Но Стратег был непреклонен.
– Пришло время пересмотреть кое-какие обычаи. У нас немало забот, помимо уязвленной гордости традиционалистов и даже чести короля. Я признаю, что ошибся, назначив Велтейна на командный пост. Меня тронула его скорбь, кроме того, многие одобрили это назначение.
– Селадейр хороший вожак, хоть и не из потомства, – сказал Кугал. – Но в лице Велтейна мы потеряли верного кандидата в рыцари Высокого Стола и отныне должны будем ох как остерегаться… Это я тебе говорю, младший брат!
– Ты что, насчет Лейра? – взревел Имидол. – Я его приложу, дайте срок. А ты, братец, лучше побереги свою психокинетическую задницу!
Небо на востоке сделалось густо-фиолетовым. Над стальной гладью лагуны сияла Венера.
– Не кипятись, Имидол. Кугал прав, – хмуро бросил Ноданн. – Завтра мы должны быть крайне осмотрительны. Батальоны рассыплются, и фирвулаги наверняка отдадут приказ охотиться на капитанов. Теперь, когда мы лишились стольких творцов и серых, численное превосходство врага ляжет на нас еще более тяжелым бременем. Так что надо полагаться только на умственный перевес. Когда выйдете на поле, не допустите ошибки покойного Велтейна. Знаете, в чем он просчитался? Хотел собрать как можно больше бойцов под свое знамя. И поторопился, применил эффектную, но недальновидную тактику. Позвольте вам напомнить: в наших рядах сражается еще один любитель блефа… причем играет он на высочайшем уровне, делает самые высокие ставки.
Четверо братьев еще некоторое время обсуждали тактические и технические аспекты Битвы, пустив коней шагом. Равнину почти расчистили. Мертвых фирвулагов грузили на специальные плетеные понтоны на берегу лагуны, с тем чтобы на обратном пути сбросить в воду. Обезглавленные тела тану и людей складывали штабелями возле Великой Реторты: на исходе Битвы, в момент заклания, их прогонят через этот змеевик.
Годами яйца морских креветок и споры мельчайших водорослей ждут дождя.
Надежно укрытые соляной коркой на побережье, они уберегают крохотные капельки жизненной силы от жары, засухи, вредных химических реакций в ожидании векового ливня, смывающего весь налет с плиоценовых Кордильер и заполняющего Большое Гнилое болото.
Тогда в течение нескольких недель тысячи квадратных километров высохших озер в границах болота и сухое ложе Альборанского бассейна становятся свидетелями бурного всплеска жизни. Морские креветки, водоросли и другие простейшие водные организмы плодятся до тех пор, пока воды не иссякнут, не испарятся, оставив на их месте свежие яички и споры, погребенные под соляными отложениями до нового Шторма Века.
Но дождь не начался. Плиоценовое небо в первых числах ноября было чистым, а с горных высот в Средиземноморский бассейн по-прежнему стекала лишь жалкая струйка.
Однако же побережье наполнилось водой. Невероятными потоками она поступала неизвестно откуда.
Биллионы креветок вылупились из яичек, сожрали водоросли и поспешили отложить новые яички в более хрупкой скорлупе, учитывая увлажненную окружающую среду. Вода была грязнее, чем обычно, и принесла с собой нежелательного конкурента – океанский планктон, что вступил в борьбу с креветками за плавучую зелень и даже начал охотиться на самих ракообразных. Но безмозглые твари не сознавали ни этой агрессии, ни того, что им уже не придется выдерживать долгую засушливую спячку.
– Доверьтесь мне! – сказал Эйкен Драм, стоя среди огня, дыма, орущих умов и резни.
– Если твой фокус не сработает, – возразила Воительница Бунона, – то Накалави как пить дать тебя приложит.
Эйкен взметнул к небу свое дерзкое знамя.
– Не боись! Настрой только как следует свои миражи и смотри, чтобы никто из шайки не ринулся на какой-нибудь рыцарский подвиг и не демаскировал засаду. Ты меня слышишь, Тагал, пупсик?
– Враги так теснят нас, – сухо отозвался Меченосец, – что я подчинюсь любому, кто сулит надежду или хоть малую передышку. Даже тебе, Эйкен Драм!
– Молодчина, брат-принудитель! Гляди в оба! Бывайте!
Золотая фигурка на великолепном скакуне растаяла среди клубов фиолетового дыма.
– Не отчаивайся, лорд Меченосец, – обратился к Тагалу лорд Дарал из Барделаска. – Эйкен не только отважен, но и умен. У нас вдвое больше трофеев, чем у коротышек, – и все благодаря тому, что мы встали под его знамя. А голову их героя Блеса Четыре Клыка кто добыл?
– Не пристало нам прятаться в засадах! – проворчал Тагал.
– Это путь к победе, – парировала Бунона. – От вас, старых вояк, одна головная боль!.. Тихо!
Из облака пыли, окутавшего шесть потрепанных батальонов тану, донесся низкий звук – разъяренный рев тысячи глоток – и с ним вместе свист, напомнивший человеческим бойцам сигнал исполинской ЭВМ. В одно мгновение все пять сотен рыцарей исчезли, превратились в груды расчлененных трупов, высящихся по обе стороны совершенно свободного коридора шириной примерно в тридцать метров и почти вдесятеро больше длиной.
– Иллюзия надежна, – сказал Селадейр. – А теперь готовьсь!
В расчищенном коридоре галопом проскакал гиппарион, маленькая, не выше осла, трехпалая лошадь эпохи плиоцена. Он был взнуздан и украшен перьями и попоной в фиолетово-золотой гамме. Стоя у него на спине, размахивал своим фиговым знаменем и смеялся, как безумный, Эйкен Драм. На нем был его золотой костюм с множеством кармашков.
Следом мчался легион монстров – фирвулагских крепышей, окутанных самыми чудовищными иллюзиями, какие только можно себе вообразить; их возглавлял высокий призрак кентавра, с которого содрали кожу. Обнаженные мышцы и пазухи, красные и синие кровеносные сосуды сверкали и пульсировали; глазные яблоки выкатились из голого черепа; безгубая пасть с разбитыми клыками была разинута в ужасающем крике. Нукалави Освежеванный, один из первых фирвулагских чемпионов, преследовал маленькую фигурку на гиппарионе, метал ей вслед шаровые молнии, поражавшие какой-то невидимый метапсихический заслон вокруг летящего шута и разрывавшиеся с безобидным треском.
– Эге-гей! – вопил Эйкен Драм.
Гиппарион вырвался на открытое пространство. Юнец нагнулся, заглянул в проем своих расставленных ног и высунул язык Нукалави, одной рукой держась за поводья, другой сжимая лилипутское знамя. Потом он отбросил полу золотого костюма.
Электронный вой Нукалави достиг ста десяти децибелов. Легион фирвулагов с двух сторон обступили трупы.
Бунона, Альборан и Блейн подали хором умственную команду:
«Вперед!»
– Просыпайся, Брайан. Слышишь? Да просыпайся же!
Чернота каверны, что поглощала его с ужасающе-сладкой неотвратимостью, стала рассеиваться. Он открыл глаза: над ним стояли Фред и Марио, его тюремщики в серых торквесах. А еще с ними был Крейн; он держал в руке маленькое золотое кадило, распространявшее струйки едкого дыма.
– Со мной все в порядке, – сказал Брайан. («Но скоро тьма снова поглотит меня.») Бездонные глаза гуманоида с плоскими синими зрачками придвинулись совсем близко.
– Благодарение Тане, Брайан, мы уж беспокоились за тебя.
Добрый старик Крейн заботится о нем. Но отчего он? Ведь она же обещала за ним прийти.
– Ты проспал трое суток, Брайан.
– Ну и что такого?
– Да ничего. – Целитель тану ласково улыбнулся. – Надеюсь, что ничего. Но теперь тебе надо встать и приготовиться. Марио и Фредерик помогут тебе одеться как подобает. Пришло время покинуть Гильдию Корректоров. Через час после заката начнется Вторая Передышка. Все воинство тану собирается на чрезвычайный конклав. Тебя вызывают на Серебристо-Белую равнину.
Брайан выдавил из себя улыбку.
– Еще один парад перед Их Величествами? Думаю, у них в эти дни есть более интересные забавы, чем я и мне подобные.
– Тебя вызывает Ноданн. – Крейн вытянул костлявые, унизанные перстнями пальцы и легонько коснулся руки лежащего антрополога. – Ты не носишь торквеса, поэтому я не могу в полной мере выразить тебе свои дружеские чувства, а также не могу исцелить, даже если б мне позволили, даже если б это было возможно. Ты сам не ведаешь, что сотворил и, благодарение Тане, никогда не поймешь. А потому ступай, Брайан, получи свой последний подарок. Прощай!
Удивленный взгляд Брайана проводил гуманоида до двери. После ухода Крейна Фред и Марио повели его в роскошную ванную.
– Они меня не слушали! – В полной растерянности Тагдал откинулся на спинку трона.
Банкетный павильон стал скопищем конфликтующих мыслей и возгласов. Никто уже не соблюдал этикета: тану вспрыгивали на столы, и каждый ораторствовал, перекрикивая другого. Между делом все поглощали героические количества спиртного, спорили и ссорились по одному-единственному поводу: чему или кому приписать заслугу вновь наметившейся победы (тану снова повели в счете).
– Напротив, дорогой, по-моему, ты произнес очень милую речь, – разуверила его Нантусвель. – Отставить разногласия, сообща трудиться – что может быть логичнее?
Король лишь принужденно рассмеялся и отхлебнул из своего позолоченного черепа-кубка. Затем с ужасом заглянул в утопленные карбункулы глазниц.
– Помнишь того парня? Магларна Сморщенную Плоть? Последняя сволочь и дубина во всем фирвулагском племени! Я проткнул ему кишки, после того как мы три часа молотили друг друга на Поединке Героев. Вот была Битва! Никаких тебе ударов из-за угла и прочих грязных трюков. А теперь?.. Противник дерется нечестно, и мы тоже. Если не произойдет чуда, то самый грязный из мошенников станет королем Многоцветной Земли.
– Здесь Ноданн, – мягко напомнила ему королева. – Он… привел кое-кого с собой.
Король вскинул голову и позволил себе небольшое святотатство.
– Я мог бы и догадаться, кто упрятал антрополога! Мои парни прочесали весь город и пол-Авена и нигде следов не нашли.
Нантусвель с печалью поглядела на супруга.
– Зато они нашли беднягу Агмола…
Монаршая борода зловеще засверкала.
– Какая же ты наивная, Нанни! Я всех нас пытался спасти.
Приход Стратега вызвал гром приветствий, среди которых явственно слышался непристойный звук. Ноданн с привычным спокойствием поклонился родителям и подвел к ним Брайана. Вид у антрополога был растерянный, губы кривились в странной улыбке, пальцы то и дело тянулись к шее, к тому месту, откуда исходило сказочное золото