Встреча с ним и Дэном не приносит мне никакого удовлетворения, оставляя очень странное ощущение отчуждения. Мне хотелось, чтобы они оказались жуткими, бессердечными чудовищами, а не просто жалкими людишками, которые распоряжаются жизнью других людей, даже не замечая этого. И таких, как они, – неисчислимое множество…
Подгинус в панике указывает мне на тарелку с сырами:
– Сотточенере, монсеньор! Итальянский сыр с нотками лакрицы, ароматом мускатного ореха, тонким привкусом кориандра и гвоздики, в необычной, манящей своей загадочностью обсыпке из корицы и фенхеля! Не сомневаюсь, что вы оцените…
– Я сюда приехал не сыры дегустировать!
– Нет-нет, ну конечно же! – нервно озирается он. – Будет ли мне позволено осведомиться об истинной цели вашего визита, монсеньор?
Медленно двигаюсь вперед, Подгинус семенит рядом, пытаясь не отставать. Кивком приказываю Рагнару достать из кармана маленький планшет. Крошка научила меченого пользоваться этим чудом техники всего за час.
– Выработка гелия-три на твоих шахтах сократилась на четырнадцать процентов по сравнению с прошлым кварталом. По твоим собственным прогнозам, в текущем квартале ожидается недостача в тринадцать с половиной тонн. Претор Андромедус требует объяснений! – провозглашает Рагнар.
Подгинус в полной растерянности переводит взгляд с меня на черного, потом на планшет, потом снова на меня.
– Я… у меня… то есть у нас, – заикаясь, пищит он, – у нас были проблемы с населением! Граффити, противозаконные памфлеты! Как вы знаете, мы были в центре движения Персефоны, – обращается ко мне он, но Рагнар хлопает его по плечу.
– Я… я… – лопочет Подгинус, словно провалившись в кошмар, от которого невозможно очнуться, – я забыл, что говорил…
– Пытался придумать себе оправдание, – хмыкает меченый.
– Оправдание?! Придумать оправдание?! Да как ты смеешь! – выпрямляет спину он. – На Марсе поднялась целая волна восстаний! Мятежи вспыхивают на всех шахтах, и моя – не исключение! У нас тут люди гибнут! Саботаж! Все это устраивают не только Сыны Ареса, но и сами шахтеры!
Подгинус изо всех сил пытается не отставать от нас с Рагнаром и снова обращается ко мне, чувствуя, что его падение не за горами:
– Монсеньор, я сделал все возможное согласно методике борьбы с инакомыслящими, изложенной в секции три, подсекции А «Руководства по управлению шахтами», изданному департаментом энергетики! Все, и даже больше! Урезал их рационы, усилил наказания за нарушение режима, дискредитировал их ведущих мыслителей, обвинив в гомосексуальных связях! Также мною были внедрены рекомендованные сценарии действий из брошюры «О подавлении мятежа»! За последние шесть лет были использованы следующие методики: «Чума и исцеление», «Мятеж и его подавление», «Природные катастрофы», «Миграция гадюк»! Даже подумывал о проведении в жизнь сценария «Вторжение инопланетных цивилизаций»! – задыхаясь, ломает руки он, в надежде, что я сжалюсь над ним. – Никто не справился бы с этой задачей лучше!
– Твоему положению ничего не угрожает, – коротко отвечаю я, и Подгинус вздрагивает от облегчения.
– Но вы же не… – резко останавливается он. – Не собираетесь ввести карантин?!
– А почему бы мне не ввести карантин на этой шахте? – спрашиваю я, шагая по коридору к посадочной площадке, где ожидает мой корабль. – Ты сам говоришь, что местное население недостаточно поддается обработке методами, предлагаемыми департаментом энергетики и Бюро стандартов. – Я наконец останавливаюсь. – Так, может, стоит закачать сюда газ аклис-девять и заменить этих алых бунтарей на кланы из подобных шахт, расположенных у экватора?
– Нет! – хватает он меня за рукав, но Рагнар даже не шевелится, потому что толстяк не представляет собой ровным счетом никакой угрозы.
– Следи за своей речью, медный! – высокомерно отдергиваю руку я.
– Монсеньор, не делайте этого! – умоляет меня он, и в его жадных глазенках блестят слезы. – Выработки моей шахты снизились, но она все равно приносит прибыль и выполняет свою функцию! Мы – пример того, как можно выстоять во время урагана!
– Значит, ты мнишь себя их спасителем, – насмешливо говорю я.
– Наши алые – хорошие шахтеры! Лучшие в мире! Поэтому они так бесчинствуют! Но сейчас они уже успокоились! Я увеличил их рационы алкоголя и повысил дозу феромонов в вентиляционной системе! Теперь они размножаются будто кролики! А еще мои гамма-заводы снабжают их модифицированным оборудованием и картами, и теперь все думают, что шахты истощены, боятся, что не смогут выполнить норму! Потом мы починим их оборудование, и у них снова появится надежда! К тому же я могу сказать им, что терраформирование завершено, что через десять лет начнется переселение и с Земли к нам уже направляются первые мигранты! Есть множество вариантов, кроме карантина!
Наблюдаю, как он без умолку тараторит, а потом обессиленно умолкает, словно выжатый лимон. В нем говорит тщеславие или же ему действительно небезразлична судьба алых? Он выдержал экзамен, посеял во мне сомнение. Возможно, в каком-то смысле, пусть и довольно извращенном, он заботится об алых. Еще одно чудовище из моего прошлого обрело какие-то человеческие черты под натиском Сообщества.
– Пока что твоей шахте ничего не угрожает. Хорошенько заботься о своей рабочей силе. С сегодняшнего дня их рационы должны увеличиться. Мне нужны сытые и довольные рабочие! Необходимый провиант и алкоголь заберешь с моего корабля. Устрой алым пир!
– Пир? Но, монсеньор, почему…
– Потому что я так сказал.
Сижу в одиночестве у панорамного окна, наблюдаю, как у моих ног начинается празднество. Тысячи алых пьют и едят, молодежь танцует вокруг шестов под «Балладу о старине Хикори». Столы ломятся от яств и напитков, которые алые не пробовали никогда в жизни. Они смеются и пляшут, а я не чувствую в себе ни капли радости. На что они смогут опереться, когда Сыны Ареса раскроют им глаза на чудовищный обман, в котором они живут сотни лет? Их маленькая вселенная рухнет в одночасье, и они окажутся потерянными в этом огромном мире, а потом поддадутся его тлетворному влиянию. Как это случилось со мной.
Повсюду знакомые лица. Мальчики, с которыми я играл в детстве, повзрослели, девочки, с которыми я когда-то целовался, теперь стали мамами… А вот мои племянники и племянницы и даже мой родной брат Киран! Хорошо, что никто не видит, как я плачу, глядя на них.
Какой-то парень целует девушку в щеку и начинает кружить ее в танце. Мне уже никогда не стать таким, как он. Невинность юности потеряна навсегда. Алые никогда не будут считать меня своим, какое бы будущее я им ни посулил. Я не герой-завоеватель, а неизбежное зло. Мне нет здесь места, но и уйти отсюда я не могу. Мне нужно многое сказать, наконец сорвать покров тайны.
– А ты все пытаешься создать культ личности? – с этими словами в зал входит Мустанг.
Она стоит в дверях, прислонившись к металлической опоре. Волосы убраны в хвост, на ней форма политика с высоким воротом, но верхние пуговицы расстегнуты.
– Наверное, стоит заказать пару памятников, как думаешь?
– Рагнар пугает местных серых.
– Вот и хорошо!
– Ты так не любишь серых, – смеется Мустанг. – Чем они так провинились? – спрашивает она, проводя рукой по моим волосам и присаживаясь на подлокотник кресла.
– Они слишком послушные.
– Ах, так вот почему тебе нравлюсь я, – дразнит меня она, слегка царапая меня ногтями. – Памятники – плохая идея. Героя слишком легко скомпрометировать. Какие-нибудь вандалы от нечего делать приделают тебе усы или, того хуже, груди! Рискованная это затея!
– Да бывает и хуже…
– Хуже усов? Вряд ли! Даксо пытается отрастить усы, ты в курсе? Не знаю, всерьез или это очередная шутка! – беззаботно смеется Мустанг, присаживаясь на стул рядом со мной. – Бог с ним, его сестры сами разберутся! Отвратительное место, – произносит она, глядя на шахту и Котелок. – Я написала поправку к закону, которую реформаторы попытаются провести через совет. Тогда департаменту энергетики придется сложить с себя полномочия, Бюро стандартов подвергнется реструктуризации, и эта скотобойня наконец изменится! Ты видел, какие у них магазины? Запасов еды хватит лет на семь, но они все время заказывают дополнительные поставки! Просмотрела отчетность – все ясно! Мэры шахт просто снимают сливки, скорее всего, перепродают продукты на черный рынок. Кто на них обращает внимание, на этих медных! Наверняка подмазали кого-то из серебряных или золотых и теперь спокойно обстряпывают свои делишки! А тут люди недоедают! Сплошная коррупция! – Виргиния морщит нос, отколупывая кусочек краски от стула. – Зачем мы сюда прилетели? – внезапно посерьезнев, спрашивает она. – Что-то случилось с моим братом?
– Это шахта, где та девушка спела запретную песнь, – помолчав, говорю я.
– Бедные люди…
Она смотрит на них широко распахнутыми глазами, а потом оборачивается ко мне, терпеливо ожидая продолжения, но я не могу подобрать нужные слова, могу лишь показать.
– Пойдем, – беру я Виргинию за руку и встаю.
49Зачем нам петь
Никогда еще мне не было так страшно.
По ночам в Ликосе темно, хоть глаза выколи. Освещение отключают, чтобы алые не спятили от круглосуточного дневного света. Рабочие ночной смены ткут шелка, разрабатывают шахты, но здесь, в широком тоннеле, все тихо и неподвижно, только на видеодисплее мелькают кадры старых записей терраформирования да где-то вдалеке жужжат аппараты проходчиков. Жутко потею, хотя тут прохладно.
Мустанг молча идет рядом. С тех пор как мы, надев гравиботы и плащи-невидимки, спустились в зал Общины и пошли среди заснувших прямо на столах и ступеньках эшафота пьяных, она не произнесла ни слова. Чувствую ее напряжение и пытаюсь угадать, о чем она думает.
Сердце бешено колотится в груди, когда мы входим в поселок Лямбда, где прошла моя юность. Здесь все будто стало меньше, потолки ниже. Веревочные мосты и подъемные блоки кажутся похожими на детские игрушки. Видеоэкран допотопной модели, с которого когда-то на меня смотрело лицо Октавии Луны, уже дает сбои. Мустанг озирается по сторонам и выключает плащ-невидимку. Она разглядывает мосты и дома, как будто оказалась в сказочной стране. Мне и в голову не приходило, что золотых могут заинтересовать такие простые вещи.