Спустя какое-то время она улыбалась Людольфу, пробуждавшемуся возле нее. Они лежали на кровати в спальне, куда перешли вскоре после первого объятия.
— Просто безумие с твоей стороны приехать в Делфт, — сказала она. — Мы договорились, что не будет почти никаких контактов и лишь необходимая переписка.
Людольф лениво улыбнулся.
— Раньше я, бывало, часто навещал тебя.
— Но это было до того, как ты ввязался в дела с французами.
Гетруд провела пальцем по его плечу.
— Как будто вернулись старые времена. Ничего не изменилось, правда?
Она хотела услышать от него подтверждение своим словам. Сейчас, когда они оба упрочили свое положение, отрешившись от всего, что лежало в прошлом, со смертью Амалии перед ними вновь открывалось будущее. Естественно, сейчас она уже не слепо влюблена в него, как было, когда он впервые появился в ее жизни. Конечно, некоторые его привычки, которые она когда-то терпела в преданном и покорном полузабытьи, желая угодить ему, теперь будут для нее невыносимы. Может, по правде говоря, она вообще не любит его больше, но он — то, что она хотела тогда, по-прежнему хочет сейчас и то, что она всегда была готова заполучить, как только наступит нужный момент. Момент еще не совсем наступил, но когда Франция завладеет Голландией, а Людольф займет высокий правительственный пост, она окажет ему честь, став его женой. Все увертки, отговорки и скука останутся в прошлом. Она станет владелицей салонов во французском стиле и сможет распространять в них свои значительные познания и литературный вкус.
Людольф рассеянно обнимал ее за талию, мысли его стремительно унеслись от Гетруд, и он размышлял о том важном деле, которое привело его в Делфт, так что ее вопрос только сейчас дошел до него.
— Мы знакомы слишком долго, чтобы менять что-либо.
Людольф отбросил одеяло, встал с кровати и принялся одеваться. Гетруд с наслаждением рассматривала его. Он по-прежнему носил красное шелковое нижнее белье. С течением времени можно было бы ожидать, что он будет выглядеть в нем нелепо, но Людольф оставался все еще представительным мужчиной, и в нем не было ничего, что вызвало бы хоть малейшую насмешку. Волосы, которые он связывал пучком, чтобы было удобнее под париком, немного поседели, но появление лысины в ближайшем будущем ему явно не грозило.
— Ты так и не ответил мне, почему приехал в Делфт, — сказала Гетруд, надеясь в глубине души, что сделал он это просто из желания увидеться с ней, хотя не думала, чтобы причина заключалась именно в этом. Его ответ подтвердил ее сомнения.
— Пришло время поговорить о том, как расширить круг деятельности и найти способы получать информацию о защитных сооружениях в Мейдене и других городах, в которых шлюзы контролируют уровень морской воды. Во время испанской войны были случаи умышленных наводнений с целью загнать армию противника в безвыходное положение; вполне вероятно, что подобный метод защиты используют вновь. Однако у меня есть законная причина находиться в твоем доме, если не в твоей постели. Являясь покровителем художника, дочь которого живет сейчас у тебя, мне следует время от времени узнавать о ее здоровье и благополучии, чтобы сообщать отцу.
Гетруд села, закутавшись в одеяло.
— Я предпочитаю осторожность и еще раз осторожность. Конечно, нам надо поговорить, и ты не можешь слишком часто навещать меня, но мы были благоразумны прежде и должны продолжать в том же духе. Хотя минимальный срок траура по Амалии закончился, не может быть и речи о нашей свадьбе, пока твои услуги Франции — и моя помощь тебе в этом — не достигнут своей цели.
Людольф в это время, повернувшись к Гетруд спиной, надевал воротничок перед зеркалом, и был благодарен, что она не видит, как изменилось выражение на его лице. Жениться на ней! Неужели она все еще, после стольких лет, рассчитывает на это? Именно она, а не он, постоянно говорила о браке. Если бы она унаследовала деньги своего старика-мужа, как они оба надеялись, и ради чего и избавились от него, он женился бы на ней, а не на Амалии. Он стремился к этому всей душой, так как понимал, что их ожидало бы приятное будущее. Но, вернувшись с моря и узнав, что муж ей почти ничего не оставил, Людольф перенес поиски невесты в другое место. Гетруд по-прежнему доставляла ему удовольствие в постели и оставалась очень полезной в качестве хозяйки дома, где можно было под безупречным прикрытием получать и передавать сведения, но не больше. Она могла бы прийти к брачному соглашению с кем-либо еще, как сделала прежде. Он никогда не испытывал трудностей в усмирении Гетруд и не ожидал каких-то осложнений сейчас. Людольф повернулся и одобрительно улыбнулся ей.
— Расскажи мне о Франческе, — сказал он, — опускаясь на стул, чтобы натянуть рейтузы. — Как я уже говорил, ее отец хочет знать о поведении дочери. Часто ли она видится с сестрой?
— Она не доставляет мне хлопот, если не считать первых дней. Девушка послушна, и мне нравится ее компания, но ведет ли она какую-нибудь переписку вопреки воле своего отца, сказать не могу. Есть предел моему контролю над ней. По крайней мере, я точно знаю, что такие письма, адресованные ей, в Делфт не приходили и, честно говоря, не думаю, чтобы она получала их каким-то другим способом. Она признала мои правила мирного сосуществования, в отличие от других многочисленных девиц, которые жили в моем доме раньше, но ведь у нее есть живопись, захватывающая ее всю, без остатка. Я слышала от самого мастера Вермера, как упорно она работает. Куда бы она ни выходила с Алеттой, я всегда настаиваю, чтобы Клара шла вместе с ними. В общем, я не могу упрекнуть Франческу в чем-то серьезном. Она все время спрашивает моего разрешения, прежде чем пойти к кому-нибудь в гости с Вермерами или навестить фрау Тин.
Людольф полностью оделся, не забыв и парик, и одернул манжеты.
— Тебе, конечно же, пришлось отвадить пару молодых людей? — небрежно спросил он.
— Вне всяких сомнений, если бы Франческа поощряла их, здесь было бы полно поклонников. Но этого не произошло. Первое письмо, которое я заставила ее написать, как только она приехала, было адресовано молодому человеку, ван Дорну, и положило конец его возможным визитам. Она сообщила, что между ними возможна только дружба, и я уверена сейчас, что так оно и есть.
— Хорошо. — Затем Людольф вспомнил что-то и добавил: — Ее отец будет доволен.
— Куда ты сейчас идешь?
— Навестить мастера Вермера. По поручению Хендрика Виссера. Затем я приведу Франческу сюда. Сегодня можешь не посылать Клару. А вечером нам, по-моему, следует пойти поразвлечься куда-нибудь на музыкальный вечер или концерт. Что устраивается в городе?
— Обычно, музыкальные вечера проходят в Мехелине, но мне нельзя там показываться.
— Но подобные вечера с музыкой и танцами всегда устраивают в комнате, отделенной от пивной.
— Тем не менее, моя репутация среди членов совета регентов и регентш пострадает, если меня заметят возле таверны. Люди здесь придирчивы невероятно!
Людольф согласился с ее возражениями, — хотя вино и пиво употребляли в каждом доме, в тавернах происходило нечто иное — пьянки, которые осуждались и отваживали многих.
— Куда еще мы могли бы пойти? — спросил он.
— В ратуше будет концерт.
— Превосходно. Значит, туда и пойдем. Возможно, Франческа захочет, чтобы Алетта тоже пошла.
— Уверена в этом.
Открыв входную дверь галереи в Мехелин-Хейсе, Людольф поразился длине помещения и тому, как хорошо оно освещалось высокими, до самого потолка, окнами по обеим сторонам от двери. Он предположил, что человек, вставлявший в это время картину в раму, — именно тот, кто ему нужен.
— Мастер Вермер?
Ян отложил работу и вышел вперед, заинтересовавшись возможным покупателем, еще не знакомым ему.
— Да, это я.
— Позвольте представиться: Людольф ван Девентер.
Имя ничего не говорило Яну, потому что Франческа никогда не упоминала о Людольфе ни ему, ни его жене.
— Чем могу быть вам полезен, господин? Вы желаете взглянуть на то, что находится здесь на стенах или у вас на примете есть какая-то картина?
— Мне нужны не произведения искусства, — ответил Людольф, хотя с интересом поглядывал на ближайшее к нему полотно. — У меня к вам другое дело.
Первой мрачной догадкой Яна была та, что этот хорошо одетый незнакомец — адвокат, присланный одним их тех, кому он задолжал.
— Какое же?
— У Вас есть ученица Франческа Виссер?
— Да, есть.
— Перейду сразу к делу. Я здесь для того, чтобы выкупить ее из ученичества. Она должна перейти в другую мастерскую в Амстердаме.
Ян оперся всем телом о край длинного стола и скрестил руки на груди.
— Франческа ничего не говорила мне об этом, — холодно сказал он, оскорбленный недоверием к нему.
— Она еще не знает. Это будет сюрприз для нее.
— Вот как? А по чьему указанию вы действуете?
— Ее отца. Я видел его только вчера, перед тем как выехать из города. — Людольф не спеша прохаживался по галерее, мельком поглядывая на картины. Затем остановился, вытащил из кармана сложенный лист бумаги и бросил через стол, предоставив Яну самому взять его. — Можете сами убедиться.
Сделав еще несколько шагов, Людольф остановился перед одной из картин. На ней была изображена шумная сцена в таверне, а смеющийся мужчина с красным лицом, поднимающий высокую пивную кружку, напоминал Хендрика. Хотя меньше всего выражение лица художника при их вчерашней встрече в Херенграхте, можно было бы назвать радостным.
— Франческе не понравится ваше вмешательство, — сказал Хендрик, мрачно нахмурившись, — и ту сумму, которая уже была уплачена, придется вернуть тому, кто их дал.
— Никаких проблем. Просто поставьте свою подпись на этом документе, и я возьму дело в свои руки. Мой служащий составил его для вас.
— А что, если я откажусь подписать?
Людольф не счел нужным отвечать, и спустя секунду или две Хендрик взял перо.
Из предосторожности Ян Вермер спросил:
— Кого гер Виссер имеет в виду в качестве нового учителя для Франчески?