Они стояли возле какого-то сарая, вокруг валялся мусор и пахло бензином. Зверев был спокоен и суров, он курил и смотрел в сторону, а Тимофей скрежетал зубами, напрягал скулы и тоже хотел засмолить папироску, но не решался вынуть пачку и спички из внутреннего кармана пиджака, где помимо них лежали серьги и кулон, полученные от Вити Битюка.
– Ну и чем ты сегодня торговал? – наконец-то поинтересовался Зверев.
– Сегодня ничем! Просто к Вальке ходил, ну, ты ее знаешь, та, что старьем всяким торгует. Хотел ее сапоги на реализацию отдать. Мне тут один знакомый добротные сапоги отдал, а я никак их сбыть не могу. У меня дел сейчас невпроворот, а товар залежался. Вот я и решил…
Зверев не дал Тимофею договорить:
– А барышне в «таблетке» не пробовал свои сапоги залежавшиеся толкнуть?
– Какой такой барышне?
– Той, которой ты цацки свои втюхивал!
Тимофей побледнел, значит, Зверев все видел и юлить больше не имело смысла. Он все-таки достал из кармана пачку, раскурил папиросу и вслед за этим достал из того же кармана серьги и кулон.
– Прости, Пал Василич! Бес попутал. Битюг эти цацки принес, а я не удержался…
– Битюг, говоришь? Ну-ну… – Зверев сделал паузу.
– Пал Василич, ей-богу, бес попутал…
– Ладно! – Зверев хитро прищурился. – За кулон и серьги, что ты той дамочке предлагал, мы потом поговорим, а сейчас мне про другого своего поставщика скажи… Тоха Хрящ… Ты же с ним, как я знаю, тоже дружбу водишь.
Тимофей тут же оживился.
– Так вас Хрящ интересует! Ну да, имел я с ним дела… то есть когда-то имел.
– Горшок! Не пудри мне мозги, а отвечай быстро и без запинки. Когда с ним в последний раз виделся-общался?
Тимофей надул щеки, огладил свои жидкие волосенки и шмыгнул носом.
– Был у нас намедни разговор. Был, скрывать не стану.
– О чем базарили?
Тимофей фыркнул:
– Да если бы я знал…
– Про Гошу речь велась?
Тимофей хмыкнул и покачал головой.
– Так вы о том и сами уже знаете. Да… Ну вы и… – Тимофей закашлялся.
– Знать чуть больше, чем прочие, это моя работа, – сухо и без пафоса отрезал Зверев. – Говори про Гошу!
– А чего говорить? Встретились с Хрящом, он спросил, не слышал ли я про этого самого Гошу. Гоша этот вроде бы из столицы прибыл. Больше про него Хрящ ничего не сказал. Спрашивал, что люди говорят, не знаю ли я о нем чего. А я и в самом деле ничего про этого Гошу не знаю…
– Точно не знаешь?
Тимоша чиркнул ногтем по горлу.
– Век воли не видать!!!
– А про Птаху и Дуплета слышал?
Тимофей вытер вспотевший лоб ладонью.
– А это кто?
– Ладно! А про Анжуйца что скажешь?
– Анжуйца? Так… так это же какой-то московский… Погодите…
– Ладно, я понял! – Зверев приблизился, щека его дернулась, а Тимофей прекрасно знал, что это плохой признак.
– Честное слово, про Анжуйца знаю мало! О… так вроде бы знаю то, что Хрящ с ним в Карлаге срок отбывал. Точно!
– Ладно, оставим пока Анжуйца в покое. Ты мне лучше про Хряща скажи. Что за фрукт и на что его поддеть можно.
Тимофей вдруг почувствовал некоторое облегчение и подумал, что если Зверева интересует Хрящ, а вовсе не купленные Тимофеем у Вити Битюка цацки, то это очень даже упрощает дело.
– Так, выходит, вам нужно Хряща прижать?
Тимофей хитро прищурил глазки, Зверев это заметил и сдвинул брови.
– Ну?!
– Если все так, то вы по адресу, товарищ майор!
– Давай уже без предисловий. Рассказывай, а то я и впрямь не стану с тобой церемониться и все твои карманы вытрясу. И если что найду…
– Да понял я, понял! – Тимофей чуть не выронил папиросу и тихо рассмеялся. – Ну и фартовый же ты мужик, майор Зверев!
– Ты это к чему?
– А к тому, что обратился ты по адресу, потому как раз есть у меня в запасе одна интересная история, да как раз такая, от которой у этого сучонка Ананьева тут же живот сведет…
Глава третья
В этот день с самого утра Антоша Ананьев не находил себе места. Он нервничал, то и дело смотрел на свои пальцы, которые сегодня почему-то подрагивали. Он обошел все известные ему «загашники», пообщался с дворовой шпаной с улицы Некрасова, заглянул в пивную на Интернациональной и в пельменную на Чеховской, где сумел отыскать нескольких своих старых знакомцев. Всех их, как и некрасовских мальчишек, он без предисловий расспрашивал, не знают ли они о появившемся в городе московском «гастролере» по кличке Гоша. Результаты опросов были удручающими: все его приятели только пожимали плечами, предлагали выпить по старой дружбе, задавали кучу глупых вопросов, что изрядно бесило напряженного, как перетянутая гитарная струна, Антошу. Окончательно истоптав ноги, Хрящ решил использовать свой основной козырь и отправился на местный хлебозавод. Здесь он без особого труда отыскал Петю Желудкова.
Увидев, как из пекарни в белом фартуке, перепачканном мукой, скрючившись и вытирая руки о штаны, вышел хмурый, как ночь, Желудь, Хрящ придал себе молодцеватый вид и расправил плечи.
– Ну что, корешок? – ощущая собственное превосходство, Антоша смачно сплюнул себе под ноги. – Что скажешь за Гошу? Узнал что-нибудь? Часики-то тикают!
Желудь на удивление казался спокойным. Антоша, заметив это, оскалился и снова почувствовал дрожь в пальцах. Видя, что Желудь смотрит на его ладони, Антоша сунул руки в карманы. Желудь хмыкнул, втянул ноздрями воздух и, оглядевшись по сторонам, процедил сквозь зубы:
– Узнал!
Хрящ аж затрясся от возбуждения.
– Что? Узнал? Так давай…
– Не здесь и не сейчас, – сказал, как отрезал, Желудь.
– Да ты что… – Хрящ не договорил, потому что Желудь с силой дернул его за рукав и зыркнул таким недобрым взглядом, что Антоша отпрянул.
– Рот закрой! – процедил Петя сквозь зубы. – Все очень серьезно, и, если тебе дорога твоя шкура, прикрой рот и делай, как я сказал. Этот Гоша очень непростой тип, сыскать его было непросто, но я смог. Сегодня вечером на набережной встретимся, и я тебе дам полный расклад. Расскажу все, что узнал, а ты поклянешься, что оставишь меня в покое раз и навсегда.
Плечи Хряща опустились, и он выдохнул.
– Заметано!
Увидев, как Желудь, в очередной раз оглядевшись, посеменил обратно в свой цех, Хрящ довольно оскалился: «Оставлю! Как же! Ты, корешок мой ситный, ментам стучишь, а значит, ты у меня теперь на таком крючке, что тебе с него уже не сорваться. Если об этом шепнуть кому-нибудь из людей Янека Ляха, который держит мазу в Завеличье, или же дать наколочку Семе Котову по кличке Мурлыка, который в последнее время считается самым безбашенным налетчиком в Крестах, то Желудю наверняка выпишут билетик на тот свет другим в назидание. – Антоша невольно зажмурил глазки от удовольствия. – Да уж, Петенька, теперь я тебя смогу доить столько, сколько захочу, так что умерь пыл и не отсвечивай…» Довольный собой, Хрящ повернулся на каблуках и покинул территорию хлебозавода. По пути он наконец-то вынул руки из карманов и громко выругался, потому что понял, что его пальцы по-прежнему трясутся.
Со стороны реки тянуло прохладой, Антоша поежился и достал папиросу. Солнце уже коснулось горизонта, над головой с курлыканьем уныло тянулся журавлиный клин. Хрящ бродил вдоль набережной уже не меньше часа, ежился и периодически смотрел на свои все еще трясущиеся руки. Антоша не находил себе места, злился и кусал губы: «Ну Петька, ну гад… Когда же этот выродок явится?»
Он посмотрел вдаль, увидел одиноко катящуюся в сторону города полуторку. Машина подпрыгивала на ухабах, в кузове стояли зеленые армейские термосы, предназначенные для перевозки пищи. Именно в таких им в тюрьме носили баланду. Хрящ тут же вспомнил те несколько лет, которые он провел в лагерях. Облезлые стены бараков, узкие нары с провонявшими потом и сыростью матрасами, алюминиевая миска с жиденькой похлебкой, в которой плавают листья капусты, рыбьи головы и хвосты. Хрящ вспоминал вохру с ее винтовками и злющими псинами, натасканными на людей. Но отчетливее всего перед его глазами всплывали потухшие и злые лица сокамерников. Вечно хмурый и твердый как гранит Миша Анжуец, прыщавый и тощий Стрекотун, скуластый и страшный как зверь Метелица, вечно скалящийся и от этого еще более страшный, молодой Птаха, который явился к нему и перепутал все планы. Вспоминая всех тех, с кем он отбывал срок, Хрящ как ни старался, никак не мог вспомнить лицо парня, который стал причиной его нынешних проблем. Кто он, этот Гоша, чем сумел сначала завоевать доверие, а теперь ненависть Миши Анжуйца, да еще так, что тот прислал за ним в Псков двух головорезов. То, что эта история была как-то связана с Витей Баркасом и его «автоматчиками», Хрящ не сомневался. Если Желудь действительно сумел узнать, где прячется этот загадочный паренек, то дело в шляпе. Услышав звуки шагов, Хрящ убрал пачку в карман и укрылся в кустах.
Человек шел со стороны Кремля, через все еще голые кусты орешника разобрать лицо идущего Антоша долго не мог. Когда мужчина выбрался из зарослей и вышел на прибрежный песок, Антоша с остервенением понял, что это не Желудь. Незнакомец примерно на полголовы был выше Пети Желудкова и гораздо шире в плечах. Одет мужчина был в длинный плащ, его шляпа была надвинута на лоб, закрывая верхнюю половину лица; нижнюю часть лица незнакомца скрывало обернутое вокруг шеи бежевое кашне. А что, если это и есть тот самый Гоша, который сумел насолить самому Анжуйцу? Хрящ невольно попятился. Незнакомец прошел вдоль набережной и встал так, что Хрящ оказался между ним и рекой.
– Привет, Хрящ! – строгим голосом сказал мужчина в плаще. – Давно хотел с тобой познакомиться.
«Это не Гоша. Тот молодой, а этому явно не меньше сорока», – тут же отметил про себя Хрящ, но легче ему от этого не стало.
– А я что-то не особо рад такому знакомству. Ты кто? – Голос Антоши подрагивал.
– Кто я, ты узнаешь чуть позже, пока же для тебя я тот, кто, как и ты, ищет Гошу.