Хрящ судорожно размышлял: «Кто этот тип, как он тут оказался? Еще один из людей Анжуйца? Навряд ли…»
– Ну хорошо, с этим все ясно, ты ищешь Гошу; и что с того? – продолжал Антоша.
– А то, что я хочу узнать, нашел ты его или нет.
– Не нашел! Никто про него ничего не знает. Похоже, этот парень одиночка…
Незнакомец прокашлялся, покачал головой:
– Плохо, что не нашел, но я тебе верю. Ладно, Гошу я и без тебя найду. А вот ты, Хрящ, больше его искать не будешь…
– Почему это?
– А потому, что тебя скоро здесь не будет…
Антоша вздрогнул и снова попятился.
– Что ты этим хочешь сказать?
Незнакомец в кашне беззвучно рассмеялся.
– Да не дергайся ты так. В городе тебя не будет.
– В городе?
– Ты уедешь из Пскова сегодня же.
– Вот еще… с какой стати?
– Потому что я так решил.
– А если не уеду? – Антоша почти сумел взять себя в руки.
– Уедешь, если жизнь дорога, а пока послушай…
Глава четвертая
Запсковье, районное отделение милиции, июнь 1945…
Антоша сидел в прокуренном полуподвальном помещении и напряженно вглядывался в собеседника. Тот деловито хмурил брови, то и дело перелистывал какие-то бумаги, негромко матерился себе под нос и гаденько так улыбался. На Антошу сидевший за столом даже не смотрел, словно забыл о его присутствии напрочь. Однако Антоша прекрасно понимал, что его собеседник просто ведет свою долгую и хитрую игру.
Опера звали Василий Борокин. Они росли в одном дворе и учились в одной школе. Они играли с одними и теми же ребятами, лазили в одни и те же сады воровать яблоки и сливы, строили плоты во время паводка и мечтали, как выяснилось, каждый о своем…
В седьмом классе, когда они оба втюрились в Нюрку Попову, Антоша имел явное превосходство над своим не особо симпатичным соперником. Когда Нюрка согласилась пойти с Антошей на ночную рыбалку, Васька Бородкин не просто расстроился, он пришел в неописуемую ярость.
Утром, приплыв к берегу без рыбы на старенькой лодке, счастливые и невыспавшиеся, они разошлись по домам. Во время своеобразного свидания они плавали на остров и сидели там у костра. Удочки всю ночь пролежали в траве, червяки расползлись, а Антоша с Нюркой всю ночь обнимались возле раскидистой ивы и целовались взасос. Несмотря на то что ночная рыбалка оправдала не все его ожидания, Антоша тут же сообщил своим дружкам Лехе Смирнову и Вовке Баранову, что получил от Нюрки все, о чем в их возрасте мечтают все мальчишки. Васька Бородкин, узнав об этом от Смирнова, заявил, что ему на это наплевать, и назвал Нюрку шалавой.
Нюрка, до которой также дошли хвастливые россказни Антоши, устроила будущему барыге разнос и отвесила смачную пощечину. После этого Антоша и Нюрка больше не общались. До сего дня Антоша не общался и с Васькой Бородкиным.
Сейчас, в расстегнутом едва ли не до пупа кителе, Васька сидел, откинувшись на спинку стула, курил «Казбек» и язвительно ухмылялся во весь свой кривозубый рот. Он был конопатым, со взъерошенными волосами, напоминающими раскуроченный вилами сноп прошлогоднего сена, с бесформенными ушами и лягушачьим ртом. Единственным, что, по мнению Антоши, не было в Бородкине отвратного, были его зеленые глаза – пронзительные, бездонные, сверлящие собеседника, словно закаленный бурав. Глядя на скалящегося Бородкина, Антон сжимал кулаки, щурился от направленного ему прямо в лицо света настольной лампы и старался дышать как можно ровнее.
Несколько дней тому назад в Панино был ограблен продовольственный склад. Грабители вывезли почти все продукты, кроме того, был убит пожилой сторож, так что дело наделало много шума. Речь сейчас шла именно об этом.
– Ну что, Ананьев, будешь Ваньку валять или правду говорить начнешь? – продолжал свои расспросы Бородкин.
– Какую такую правду? – Антоша изо всех сил старался казаться беспечным.
– Про то, как ты и твои дружки склад обчистили.
– О каких дружках речь ведешь, Васек? Что-то я тебя не понимаю.
– О кореше твоем, Го́ре. Только не говори, что впервые о таком слышишь.
– Не скажу! Слышал…
– Ну и…
– С Горой общались, скрывать не буду. Однако дел у меня с ним никаких нет и быть не может. Про склад тоже слышал, все о нем говорят, но к тому, что там случилось, я уж точно непричастный, – заливался соловьем Антоша.
С Егором Жутиковым – матерым вором из Запсковья, более известным как Гора Жуткий. – Антоша сошелся сразу же после своей второй отсидки, позволившей ему избежать мобилизации. Считавшийся к этому времени уже матерым рецидивистом, Антоша без особого труда был принят в банду Жуткого, однако на общем фоне особым уважением не пользовался. В банде Антоша был обычной шестеркой, мальчиком на побегушках, как это принято говорить, «подай-принеси». Несмотря на все свои уверения, Антоша действительно принимал участие в ограблении Панинского продсклада, однако к убийству сторожа Антоша был непричастен. Тем не менее получить срок за соучастие в убийстве ему совсем не хотелось. Бородкин же умело давил подозреваемого, словно читая мысли Антоши.
– Ой, как складненько у тебя все получается! Ты у нас просто Андерсен какой-то, ну просто мастак сказочки рассказывать. Ну тогда я тебе так отвечу. В том, что именно Жуткий со своими склад обчистил, я нисколько не сомневаюсь. На то есть у меня свидетельские показания. Также я уверен и в том, что дело это без тебя не обошлось. А дело-то серьезное: хищение государственного имущества плюс убитый сторож, тут «восьмерик» как минимум всем тем, кто причастен, светит, а то и что пострашнее.
От этого «пострашнее» Антоша поежился, но тут же собрался с силами.
– А мне от твоей уверенности, Васек, не холодно и не жарко. Я в тот день, когда сторожа грохнули, целый вечер со своими дружбанами в стиры[16] резался. Они, если что, и подтвердить это могут. Вот такой расклад, гражданин начальник.
Бородкин окрысился:
– Твои дружки что угодно подтвердят, да только грош цена их подтверждениям. А как тебе такой расклад? Сторож, что продсклад в Панино охранял, тут же в бок перо схватил, однако умер он не сразу и кое-что рассказать успел. Того, кто его пырнул, сторож продсклада видел и подробно описал. Тот, кто его пырнул, очень уж на Гору Жуткого похож, а кое-кого из других грабителей опознал и даже по именам назвал…
– Меня он тоже называл?
В тот день на склад он не заходил, и пока его подельники грузили мешки с картошкой и коробки с тушенкой в старенькую полуторку, Антоша стоял на шухере за забором, а значит, видеть его сторож не мог. «Если Бородкин будет утверждать, что сторож опознал и меня, – рассуждал Антоша, – то он просто хочет взять меня на понт». Однако Бородкин не попался на эту удочку и продолжил:
– Тебя сторож Шубин не видел…
– Тогда к чему весь этот сыр-бор? Все твои доводы, начальник, просто швах. Нет у тебя против меня ничего! Да-да! Ты, я вижу, и сам это понимаешь. – Отметив, что Бородкин прикусил губу, Антоша совсем осмелел. – Да-да! Понимаешь! Не был я на том складе. Был ли там Гора, я не знаю. Об этом ты у него спроси…
– Так ты скажи мне, где его искать, я и спрошу. После ограбления продсклада твой дружок Гора куда-то свалил. Ты ведь наверняка знаешь куда. Может, скажешь мне, где Гора нынче обитает… по старой дружбе.
Антоша аж крякнул.
– Да уж! Друзья мы с тобой еще те! Прямо не разлей вода, по-другому не скажешь.
Бородкин ехидненько рассмеялся.
– Ну, не были друзьями, так можем подружиться. Скажешь, где Гора и его кодла, станешь мне другом…
Антоша рассмеялся.
– Нет мне резона с тобой дружбу водить. Да и к тому же не знаю я, где Гора, он мне не докладывает, – говоря это, Антоша вновь лукавил. Он прекрасно знал, что Гора и его дружки, участвовавшие в ограблении, после дела свалили из города и отсиживаются в загородном домишке Сулимчика. Знал он и то, что именно Сулимчик подрезал сторожа, но стучать мусорам, тем более этому гнусному уродцу Бородкину, на своих подельников Антоша, само собой, не собирался.
– Не знаешь, значит, – разочарованно продолжал Бородкин.
– Нет, не знаю. Ладно, начальник, шутки шутками, и так как нет у тебя против меня ничего, отпускай меня на все четыре стороны. Чего резину тянуть?
Бородкин смял в пепельнице давно потухшую папиросу.
– Отпустить, говоришь? Ну, хорошо, отпущу…
Антоша оживился. Бородкин же взял перо, макнул его в чернильницу и корявым подчерком выписал пропуск.
– Держи.
Антоша схватил спасительный документ.
– Добречкова здоровья, Васек! Надеюсь, больше не увидимся…
Антоша шагнул к двери, но в этот момент Бородкин его поправил:
– А здесь ты ошибся, Ананьев! Постой-ка!
Антоша остановился в дверях.
– Ну, что еще?
– Сядь, говорю! – Голос Бородкина вдруг обрел жесткость, в глазах сверкнули яростные огоньки.
– Зачем?
– Сядь, сволочь! Второй раз повторять не стану!
Бородкин шарахнул по столу кулаком, отчего чернильница, стоявшая на ней, опрокинулась. Синее пятно потекло к краю стола, но Бородкин как будто этого даже не замечал. Антоша, мгновение назад считавший себя победителем, почувствовал дрожь в коленях. Бородкин выдвинул верхний ящик своего стола и вынул из него нефритовые четки.
– Узнаешь?
Глядя на лежавшую на столе вещицу, Антоша едва не потерял дар речи и плюхнулся на табурет.
– Вижу, узнал! Несколько человек опознали эту вещицу и заявили, что они твои, а теперь мой следующий вопрос: как ты думаешь, Ананьев, где я эту игрушку нашел?
Антоша застонал и прикрыл веки, перед глазами поплыли круги, а в памяти пронеслись события того ужасного дня…
Апрель 1945, за два месяца до описанных событий…
Ковровые дорожки, которые устилали пол, пахли дешевым портвейном, запорошенным пеплом и пролитым накануне капустным рассолом. Низкие потолки; картины на стенах, намалеванные маслом в резных рамках под золото, лишь своим обрамлением претендующие на высокое искусство; латунный светильник с хрустальным плафоном под потолком, дающий тусклый, чуть помигивающий холодный свет.