перед обедом, — мрачно кивнув, сказал он, поднялся из-за стола и направился в свою спальню.
Не говоря больше ни слова, Шут плотно прикрыл за собой дверь.
Я собрал тарелки на поднос, а потом попытался навести порядок в комнате — несмотря на слова Шута о том, что слуга из меня никакой. Сначала я отнес поднос на кухню, потом позаботился о дровах и воде. Дверь в комнату Шута по-прежнему оставалась закрытой, и я забеспокоился, не заболел ли он. Наверное, я бы рискнул к нему постучать, но приближался полдень, и я зашел в свою комнату, чтобы прихватить свой уродливый меч. Затем я вынул несколько монет из кошелька, который дала мне Кетриккен, а остальное спрятал под матрас. Проверив потайные карманы, я снял с крючка плащ и зашагал в сторону конюшни.
Помолвка принца привлекла в замок множество гостей, и основная конюшня была переполнена до отказа. В данных обстоятельствах лошадей, принадлежащих людям вроде меня, перевели в «старые конюшни», где прошло мое детство. Лично меня это вполне устраивало. Меньше шансов, что я встречу Хендса или еще кого-нибудь, кто мог бы вспомнить мальчика, который когда-то жил со старшим конюхом Барричем.
Лорел стояла, прислонившись к воротам загородки, где поместили мою Вороную, и что-то ей тихонько говорила. Возможно, я неправильно понял ее слова, решил я и забеспокоился.
— Что с ней случилось? — спросил я и, с опозданием вспомнив о правилах приличия, добавил: — Доброго вам дня, охотница Лорел. Вы просили меня прийти.
Вороная не обращала на нас никакого внимания.
— Добрый день, Баджерлок. Спасибо, что пришел. — Лорел незаметно огляделась по сторонам, удостоверилась, что рядом никого нет, но все равно наклонилась ко мне и прошептала: — Мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Иди за мной.
— Как пожелаете, госпожа.
Лорел пошла вперед, а я последовал за ней. Мы миновали загоны, оказались в самом конце конюшни и, к моему великому изумлению, начали подниматься по расшатанной лестнице в каморку Баррича. Когда он был старшим конюхом, он заявил, что должен жить рядом со своими подопечными, и отказался от более удобной комнаты в замке. Лишь значительно позже я понял, что Баррич предпочел остаться в скромной комнатушке, не только оберегая свое уединение, но и чтобы я как можно меньше попадался на глаза обитателям замка. Шагая за Лорел по шатким ступеням, я спрашивал себя, что ей известно. Может быть, она привела меня сюда, чтобы сказать, что знает, кто я такой?
Дверь на верхней площадке была лишь прикрыта. Лорел толкнула ее плечом, и она со скрипом распахнулась. Она шагнула в полумрак комнаты и знаком показала мне, чтобы я следовал за ней. Я наклонился, стараясь не попасть в паутину, затянувшую дверной проем, и вошел. Из щели в ставне, закрывавшей крошечное окно в дальнем конце, падал тонкий луч света. Какой же маленькой показалась мне наша с Барричем комната! Простую мебель, служившую нам верой и правдой, давно растащили, а само помещение использовали в качестве склада для всякого хлама: куски старой упряжи, сломанные инструменты, изъеденные молью одеяла — вещи, которые люди откладывают в сторону, пообещав себе когда-нибудь починить, или не решаются выбросить, считая, что они еще пригодятся. Вот во что превратилась комната, где я провел детство.
Баррич пришел бы в ярость, увидев все это. Наверное, Хендс сначала разрешил складывать ненужные вещи в нашу каморку, а потом решил, что у него есть дела поважнее, чем наводить тут порядок. Сегодня конюшни требовали гораздо больше внимания, чем во времена войны красных кораблей. Мне было трудно представить себе, что Хендс сидит вечерами и смазывает жиром или чинит старую упряжь.
Лорел неправильно поняла выражение, появившееся у меня на лице.
— Я знаю, здесь ужасно пахнет, но зато нас никто не услышит. Мы могли бы поговорить и в твоей комнате, но лорд Голден уж слишком старательно изображает важного аристократа.
— А он и в самом деле важный аристократ, — заявил я, но сердитый взгляд Лорел заставил меня прикусить язык.
Я слишком поздно сообразил, что лорд Голден всячески ухаживал за Лорел во время нашего путешествия, однако вчера они не перемолвились ни единым словом. Ой-ой.
— Мне все равно, кто вы оба такие. — Лорел отмахнулась от собственного раздражения, ее явно занимали более серьезные проблемы. — Я получила записку от своего кузена. Предупреждение Диркина предназначено для меня. Сомневаюсь, что он одобрил бы мое решение рассказать о нем тебе, поскольку у него имеются вполне веские причины не слишком тебя любить. Однако королева, как я понимаю, тебя ценит. А я поклялась ей в верности.
— Мы оба поклялись ей в верности, — напомнил я Лорел. — Ты рассказала ей о том, что написано в записке?
— Нет еще, — взглянув на меня, призналась Лорел. — Возможно, в этом нет необходимости, и ты сможешь сам справиться с возникшими проблемами. Кроме того, мне не так просто урвать минутку, когда рядом с королевой никого нет, чтобы с ней поговорить. А вот тебя поймать гораздо проще.
— О каком предупреждении идет речь?
— Диркин пишет, что я должна бежать из замка. Полукровки знают, кто я такая и где живу. По их представлениям я дважды предательница. Я принадлежу к семье Древней Крови, но служу Видящим, которых они ненавидят. Они постараются меня убить. — Лорел произнесла это совершенно спокойно, но потом, отвернувшись от меня, уже тише сказала: — То же самое касается и тебя.
Между нами повисло молчание. Я наблюдал за пылинками, которые резвились в узком солнечном луче, и думал. Через некоторое время Лорел снова заговорила:
— Это главное. Лодвайн все еще приходит в себя после того, как ты отрубил ему руку. От него отвернулись многие из его соратников, которые предпочли вернуться к жизни и нравам Древней Крови. Семьи Древней Крови оказывают давление на своих сыновей и дочерей, чтобы они отказались от идей и политики Полукровок. Большинство считает, что королева намерена облегчить участь представителей Древней Крови. Поскольку довольно широко известно, что ее собственный сын обладает Уитом, они стали лучше к ней относиться. Они готовы ждать, по крайней мере, какое-то время, чтобы посмотреть, что она будет делать.