адия еще не была свободна…
Вновь возложенное на нее бремя превосходило все, чем могла грозить ей буря, все плавучие препятствия, которые преодолевала она и ее спутники.
Почему она испытывает эту непреодолимую потребность спешить, иной раз граничащую с отчаянием? Она чувствовала, что ею движет чужая воля. Когда она бежала в первый раз, то от красной смерти, огня, конца ее прежней жизни. А теперь… что гонит ее теперь, гонит сквозь неистовство бури?
Островки, где они устраивались на ночлег, состояли из жидкой грязи и мокрых кустов.
Укрыться там было негде. Сон был лишь кратким забвением усталости, от которой мучительно ныло все тело. И все же, едва проснувшись, она торопилась вновь отправиться в опасный путь.
Правда, буря и нескончаемый дождь кое от чего их избавляли: ни один вур не парил над рекой, из трясины не вырывалась чешуйчатая ксанна, угрожая им могучими щупальцами, усеянными присосками. И хищные растения свернулись улиткой в ожидании, когда спадет разлив.
На седьмой день Кадия и ее оставшиеся спутники достигли конца речной дороги. Только один челн уткнулся носом в поросший травой берег. Здесь уже не щетинились шипастые заросли.
Кадия бросила свой заплечный мешок на пригорок и, ухватившись за лиану, выбралась на берег. Потом повернулась к тем, кто сопровождал ее без жалоб и возражений, и устало подняла руку в прощальном приветствии.
Многое изменилось за недавние дни, но древние клятвы все еще соблюдались свято. Как ни смелы были оддлинги в битве, которая исторгла их край из лап Тьмы, ни один из них, будь то мужчина или женщина, не решился бы ступить на эту запретную землю — никто, кроме Дже-гана, охотника, открывавшего Кадии тайны болот: он тоже взбирался на берег по ее сразу же заполнившимся водой следам. Да и он клялся не посещать этих мест, но вера и пример Кадии освободили его от клятвы.
Остальные теперь внимательно следили за ней огромными желто-зелеными глазами, словно их взгляды могли ее удержать, — так не хотелось им отпускать ее.
— Светоносная! — одна из двух женщин-воинов с мольбой воздела к ней руку. — Останься с нами. Ты — оплот наших надежд. Настал мир. Мир, которого мы добились победой. Позволь нам предложить тебе наш кров. Не ищи места, увидеть которого не дано…
Девушка откинула мокрую прядь, выбившуюся из-под шлема, сделанного из кости ксанны. Она обнаружила, что у нее еще достало силы улыбнуться.
— Джоската, это на меня возложено, — ладонь Кадии коснулась твердой рукоятки меча-талисмана. — Мне нельзя остановиться, пока я не исполню еще один долг. Дайте мне совершить назначенное, и обещаю, я с радостью вернусь ко всем вам — ибо ваша дружба влечет меня более всего на свете. Но выбирать мне пока не дано. Еще не все сделано.
Ниссомка поглядела через плечо девушки на затянутую сеткой дождя землю. Ее лицо омрачилось тоской и страхом.
— Да будет все лучшее сопутствовать тебе, Пророчица. Да будет тверда земля под твоими стопами и свободна тропа, по которой должна ты идти.
— Да будут ваши лодки быстрыми, мои друзья, — ответила Кадия, надевая мешок на плечи, — а путь прямым. Если повелит судьба, я еще свижусь с вами.
Джафен, военный предводитель клана, возглавлявший их и в этом плавании, все еще держал чалку.
— Госпожа Меча, помни условный знак. Кто-нибудь всегда будет нести дозор. Когда свершишь то, что должна…
Кадия медленно покачала головой, а затем заморгала от капель, падавших со шлема.
— Вождь, не жди быстрого возвращения. Поистине мне неведомо, что ждет меня впереди. Когда же я стану свободной, то вернусь к тем, чьи копья служили стеной, преградившей дорогу Тьме.
Воспоминание… Перед ней сейчас был не вождь ниссомов, а тот грозный некто, кого она видела лишь единственный раз, когда была отчаявшейся, гонимой беглянкой. И потому, что встреча с тем неведомым в саду древнего покинутого города тогда вдохнула в нее мужество, теперь воспоминание об этом словно пришпорило ее.
Пятеро в челноке не сразу оттолкнулись от берега, а продолжали провожать взглядом ее и Джегана, пока те не исчезли из поля зрения.
К счастью, топкая грязь скоро осталась позади, но дорогу им нередко преграждали широкие лужи, и Джеган древком копья проверял их глубину. Так что шли они медленно, а путь предстоял долгий.
Укрываться на ночлег было негде, дичь не попадалась, и провизия, занимавшая значительную часть их заплечных мешков, быстро убывала, как ни старались они растянуть ее. А потом настал вечер, когда они легли спать голодными, и утром тоже не утолили голод. Однако, хотя небо по-прежнему затягивала серая пелена туч, дождь, к их радости, почти перестал, и Кадия наконец увидела маячащие вдали развалины.
Это было Место Знаний, оплот синдон, Исчезнувших. Девушка остановилась. Окутают ли ее древние чары, когда она войдет в разрушенные ворота? Кадия зашлепала к ним по грязи, но тут же, спохватившись, оглянулась.
— Джеган?
Лицо у него было хмурым, точно перед битвой, но он шел за ней, не смотря по сторонам, как человек, ждущий встречи с неминуемой опасностью. Хотя еще в тот раз, когда они впервые направились сюда, она сняла с него древнюю клятву, тяготеющую над всеми ниссомами, быть может, он все равно чувствует себя нарушителем-святотатцем?
Охотник ничего не ответил и продолжал идти вперед. Тут на них обрушилась стена ливня, будто сам муссон тщился преградить им дорогу в последний миг. Но вот они, спотыкаясь, миновали руины ворот и упали на колени от последнего удара воды и ветра.
И… буря в мгновение ока стихла. Как будто они вошли в дом. Однако над ними по-прежнему простиралось открытое небо. В воздухе висела водяная пыль, похожая на утренний туман. А перед ними…
Никаких развалин, никаких нагромождений обрушенных временем камней. Кадия уже видела это преображение, когда в прошлый раз вступила в город с другой стороны. Извне глаза созерцали только руины, а внутри это был город, не тронутый временем, хотя безмолвный и безлюдный. Перед ними простирались пустые улицы. Здания по их сторонам, пусть и оплетенные лианами, стояли целые и невредимые. Как время не оставило меток на Цитадели, где она родилась, так не тронуло оно и этого места, хотя все остальные города, покинутые Исчезнувшими, превратились в груду развалин.
Мешок Джегана соскользнул с его плеч и со стуком упал на мостовую. Старый охотник что-то бормотал про себя: привыкший жить по законам природы, он растерялся, столкнувшись с тем, над чем они не были властны.
— Это место… — он замялся, будто не находя нужного слова.
Тучи совсем почернели: ночь нагоняла бурю.
— Это Место Силы, — ответила Кадия, и сгущающийся туман чуть приглушил ее голос. — И меня ждет дело.
Она не оглянулась посмотреть, идет ли он за ней, и не стала ждать ответа, но поспешила вперед. По обеим сторонам тянулся строй неповрежденных зданий. В сумерках сплетения лиан выглядели почти черными. Из-за этих живых завес окна словно следили за ней, похожие на огромные глаза, лишенные век. Нигде не колебалось приветливое пламя светильника, факела или свечи. Но ее не коснулась тревога, она не думала, что там затаилась угроза.
Она сворачивала с улицы на улицу, пересекала площади в. поисках самого сердца этого места. Обогнула подернутый туманом бассейн, очутилась перед широкой лестницей и остановилась. Обеими руками она стиснула рукоятку меча, но оставила его в ножнах. Слева и справа на каждой ступени стояли статуи в натуральную величину, лицом друг к другу, так что никто не мог пройти между ними не замеченным неподвижными глазами скульптур. Ваятель придал им трепет жизни, словно они были просто скованы чарами. Мужчины и женщины…
Несомненно, подобия Исчезнувших. Каждое лицо было неповторимым, и верилось, что это были изображения некогда живших.
Кадия сняла заплечный мешок, вытащила меч, взяла его за лезвие и, точно это давало ей право войти, начала подниматься по ступеням.
Достигнув верхней колоннады, девушка остановилась, ища взглядом вторую лестницу, которая вела вниз, в сад, не похожий на сады в известном ей мире. Здесь плоды и цветки делили одну ветвь. Время исчезло: не было прошлого, не было будущего — только вот этот миг. Туман почти рассеялся, а сумерки медлили, точно для ночи здесь не было места.
В воздухе танцевали искорки света, многоцветные, как драгоценные камни, вдруг обретшие крылья. С цветка на цветок, с плода на плод перелетали они, кружа и выписывая зигзаги. Нигде в болотах ей не доводилось видеть ничего подобного.
Со вздохом Кадия опустилась на верхнюю ступеньку. Вся усталость долгого пути вдруг настигла ее. Она подняла руку, чтобы сбросить шлем, внезапно ставший невыносимо тяжелым. Он со звоном упал на белый камень, и этот звук заставил ее нахмуриться.
Волосы прилипли к ее обрызганному грязью лицу, мокрыми прядями падали на одетые кольчугой плечи. Они словно впитали черноту болотной воды, к ней льнули болотные запахи, и благоухание сада было ей как упрек.
Меч она положила себе на колени. Три глаза рукоятки были закрыты, сомкнуты так плотно, словно никогда не открывались, не исторгали необоримую силу. Кадия провела ладонью по лезвию. Когда-то ее прикосновение пробуждало звенящую жизнь. Но не теперь. Да, несомненно, здесь это было невозможно.
Но, лаская меч, она смотрела в сад. Тот, кто явился ей здесь, кто послал ее на битву с Тьмой узнать хоть немного, кто она или чем может стать, не явится ли он перед ней снова?
Нет. Только сумрак, наконец, вступил в свои права. Нигде ни движения, только кружат крылатые огоньки. Кадия поднялась со вздохом и медленно спустилась в сад. Густая трава, покрывавшая всю землю между кустами, клумбами и вьющимися растениями, расступалась лишь в одном месте, где земля словно испускала сияние.
Кадия, спотыкаясь, поспешила туда, наклонилась и, крепко сжав в руках пластины, укрывавшие глаза на рукояти, вогнала обломанный меч-талисман в обнаженную землю. Лезвие будто наткнулось на препятствие, и девушке пришлось напрячь всю свою силу. Но когда она отступила на шаг, меч остался стоять вертикально — необычный росток в приюте спокойствия и мира.