– Что такого он сказал?! – восклицает Даксо, обводя взглядом семьи с Газовых Гигантов, зная, что те наверняка его поддержат. – Полагаю, госпожа, что отец имеет право говорить все, что думает, так как даже ваши слова не могут изменить закон! Ваш отец знал об этом не понаслышке, не правда ли?
Фурии Октавии с угрожающим видом выступают вперед, но сама верховная правительница лишь сдержанно улыбается и говорит:
– Не забывай, молодой Телеманус, что мое слово и есть закон!
А вот это она зря. Золотой может править другими золотыми. Но объявлять свою волю законом дело опасное. Верховная правительница уже так давно восседает на Троне Зари, что совсем об этом позабыла. Ее заявление очень похоже на вызов.
Вызов, который я принимаю с распростертыми объятиями.
Посмотрев мне в глаза, Октавия осознает, что совершила ошибку, и нам обоим одновременно становится ясно: есть ход, против которого она бессильна.
– Вы не посмеете украсть у меня то, что принадлежит мне по праву! – рычу я и кидаюсь на Кассия.
Он поднимает свое лезвие. Когда я валялся в грязи у его ног в училище, он не дал мне попросить пощады. Теперь мой враг прекрасно понимает, что и я ему не позволю этого сделать. Кассий бледнеет, представляя, что вот-вот потеряет все, он думает о том, как драгоценна его жизнь, – золотой до мозга костей. Возгласы из толпы призывают меня остановиться, кто-то кричит, что это нечестно.
Напротив, честнее не придумаешь.
Кассия никто бы и не подумал останавливать.
Он делает выпад, метя мне в горло, но это ложная атака: долей секунды позже он пытается ударить меня хлыстом по ноге, ожидая, что я отступлю, но я продолжаю идти прямо на него. Проскользнув под изгибом вражеского оружия, я перепрыгиваю через Кассия – благо гравитация здесь слабая, – а потом, не оборачиваясь, бью хлыстом через плечо. Он обвивается вокруг вытянутой правой руки патриция. Нажимаю кнопку, превращая хлыст в лезвие, и правая рука Кассия Беллоны отлетает в сторону с хрустом, как будто поломали промерзшее насквозь дерево.
Половина толпы молчит, оторопев, другая половина в ужасе кричит. Выдерживаю долгую паузу, прежде чем обернуться. Кассий еще держится на ногах, но осталось ему недолго. Еще через мгновение он падает на землю. Зрители стоят неподвижно. Отец Кассия молча опускает глаза.
– Я сказала: прекратить! – кричит верховная правительница, и по ее знаку с помоста спрыгивают две фурии, на бегу выхватывая свои лезвия.
– Кончай его! – в исступлении орет Августус.
Быстро подхожу к Кассию. Он презрительно сплевывает дрожащими губами, не изменяя себе даже перед лицом смерти. Заношу над ним лезвие, и тут чья-то рука берет меня за запястье – мягкое, ласковое прикосновение. Теплые пальцы едва касаются моей кожи. Фурии останавливаются за пределами круга.
– Ты победил, Дэрроу, – тихо произносит Мустанг, становясь прямо напротив меня и глядя мне в глаза. – Не опускайся до этого.
Неужели Эо приглядывает за мной оттуда, из Долины? В этом аду я совершенно утратил веру, а Виргиния Мустанг вернула ее мне словно по мановению волшебной палочки. Не знаю насчет Эо, а вот Мустанг смотрит на меня во все глаза, и в ее взгляде я вижу то, что заставляет меня опустить руку. И тут она улыбается мне так, словно мы наконец-то увиделись впервые за много лет.
– Вот так, – кивает она.
– Убейте его! – орет мать Кассия. – Убейте его немедленно!
– Остановитесь! – рычит император Беллона, но уже поздно.
В глазах Виргинии недоумение и ужас.
Едва успеваю повернуться, чтобы заметить, как люди расступаются перед нападающими. Они входят в круг поодиночке, словно дразня меня. Сначала ко мне молча, тихо, с убийственной ненавистью во взгляде приближается один Беллона, за ним – другой. Потом за моей спиной появляется Тактус, отошедший от свиты Августуса, затем еще один копейщик. Мой друг издает клич войны, другой копейщик вторит ему. Теперь со мной уже не один золотой из моих бывших соратников по училищу.
Первой на меня нападает Кэгни Беллона – лезвие со свистом летит в сторону моей шеи. Приседаю, но слишком медленно – если бы Мустанг не отразила ее удар своим клинком, то я лишился бы головы. На лицо попадают искры от перекрещенных мечей, и тут Тактус прыгает на Кэгни сбоку и рассекает ее ровнехонько пополам.
Толпа безумствует.
На Кровавой Арене творится черт знает что. Золотые из домов Беллона и Августусов бросаются на защиту своих сородичей. Остальные пытаются спастись бегством. Карнус кидается на Тактуса, такого противника моему другу не одолеть, и я бегу к нему на помощь, отбиваясь до тех пор, пока Виктра и остальные не встают между нами и Карнусом. Виргинии нигде не видно, я лихорадочно ищу ее в толпе. Краем глаза успеваю заметить летящее в меня лезвие и уклоняюсь.
Верховная правительница призывает всех к миру, но она уже ничего не может сделать с толпой. Какая-то женщина рыдает над изувеченным телом Кэгни. Десятки вооруженных мужчин и женщин дерутся не на жизнь, а на смерть. Тактус загораживает меня своим телом и получает клинком в плечо. Я тут же отсекаю руку парню из дома Беллона, он как раз вытаскивает лезвие из плеча Тактуса. В этой суматохе замечаю, что Мустанг прикрывает израненного Кассия. Не знаю, станут ли Беллона убивать ее, она как-никак сидела с ними за одним столом. Твердой уверенности нет, поэтому я бросаюсь к ней, с помощью Тактуса раскидывая в стороны всех, кто попадается мне на пути.
Врезаюсь в какую-то женщину. Антония! Ее глаза победоносно сияют, она уже собирается вонзить нож мне в живот, но тут Виктра бьет сестру в лицо, а Тактус добавляет ей ногой в голову, и она падает на землю. Виктра со смехом поворачивается ко мне, но тут Карнус вцепляется ей в волосы. Однако хватает его ненадолго, так как в круг входит Лето и точными ударами радужного лезвия заставляет нападающих отступить. К нему присоединяются отец и сын Телеманусы, разгоняя остальных золотых лезвиями размером в половину моего роста.
– Тактус, за мной! – кричу я.
Тактус весь в крови, но держится на ногах и издает безумный вой, как будто вот-вот рядом появится Севро со своими упырями. Вместе мы взмываем вверх в прыжке. Он понимает, что мне нужна Виргиния. Но врагов слишком много, и все при лезвиях.
– Мустанг! – зову ее я, отбрасывая в сторону двоих Беллона, одному рассекаю лицо, а другого бью в горло эгидой.
На их месте тут же возникает еще один, за ним еще и еще, пока на моем пути не встает неприступная живая стена.
– Защити лорда-губернатора! – кричит мне Виргиния, ее голос гораздо спокойнее моего, и я чувствую себя идиотом, потерявшим от любви голову. С чего я взял, что мне нужно спасать ее? – Защити моего отца! – повторяет она, и я безропотно повинуюсь, хотя не вижу ее в толпе.
Позволяю Тактусу увести меня за линию отступления, которую уже атакуют с фланга. Одни призывают нас защищать Августуса. Другие просят встать на сторону императора Беллоны и Кассия. Лордов многих семей уже увели под прикрытием вооруженных родственников, вынырнувших из толпы с лезвиями наголо. Они спасаются бегством, пытаясь добраться до лифтов, поскольку гравиботы на церемонии были под запретом. Зал почти опустел. Преторы верховной правительницы – черные и золотые в пурпурных одеждах – окружают ее и уносят прочь с испорченного праздника. Лезвия и импульсовики сияют в их мозолистых руках. К нам приближается отряд серых под руководством золотых в пурпурной форме преторов, они хотят оттеснить нас. Облаченные в бронежилеты, они стреляют болевыми капсулами и волновиками по сражающимся семьям, разгоняя золотых, словно назойливых мух в жаркий летний день.
– Августус!!! – в исступлении ревет Карнус и, совершенно обезумев, кидается прямо под огонь волновиков, отталкивает кого-то плечом, разбивает одному из наших копейщиков лицо своей эгидой и несется к сопернику своего дома, надеясь убить его. – Августус!
Лето, наш лучший фехтовальщик и любимчик Нерона, перехватывает его в самый последний момент и, гордо подняв голову, кричит:
– Hic sunt leones!
Движения Лето плавны, как морские волны, он ужасен в своей красоте. Он наносит Карнусу удар по спине и уже собирается вспороть тому брюхо, как вдруг на секунду замирает, занеся руку с лезвием над головой. Карнус пятится назад, выпрямляется и изумленно смотрит на Лето, явно не понимая, почему все еще жив.
Лето дотрагивается до бедра, будто его ужалила оса, медленно опускается на колени, руки безвольно повисают вдоль тела. Длинные волосы закрывают лицо, он на мгновение застывает в полной неподвижности, словно островок спокойствия посреди хаоса. В его печальных глазах вспыхивает огонек, как сигнал корабля, проплывающего вдали на горизонте. В этот миг от его красоты просто дух захватывает. А в следующий – Карнус отсекает ему голову.
– Лето!!! – стонет Августус, в ужасе глядя на обезглавленное тело и пытаясь оттолкнуть от себя людей из дома Телеманусов, но те силой уводят его с поля боя.
Краем глаза я замечаю, как Шакал прячет в рукав серебряный стилус – тот самый, который он крутил в руках, предлагая мне стать его тайным союзником.
Наши взгляды встречаются.
Его улыбка напоминает звериный оскал.
Похоже, что я заключил сделку с самим дьяволом.
13Бешеные псы
Мы покидаем башню. Виргинию придется оставить здесь. Она знает, что делает. Как я мог забыть: она, мать ее, всегда знает, что делает!
– Они ее не тронут, – говорит мне Августус, и я впервые замечаю на его лице какое-то подобие проявления чувств.
Хотя нет, не впервые, а во второй раз. Когда погиб Лето, он кричал так, словно у него убили родного сына. Видно, не притворяется – лицо словно постарело лет на двадцать. Августус потерял старшего сына. Потерял вторую жену, мать его детей. Теперь нет в живых и человека, которого он усыновил, прочил в наследники. А еще Нерон очень боится за ту, что так похожа на его погибшую супругу.
Если они посмеют обидеть ее, виноват буду только я.