По мнению В.А. Фролова, глубокое понимание природы монументально-декоративной мозаики отличало прежде всего А.П. Рябушкина, а также Н.Н. Харламова, В.В. Беляева, А.Ф. Афанасьева. Вместе с тем, единство с архитектурной основой образовал ряд живописных композиций, который продолжал линию академизма или стилизаторства в традициях XVII века, то есть совпадал с приемами А. А. Парланда.
Понятие синтеза искусств еще недавно считалось неприменимым к эклектике. Между тем архитектура и декоративное искусство той эпохи принадлежали единой стилевой системе.
Общность художественного языка служила залогом, основой интеграции искусств. Собор Воскресения Христова является величайшим в Петербурге произведением синтеза искусств поздней эклектики в формах русского стиля[106].
К моменту открытия храм уже предстал стилевым анахронизмом. За четверть века его создания в отечественном искусстве произошли кардинальные перемены. Достиг зенита модерн, формировался ретроспективизм, качественно отличный от историзма XIX века. В русле национальных исканий на смену «русскому» пришел «неорусский стиль». Интересно, что зарождение его совпало с моментом начала проектирования храма Воскресения. В те же годы (1881-1882) по проекту В.М. Васнецова создана церковь в Абрамцеве, ставшая манифестом нового национального течения. В этом сооружении впервые были реализованы новые творческие принципы: пластическая обобщенность, строгий лаконизм, свободное осмысление традиций. Дальнейшая эволюция неорусского стиля в начале XX века связана с именами Ф.О. Шехтеля, В.А. Покровского, А.В. Щусева, И.Е. Бондаренко, С.С. Кричинского, А.П. Аплаксина и других.
Произведение Парланда, задуманное одновременно с абрамцевской церковью, осталось в минувшем, XIX столетии. Художественные круги встретили его с резким неприятием, но пристрастная критика звучала с определенных вкусовых («мирискуснических») и антиофициозных позиций. А.А. Ростиславов расценивал «этот новейший продукт русского ренессанса» как «варварский образчик художественного убожества», считал его архитектуру «тяжеловесной, вымученной и придуманной»[107]. С.К. Маковский называл храм «небывалым архитектурным уродством», попрекал Парланда немощными потугами его «бездарно-кропотливой фантазии» и не находил в отделке церкви «ни чувства стиля, ни религиозности настроения». Утонченный пассеист[108], редактор «Аполлона», он предрекал, что грядущим поколениям «останется одно – уничтожить произведение Парланда бесследно, срыть до основания чудовищный собор»[109].
Послереволюционная судьба храма складывалась драматично. В 1918 году церковь перешла в ведение Наркомата имуществ. С января 1920 года она стала приходской, в 1923-1927 годах имела статус соборной. Причт и прихожане выступали приверженцами митрополита Иосифа (И.С. Петровых), противостоявшего просоветской «обновленческой» группе Петроградского епархиального управления. Естественно, новая власть разгромила «иосифлянское движение». Началось разорение храма. Постановлением Президиума ВЦИК от 30 октября 1930 года храм был закрыт.
Как культовый объект он играл особую роль. И после закрытия бездействующая церковь «на Крови» долгие десятилетия оставалась местом поклонения множества верующих. Попытки переосмыслить храм в качестве памятника революционной борьбы народовольцев оказались несостоятельными.
В 1934 году в его стенах развернули экспозицию, посвященную «Народной воле» и первомартовскому событию, но она простояла всего несколько месяцев. Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев, в распоряжении которого находилось здание, не смогло его освоить и для организации антирелигиозного музея. И тогда храм осквернили, разместив в нем овощехранилище.
Поскольку считалось, что здание не представляет художественной ценности, и его архитектура чужда облику города, принимались решения разобрать церковь, фрагменты убранства передать в музеи, а редкие минералы использовать в новом строительстве. Специальная комиссия при участии В.А. Фролова, созданная в марте 1941 года Отделом охраны памятников Ленисполкома, ратовала за сохранение памятника в целом «как здания уникального, характерного для определенного периода русской архитектуры»[110].
Во время блокады в храме находился морг. При одном из вражеских артобстрелов в шатер попал фугасный снаряд, но, к счастью, не разорвался.
Храм уцелел, но еще долгие годы над ним нависала угроза уничтожения. После войны здание арендовал склад декораций Малого оперного театра. В 1956 году городские власти вновь планировали снос Спаса на Крови.
Лишь в 1968 году здание получило официальный статус памятника архитектуры. В 1971 году решением Ленгорисполкома его передали муз ею-памятнику «Исаакиевский собор» в качестве филиала. Такое решение – во многом заслуга директора музея Г.П. Бутикова, продолжавшего руководить работами по Спасу на Крови до 2002 года. Храм должен был стать музеем русской мозаики (мысль совместить с ним экспозицию о народовольцах вскоре отпала).
Реставрация многострадального храма-памятника с его богатейшим убранством представляла огромную сложность. Варварское использование здания для прозаических нужд привело к бесчисленным повреждениям и утратам. Неудивительно, что восстановительные работы вылились в целую эпопею, занявшую больше времени, чем потребовалось на создание храма.
Прежде всего, по документации ЛенНИИпроекта провели трудоемкий ремонт, выполнили инженерно-техническое оборудование. Комплексный проект реставрации разработали в объединении «Реставратор» под руководством архитектора В.Н. Вороновой. В 1974 году здание оделось в строительные леса, через десять лет приступили к восстановлению убранства. К делу привлекли специалистов нескольких институтов. Методический контроль осуществляли сотрудники Государственной инспекции по охране памятников (Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры – КГИОП).
Каменные работы вела бригада А.А. Щербакова. Воссозданием изразцов занималась группа видного специалиста по керамике М.Ю. Асеева. Технологию реставрации эмалевых куполов разработали в лаборатории М.М. Карабчинской. Позолоту глав, крестов и других деталей выполнила бригада П.П. Ушакова. Внутри храма восстановили большей частью утраченный мраморный пол.
Собор Воскресения Христова. Состояние мозаики «Сет. Спиридон Тримифунтский» до реставрации
Исключительно важное значение имела реставрация мозаик. Ее удалось осуществить силами мастеров во главе с художником В.А. Шершневым (консультант – М.Г. Колотов).
В 1997 году процесс возрождения Спаса на Крови в основном завершился[111]. К 90-летию торжественного освящения храм открыли для посетителей. После этого продолжилось восстановление иконостаса и сени над «памятным местом».
Второе рождение популярного храма-памятника следует признать выдающимся достижением петербургских реставраторов. Они выступили достойными преемниками замечательных мастеров прошлого – создателей Спаса на Крови. И преумножили славные традиции знаменитой ленинградской школы реставрации послевоенных десятилетий.
В 2004 году в храме состоялась первая литургия. Здание вновь стало действующим собором. Музей ведет в его стенах совместную деятельность с православной епархией. В отреставрированной часовне-ризнице разместился Музей камня.
Лютеранский квартал
На исходе первой трети XVIII века несколько участков на Конюшенных улицах были отданы религиозным общинам инославных конфессий. Прямоугольный квартал между Большой и Малой Конюшенными улицами, Невским проспектом и Шведским переулком в течение почти двух столетий занимали владения евангелическо-лютеранских церквей: Немецкой, Финской и Шведской. Первоначально, до прокладки в 1760-х годах Шведского переулка, этот квартал непосредственно смыкался с Конюшенным двором. С западной стороны Большой Конюшенной улицы с 1732 года обосновались приходы двух реформатских церквей – Голландской и Французско-немецкой (с 1860-х годов – Французской) .
Южную половину лютеранского квартала, прилегающую к Невскому проспекту, занимал огромный участок немецкой общины. Застройка этого участка формировалась постепенно с конца 1720-х по 1910-е годы. В ней запечатлены разные эпохи и стили петербургской архитектуры
С продольных сторон это историческое владение обступают плотные, как бы монолитные группы домов: № 10, 12 и 14/22 по Большой Конюшенной и № 5, 7 и 9/24 по Малой Конюшенной улицам. По линии Невского проспекта симметричные угловые дома № 22/14 и 24/9 поставлены с широким разрывом, между ними видна монументальная двухбашенная церковь св. ап. Петра – доминанта комплекса. Она расположена посередине двора, образующего небольшую внутриквартальную площадь. Позади кирхи, в глубине участка, находится здание старейшей в городе школы – Петришуле.
Немецкая церковь св. ап. Петра (Петрикирхе)
История этого уникального уголка имеет точную точку отсчета: 26 декабря 1727 года по указу императора Петра II было выделено место для немецкой лютеранской общины. «Кирха на першпективе» стала первой и крупнейшей из иноверческих церквей, сосредоточенных в этой части города. И это неслучайно. Выходцы из немецких земель – мастера и специалисты, ремесленники, купцы и дворяне – составляли самую многочисленную прослойку среди иноязычного населения Северной столицы.
Основание протестантской общины связано с именем видного деятеля петровского времени вице-адмирала Корнелиуса Крюйса. В 1708 году при доме Крюйса, располагавшемся в Немецкой слободе (на месте зданий Эрмитажа), построили деревянную кирху св. Петра. Там же вскоре открыли школу.