– Не входите, я переодеваюсь!
Зверев тут же вошел в дверь и затопал ногами.
– Ну кто там? – взвизгнула Софочка. – Говорю же, я переодеваюсь!
Софочка, прикрываясь халатом, выглянула из-за ширмы и, увидев стоящего в дверях Зверева, рассмеялась:
– Можно ли было подумать иначе? Это вы, Павел Васильевич! Опять со своими шутками?
Зверев томно посмотрел на девушку и тут же скривил лицо, потому что боль в висках снова дала о себе знать.
– Что? Головка бо-бо? Так вам и надо! Не будете бедных девушек пугать!
– Ах так…
Зверев сделал два широких шага в сторону ширмы. Софочка взвизгнула, схватила со стола огромную жестяную биксу и замахнулась ею на Зверева.
– А ну, стойте!!! А то зашибу!
Зверев встал и на этот раз рассмеялся уже в голос.
– Все-все! Ретируюсь!
Софочка, сдерживая улыбку, сделала грозное лицо и скрылась за ширмой, в это время в кабинет из смежной комнаты вышел уже облаченный в серый поношенный костюм и плохо отглаженные брюки Аганесян.
– Кто тут моих сотрудников пугает? А… это ты, Павел. Что, по Софочке соскучился или опять боли мучают?
– Мучают, еще как мучают! – простонал Зверев.
– Ну, тогда садись, будем делать осмотр.
Зверев сел, Аганесян уселся напротив, пощупал у Зверева пульс, заставил задрать рубашку, послушал сердце.
Тем временем Софочка, уже облаченная в беретку и плащ, вышла из-за ширмы.
– Я пойду! Так полагаю, помощь моя не понадобится. Павел Васильевич, судя по его поведению, не так уж и нездоров!
– Ошибаетесь, милая Софочка! Ох как вы ошибаетесь! – застонал Зверев.
– Все равно я пойду! – Девушка показала Звереву язык и вышла из кабинета.
Аганесян тем временем продолжил осмотр. Выписал рецепт и вручил его Звереву.
– Купишь эти таблетки, думаю, поможет. Так-то ничего страшного у тебя нет, а это чтобы купировать боль… – Начмед подошел к столу и достал из него бутылку коньяка и плитку шоколада «Гвардейский». – Понимаю, что это непрофессионально, но у меня, знаешь ли, Паша, вчера внук родился. Дочка телеграмму прислала, а отпраздновать не с кем. Софью приглашал, так у нее сегодня дела. Ее какой-то старлей-летчик в кино пригласил. Уважь старика, выпей со мной. Заодно и мигрень твою полечим.
– Внук, говоришь, это же здорово! Поэтому давай и в самом деле отпразднуем… и полечим!
Когда коньяк кончился, в дело пошел спирт, и тогда раскрасневшийся от выпитого Карен Робертович, не умолкая, стал рассказывать о Татевском монастыре[18], расположенном на юге Армении, откуда начмед был родом, о своей замечательной дочке Лили́т и зяте, инженере-строителе Семене, и о двух своих сыновьях, которые остались в Армении. Сегодня Аганесян, который обычно говорил по-русски довольно чисто, после воздействия винных паров, как это обычно бывало в таких случаях, внезапно обрел армянский акцент и говорил громко, с присущим его нации кавказским задором. Периодически указывая на уже опустошенную бутылку коньяка, Карен Робертович вздыхал и убивался:
– Эй, Паша-джан, знал бы ты, какие у меня на родине коньяки, не то, что эти.
– Так вроде нормальный коньяк, – пожал плечами Зверев.
– Нет, дарагой! У нас дома в Кашуни[19] такой виноградник был, от гроздей листьев видно не было, мамой клянусь! А из того винограда мой дед Зураб и огхи[20], и херес, и коньяк делал! Вот это был коньяк, а это… – Аганесян махнул рукой.
Они помолчали, потом начмед вдруг словно ожил.
– Слюшай, Паша-джан, вот у меня трое детей, жена, уже пятеро внуков, а что же ты? Почему один да один? Остепениться не пора?
На этот раз уже Зверев отмахнулся.
– У меня и так голова болит, а если женюсь, так уж совсем невмоготу будет. Жена, дети, внуки… Ну, не мое это! Да и кто с таким, как я, семью заводить захочет…
– А эта твоя московская, красавица… Волгина эта? Ты уж прости, дарагой, но мне кажется, что у вас с ней что-то такое… Одним словом, видится мне, что между вами искра пробежала.
Зверев тут же нахмурился, налил себе и хлопнул полстакана разведенного спирта.
– Нет у нас с ней ничего! Ни искр, ни пламени, ни желания детей и внуков заводить! Дело общее, и все!
– Вах, что за дело? Я слышал, вы тут два убийства расследуете.
– А еще банду каких-то мошенников ловим. В Пскове фальшивые деньги изготавливают, руководит этой шайкой некий Бубон…
– Бубон? – Аганесян скривил лицо. – Это что, прозвище?
– Прозвище, кличка, называй как хочешь!
– Какое гадкое прозвище!
– Чем же оно гадкое?
– Ну ты даешь, Паша-джан, Бубон – это же очень плохая вещь.
– Почему? Это же шарик на шапке, что в нем гадкого?
Карен Робертович негромко рассмеялся.
– Нет, Паша-джан, шарик на шапке – это помпон, а бубон, по крайней мере в медицине? – это воспаленный лимфоузел. Чертовски поганая вещь, скажу тебе…
В течение следующих десяти минут Звереву пришлось выслушать целую лекцию по эпидемиологии, после чего они простились, и Зверев, уложив уже клюющего носом начмеда на кушетке, тоже не отправился домой, а ушел спать к себе в отдел на диванчик.
Он проснулся, услышав, как кто-то сунул ключ в замочную скважину. Приоткрыв веки, посмотрел на висевшие на стене часы. Кто-то вошел в кабинет и, судя по всему, бросил на стол пачку с документами и сел. Зверев вполголоса выругался.
– Ну, кто там ни свет ни заря?
– Уже без пяти восемь, Паша! Так что доброе утро, пора приступать к работе!
Узнав голос Марии, Зверев тут же вскочил, утер губы и пригладил волосы.
Мария подошла к окну и распахнула его настежь.
– Душновато тут у тебя! Ну… и амбре! Перегаром несет, аж из коридора почувствовала.
Зверев с обреченным видом вздохнул.
– Опять воспитывать будешь?
– Не буду! – Женщина рассмеялась. – Знаешь, как у меня отчим пил?
– Отчим? Тебя отчим воспитывал?
Мария грустно улыбнулась.
– Ты многого обо мне не знаешь. Поднимайся, умывайся, и за дело! С кем это ты так вчера праздновал?
– У Карена внук родился. Постой… или внучка? Впрочем, неважно! Короче, пил не один и не без повода.
– Ну а в чем тогда дело? Приводи себя в чувство.
Зверев облегченно вздохнул. Мария выглядела усталой, и ее прежняя броская и прямо-таки яростная красота куда-то исчезла. Теперь она казалась милой и доброй, и Зверев вдруг почувствовал что-то типа угрызений совести.
– А мне вчера опять из Москвы звонили. – Мария дрожащей рукой достала из сумочки сигареты, подошла к окну и закурила.
– И что? – поинтересовался Зверев.
– Снова выслушала кучу лестных отзывов! Получила последнее предупреждение, и все такое… Но это еще не все! Те, кто звонил мне, позвонили и в ваш главк. Начальник главка, кстати, уже отматерил Корнева, так что через полчаса внеплановое совещание. Оживай и готовься к очередной порции пилюль.
– Пилюли мне теперь Робертович выдает, а на Корнева мне как было, так и осталось…
Зверев подошел к зеркалу, поправил галстук, который он накануне даже не снял, дыхнул в ладонь и поморщился.
– «Юбилейный»! Карен сказал, что это не коньяк, а пойло! Можно подумать, спирт, которым он меня после коньяка потчевал, лучше.
– Спирт на коньяк? – Мария рассмеялась.
В этот момент зазвонил телефон, Мария сняла трубку.
– Волгина! Слушаю. Это тебя.
Павел Васильевич взял протянутую трубку.
– Да!
– Товарищ, майор. – Зверев узнал голос помдежа Жеребцова. – Тут к вам дамочка какая-то.
– Что? Какая еще дамочка?
– Обычная дамочка! В шляпке и пальто. Себя не назвала, сказала, что по делу и срочно.
– Что? Фамилию не назвала?..
В этот момент в кабинет вошел Руслан Абашев. Зверев, не отрывая трубку от уха, приказал:
– Руслан, сбегай в дежурку, там ко мне посетительница! Сопроводи сюда.
– Понял, сделаем! – ответил Абашев и выскочил из кабинета.
– Ого! Посетительница? Инкогнито? Очень интересно! Последствия ночных приключений и возлияний? – предположила Мария.
– Каких еще приключений?
Зверев подошел к тумбочке, выпил из графина воды, снова пригладил волосы. Мария с интересом наблюдала.
– Галстук не снимал, прихорашиваешься… Ну-ну…
В этот момент в сопровождении Руслана Абашева в кабинет отдела вошла пышная женщина неопределенного возраста в синем пальтишке и бесформенной шляпке-менингитке с бантом. Простое полное лицо без следа косметики, толстые брови, пухлые губы, впалые испуганные глаза. «Дамочка явно не из моей коллекции, – подумал Зверев. – Интересно, кто она и что ей понадобилось?»
– Вы искали меня? Я Зверев! Присаживайтесь, гражданка! – Зверев указал на стул и важно сдвинул брови.
Женщина села на предложенное ей место, испуганно огляделась. Видя, что руки женщины подрагивают, Зверев улыбнулся:
– Не волнуйтесь, здесь вас никто не обидит. Как к вам обращаться?
– Очень хочется в это верить! – Женщина достала из кармана платок и вытерла лоб.
– Итак? – продолжал Зверев.
Женщина виновато поглядела на Абашева и Марию, потом снова повернулась к Звереву.
– А мы не могли бы пообщаться без свидетелей?
Павел Васильевич опешил.
– Вообще-то я доверяю своим коллегам…
– Руслан, пойдем, – скомандовала Мария. – У твоего начальника личный разговор. – Она покачала головой и вышла. Абашев вопросительно посмотрел на Зверева и, когда тот хмуро кивнул, тоже покинул кабинет.
– Итак? – повторил свой вопрос Зверев уже значительно жестче. – Вы все еще не сказали, как же к вам обращаться.
– Меня зовут Лидия Сергеевна. Я работаю на хлебозаводе, и у меня к вам срочное дело!
– Я слушаю!
– Видите ли, я очень волнуюсь за Петю. Он уверен, что попал в беду, и теперь не знает, что ему делать.
Зверев поморщился, его правая щека снова задергалась, причем так, что он прижал ладонь к лицу.