Божий дар – это больше, чем жаждало сердце мое,
Ты пролил на меня от любви Твоей все, что имею,
И корону царя возложил – назначенье Твое.
Я просил только жизни – Ты дал эту поступь столетий,
Наивысшую честь повелел обрести на земле,
Бесконечную радость любви даровал человеку,
Потому что надежда и жизнь моя – только в Тебе.
Как безумны слепые, что истину Бога не любят, —
Только Ты понимаешь, какой их постигнет удел,
Их потомство забудет родиться и плакать не будет —
Этот род против Господа сердце настроить посмел.
Засвистят Твои стрелы, и градом обрушатся беды,
Но не скроет неправедный путь лицемерия щит:
Ты взойдешь над землею сверкающим солнцем победы,
Воспоем Тебя, Боже, поведаем, как Ты велик.
Строительство все продолжалось и продолжалось. Город был полон слухов, вокруг, на Невском, зевак и зрителей было предостаточно, так как стройка была лишь слегка огорожена. Современники писали, что огороженное место, равно как и вход во внутренние части, оставались открытыми для любопытных. Случалось войти во внутренние покои – и нельзя было не надивиться богатству, расточаемому для его убранства.
А чего стоил худо укрепленный каркас! На нем уже были размещены барельефы, как вдруг каркас не выдержал их тяжести – и барельефы обвалились. Не два, не три, а целых четыре года понадобилось, чтобы их восстановить.
Параллельно зодчий делал еще и другие работы, закончилось строительство Горного института, и он гармонично завершил морской берег Васильевского острова.
О, если бы дело заключалось только в строительстве! Если бы только колонны ни на час не отпускали от себя зодчего! Кстати, общее число колонн Казанского собора было более 130!
А ведь еще шла и обычная, повседневная жизнь.
Беспощадное время уносило и наших героев. Был убит император Павел I. В 1803 году не стало Николая Львова – драгоценнейшего камня в венке славного времени. В 1805 году неожиданно скончался Мусин-Пушкин, редчайший представитель аристократии, посвятивший себя науке. И.М. Долгорукий написал, что он рожден был для наук, но, «упражняясь в натуральных изысканиях в Грузии, нашел конец свой там, где ожидал ученой славы… Худо умереть рано, а иногда и того хуже жить запоздавши». Портрет его (удивительное лицо!) подписан 1788 годом, однако автора, как обычно, нет.
С каждым годом все более недомогал Строганов. Каково было Андрею переносить болезни стареющего графа, потерю первенца, бедствия друзей и близких… К тому же у него имелось повышенное чувство ответственности. Он не мог, не имел права, не должен был подвести своего благодетеля! Он не мог не исполнить указы Павла I, Александра I! По ночам Воронихина грызли сомнения. Он укорял себя за то, что не уследил, не досмотрел, не успел проверить…
Наконец, через десять лет Казанский собор был построен, год 1811‐й стал победным. Однако радость окончания работ снова омрачилась бедствиями войны.
Через полгода французы во главе с Наполеоном вторглись в пределы России и подошли к Москве. Кутузов остановил их продвижение, но… болезнь скосила великого полководца. Местом упокоения его стал Казанский собор.
Совсем плох стал сиятельный граф Строганов, самый близкий для зодчего человек, помощник и опекун. Воронихин не отходил от его постели. Ему снились какие-то кошмары. Граф то впадал в забытье, то рассказывал о своих снах. Поведал Андрею один сон: будто собрались в комнате люди в черных масках, и стоявший впереди пророчествовал: погибнут все, кто узнал тайну тамплиеров, кому стали ведомы вековые секреты, где спрятано их золото…
В другой раз взял руку Андрея со словами: «Перекрести меня… Труженик ты, золотой мой… У меня когда-то и то был золотой жук-скарабей. Ты – как тот жук… Тащишь и тащишь груз свой в гору, а он тяжеле тебя…»
Между тем в Европе уже всем командовал Наполеон Бонапарт. Он покорил Северную Африку, Египет, прошелся по Испании и Португалии, подчинил другие европейские страны и намеревался направиться в сторону России. О войне 1812 года написано много: воспоминания Лажечникова, Глинки, Кутузова, Барклая-де-Толли. Уже съездили Шереметевы из своего Фонтанного дома в разрушенную, почти сгоревшую Москву. Горько было видеть эти некогда прекрасные здания, превращенные в пожарища. Михаил Илларионович Кутузов все эти годы провел на войне, командовал спокойно и обдуманно. Однако возраст брал свое. Он просил императора Александра I заменить его или дать новых помощников. И тут, как ни странно, выбор пал на бывшего воителя Французской революции Павла Строганова. У него был опыт военного руководства при взятии Бастилии, понимание порядков в стране, и императору было доложено, что он единственный человек в стране, обладающий опытом войны с французами. Из убежденного якобинца он стал преданным патриотом, мечтавшим наконец победить Бонапарта. Александр I даже включил его в состав правительства. Императору подсказали, что именно Павла Строганова надо поставить помощником Кутузова. Павел Александрович согласился, когда русские войска были уже на территории Франции. Он простился со своей любимой Софьей – она была дочерью «пиковой дамы», о которой скоро Пушкин напишет знаменитую повесть. Софья не только благословила мужа на войну, но и отпустила с ним своего сына, которому только исполнилось семнадцать лет. Крепко обняла обоих, прошептав: «Прошу тебя, не спускай глаз с Саши, его жизнь в твоих руках, а я буду за вас молиться».
После кончины Кутузова главнокомандующим назначили молодого графа Павла Строганова. В 1814 году в битве близ города Краона выстрелом картечи снесло голову с плеч юному сыну Павла Александру… Несколько дней он ползал от убитого к убитому в поисках своего сына. Ему говорили, что тело сына найдено, что оно в лазарете, но Павел был как безумный – ничего и никого не слышал. Ползая на коленях по полю битвы, он неожиданно нашел Михаила, который в руке сжимал что-то блестящее. Павел разжал его руку и увидел золотого скарабея, того самого, пропавшего у его отца много лет назад. Но ничего уже его не волновало, не нужен был ему скарабей, он искал сына и никак не мог найти.
К счастью, рядом оказался Григорий Строганов – самый энергичный и темпераментный из Строгановых. Он велел уложить графа Павла на носилки и отнести его в лазарет. В сопровождение Григорий отправил трех толковых пареньков для неусыпного пригляда за графом. После такой трагедии Павел уже не смог командовать войсками и отбыл в Петербург. Здоровье его было подорвано, мрачные мысли не уходили, болезнь его усугублялась, и родные решили отправить его на излечение в Данию. Там в те времена душевнобольных лечили на корабле, считалось, что вода действует очень успокаивающе. Лечение не помогло, и через два года граф Павел Александрович скончался.
Что говорить о Сонечке, Софье Александровне Голицыной, супруге Павла Александровича? Она занялась всем обширным хозяйством Строгановых, навела полный порядок среди крестьян, дворовых, разделила между ними землю. Ввела агрономию и получала очень хорошие урожаи. Была центром интеллектуальной жизни Петербурга. У нее бывали писатели, музыканты, художники, ученые и другие умнейшие и достойнейшие люди своего времени. А для Воронихина она была – словно ангел, словно Божья Матерь…
Бешеная гроза разразилась над Петербургом. Большая зала Строгановского дворца была наполнена теми, кто хотел помянуть Александра Павловича. Громы стали затихать, уходить за Кронштадт, и на улицы выставили столы, уставленные яствами, – для всех проходящих. Таков был обычай у Строгановых. О золотом скарабее все забыли, никто уже не знал историю этого артефакта, хотя увлечение раскопками в долине Нила приобретало все больший размах. Гости Строгановых переместились в небольшую гостиную, и тут взяла слово Нина Ильинична Лазарева, которая тоже была на этих поминках. Она постарела за это время, но фигура ее еще сохраняла стройность, движения были так же изящны, а голос был так же глубок и звучен, как и прежде. Облака рассеялись, вместо темных туч появилась огромная радуга в несколько ступеней – редкое зрелище для Петербурга.
– Вот такая же радуга, как синий мираж, была над Ниагарским водопадом, когда мы посетили это удивительное место.
Рассказ Нины Ильиничны
Стояла зима. Андрей сидел у себя дома в гостиной у камина и смотрел на краснеющие поленья. За окном уже вовсю падал снег, завывал ветер, и зима, казалось бы, навсегда поглотило все живое, зеленеющее благолепие здешнего сада. В такую пору, пожалуй, нет ничего прекраснее, чем скрашивать вечера приятной беседой у камина. Андрей протянул ноги ближе к огню, налил себе вина и ждал в гости приятного, а главное, интересного собеседника, жену капитана Крузенштерна – Нину Ильиничну. Время у огня, которым, как известно, можно любоваться вечно, пролетело быстро, и вот уже на пороге дома стояла слегка засыпанная снегом гостья. Это была женщина средних лет, небольшого роста, но с ровной осанкой, в сиреневых светлых глазах которой читались доброта и ум.
«Проходите скорее в дом, на улице совершенно ведь невозможно находиться», – сказал Андрей. И действительно, снежные сугробы, подобные барханам северных широт, заполнили все пространство вокруг, и ветер, подобно художнику, рисовал все эти холмы и низины. Свет фонаря с трудом пробивался через снегопад, освещая лишь небольшое пространство вокруг. Там стоял ямщик и уже собирался уехать. Гостья зашла в дом, вернее сказать, забежала. Ей помогли снять заснеженную одежду, Андрей пригласил ее греться к камину. Завязалась беседа о погоде, смех зазвенел по коридорам, снег мирно таял на полу прихожей, топот и шум наполнили дом, где еще несколько минут назад лишь тихо трещали поленья и было слышно не только лишь каждый шорох, но и, казалось, полет мысли.
Нина Ильинична уже согрелась, отдохнула и сидела у камина, протянув руки поближе. Андрей предлагал закуски, был обходителен и мил с гостей, но внутренне торопился услышать историю про ту самую далекую, словно другую планету, Америку, про которую в наших широтах многие-то и не знают, но такую загадочную. Интерес к этим местам возник у Андрея недавно, при изучение колониальной архитектуры Англии, узнал он немного про страну, которая только недавно получила независимость, и в чем к ней пришли не только французы и испанцы, но и Екатерина Великая. Живой рассказ человека был, пожалуй, единственным доступным источником информации о новых краях. И лучше, если его поведают не легенды и сплетни, а человек, которому можно доверять.