Древняя география региона весьма запутана не только потому, что граница между Европой и Азией постоянно перемещалась, но и благодаря куда более волнующему фактору — природным топографическим изменениям. Внутренние моря сократились в размере, реки изменили русла, болота высохли. Что касается Танаиса, считавшегося границей между Европой и Азией, то он идентифицировался с Доном, вытекающим из расположенного в далекой Тульской губернии Иван-озера и тек на юго-восток, потом на юго-запад, далее в Азовское море (прежнее Мсотийское озеро, некогда уходившее на восток много дальше, чем сегодня). Некоторые из географов отождествляли Танаис с Донцом, поворачивающим на юго-запад над Харьковом и сливающимся с Доном невдалеке от Азовского моря, однако они едва ли правы. Что касается сарматов, этот народ явным образом мигрировал на запад, дав начало славянам, распространившимся по территориям нынешних России, Польши и Богемии. Это во многом объясняет сохранение как самой легенды, так и обычаев. Еще в восемнадцатом столетии в России существовали женские общины; косвенным образом об этом свидетельствует Джордж, лорд Макартни, выполнявший деликатные обязанности британского посланника в Санкт-Петербурге с 1765 по 1767 год. Описывая казаков вообще, он упоминает казаков запорожских, которых, по его словам, насчитывалось 30 000 человек «собранных из всех национальностей и живущих в особенном обществе, в которое не допускались женщины. Они представляют собой нечто вроде амазонок мужского пола, в определенное время года собирающихся на некоем днепровском острове, и по соседству от него, где они встречаются с зависящими от них женщинами». Посланник утверждает, что запорожцы придерживаются самых примитивных и дикарских обычаев. Девочки оставались со своими матерями, а мальчики, после достижения определенного возраста, присоединялись к мужчинам, воспитывавшим их как охотников и воинов. Учитывая все обстоятельства, подобный образ жизни кажется много более естественным, чем это показалось достойному ирландцу, чьи описания местных обычаев не следует принимать слишком серьезно, ибо они представляют обыкновенный глянец, наведенный с высшим невежеством на лишь отчасти понятные обычаи.
Достаточно ясно, что эти люди, находившиеся на правительственной службе, были вынуждены вести кочевой образ жизни, и организация быта воинских отрядов заставляла мужчин, занятых патрулированием невообразимых пространств, военными упражнениями и охотой, оставлять своих женщин в селениях. Вне сомнения речной остров был выбран как место, обеспечивающее некоторую безопасность природными средствами, тем самым послужив основанием для рождения дикой легенды. Тем не менее именно этот пассаж во всей его примитивности можно обнаружить в «Некоторых подробностях из жизни графа Макартни» — книге, изданной сэром Дж. Барлоу.
Как мы уже говорили, слухи о подобных колониях распространялись на значительные расстояния. Задолго до того, как лорд Макартни занес на бумагу собственное представление о запорожских казаках, Адам Бременски, писавший в шестнадцатом столетии, заявил, что в Балтийском море существовал остров, населенный одними только женщинами. Обыкновенно считается, что этот весьма ученый и благочестивый историк допустил в данном случае ошибку, спутав название Гвенланд (Финляндия) с землей гвенов (то есть землей женщин). Однако женщины Европы, как и повсюду, брались за оружие, чтобы защитить свои дома от внешнего вторжения или внутренних беспорядков, чему существует бесконечное количество примеров, начиная от времен римской экспансии и до наших дней. В нашей Англии существовало достаточное количество видных предводительниц; сохранилось и некоторое количество известий о формировании женских военных отрядов, хотя и не проявлявших особой кровожадности. Один из подобных случаев следует уподобить невинной стратагеме квакера, — не того, который верил в Провидение и держал свой порох сухим, а другого, более миролюбивого, полагавшегося на фальшивые деревянные пушки, внушительные только с вида. Когда французы, вдохновленные «корсиканским чудовищем» (Наполеоном. — Примеч. ред.), предприняли безуспешные попытки вторгнуться на наши острова и обратили свое внимание на западные их области — Ирландию и Уэльс, наши соотечественницы во многих областях обороны помогли мужчинам и даже заменили их. В Фишгарде перед лицом находившегося в море врага была предпринята любопытная военная хитрость. Собравшиеся женщины, набросив на плечи красные шали, батальонным строем промаршировали по зеленым склонам холмов, и обманутый этой картиной французский генерал решил, что имеет дело с подошедшими крупными подкреплениями, в результате чего высадка была отложена. Местные предания утверждают, что одна из этих носительниц красных шалей, Джемима Николас, скромное надгробие которой еще можно видеть на местном церковном кладбище, сумела захватить и сдать властям семерых французских солдат.
Конкретные потребности всегда требуют аналогичных мер, и параллель этой истории мы находим в Испании в героический период борьбы готов против вторгнувшихся мавров. Один из предводителей, вынужденный отступить от побережья в укрепленный город Тадмир, обнаружил, что его дружина настолько сокращена мечом, что приказал женщинам одеться в мужскую одежду, завязать волосы под подбородком, чтобы таким образом изобразить усы и бороды, взять оружие и занять место позади боевых порядков настоящих бойцов.
Укрепившись подобным образом, он сумел выставить против мусульман внушительную рать и выговорить себе почетные условия, в точности выполненные, несмотря на обман.
Похоже, что боевой дух всегда пылал в груди испанских женщин. Во время войны за Испанское Наследство женщины почти в одиночестве долго обороняли Барселону, хотя в конце концов город был взят маршалом Бервиком. Во время наполеоновской кампании, когда к Сарагосе приступил маршал Лефевр, ее 12-футовые бастионы могли защитить только 120 солдат и несколько старинных орудий. Тоща женщины образовали роты по 200 и 300 человек, которые подменяли мужчин и сражались бок о бок с ними. Лефевр не мог добиться никакого успеха, пока не сумел с помощью подкупа подорвать пороховой склад. Тогда французы, воспользовавшись общим смятением и неразберихой, пошли на приступ, но одна из дев-воительниц, Агостина, с помощью фитиля запалила пушку и произвела выстрел в самую гущу захватчиков, а во главе гарнизона выставила французов из города, удержав их снаружи, пока на помощь не пришли британские войска. Агостина просила, чтобы ей позволили сохранить свой артиллерийский чин. Ее наградили пенсией и правом носить имя и герб города Сарагосы. На лигурийском побережье циркулируют многочисленные рассказы об отважных женщинах, сдерживавших натиск сарацинов. Стоит вспомнить один из поздних случаев, когда на берега Ниццы напали берберийские пираты. Это произошло в 1527 году, когда Екатерина Сигурана (Sigurana) являлась главным инструментом отражения войск Барбароссы от крепости Ниццы. Бей Туниса Барбаросса был вассалом Сулеймана II, жуткого союзника французского короля Франциска I. Сигурана представляла собой патриотически настроенную мегеру, совершенно не похожую на Пентесилею, о чем свидетельствует прозвище Мофасия (Maufacia), подразумевающее «собственную печальную историю». Каждая европейская страна обладала своими отрядами женщин-воительниц и отдельными героинями, воинственный дух не угасал в толпах. Об этом может свидетельствовать катастрофическая увертюра к первому из крестовых походов, когда Петр Отшельник повел на смерть 40 000 мужчин, женщин и детей.
Тем не менее ни одно из воинственных деяний, осуществленных женщинами в первую очередь для защиты собственного дома, не имело ни малейшего отношения или какой угодно связи с женским правлением в любой его форме. Правда, в европейской истории выделяется один-единственный эпизод, разукрашенный сказочными подробностями, к которому можно прибавить второй, увы, слишком подлинный.
Богемия, или Бойемия Тацита, первоначально занимала часть огромного Герцинского леса. Это место представляло собой возвышенное плато, практически со всех сторон окруженное цепями высоких и мрачных гор, чьи отроги уходили на равнину; его пересекают многие реки, в том числе романтичная Эльба. Кельтское племя бойев обитало здесь до прихода маркоманов. Те уступили место славянам, родственным сарматам, и потому, предположительно связанным с племенами, знакомыми с обычаями амазонок. Населявшими Богемию славянами управляли избираемые вожди, последним из которых стал Крокус, или Крок, имевший дочь по имени Любуша.
Эней Сильвий в своей «Historia Boemii» утверждает, что Любуша унаследовала власть от своего отца, поставила женщин на многие высокие посты и самым усердным образом обучала женские войска, прежде чем повести их к многочисленным победам. После ее смерти в королевстве нашлось достаточное количество желающих изменить подобное положение дел, что послужило поводом для восстания женщин, которое возглавила Валаска, или Власта, одна из приближенных к Любуше. Захватив власть, Валаска поставила женщин на все должности и решила, что военным делом должны заниматься только они. И чтобы закрепить такое положение дел, девочки должны были заниматься военными упражнениями, а мальчиков калечили: им удаляли правый глаз и правый большой палец, что делало невозможным владение оружием в сражении — подобная жестокость была характерна для планов и действий Валаски. Как утверждают, она правила семь суровых лет, а потом по ее воле образ жизни народа вернулся в прежнее русло. Огромные руины на горе Видоволе, известные как Дивин-град (Город Дев), считаются столицей Валаски.
То, что основа этих государственных экспериментов являлась патриотической и служила росту национальной гордости, подтверждается тем фактом, что народные песни полны воспоминаний о доблести обеих героинь. Донесенные до нас течением времени обломки языческой цивилизации представляют чрезвычайный интерес для нашей темы. Они свидетельствуют о том, что сам образ мышления людей был обращен к самопрославлению; весь народ образовывал единую семью, воспринимавшую окружающий мир анимистическим образом. Природа поистине сочувствовала избранным людям. Ссора мелких вождей способна была вызвать наводнение или землетрясение. Над таким-то народом властвовали Любуша и Валаска. Но, как всегда бывает в сказаниях, деяния добрых женщин и произведенный ими эффект оказались преувеличенными. Правда заключается в том, что Любуша, младшая из трех дочерей, родилась в 680 году, унаследовала власть от отца в 700-м, и скончалась в 738-м, оставив наследников. По обычаям древних славян младший ребенок, обладавший особыми качествами, мог унаследовать семейную собственность и власть в семье; ибо простейший здравый смысл велел не признавать первородства, если оказывалось, что в жизненно важных вопросах старший не обнаруживал нужных физических и умственных способностей. Любуша, по преданию обладавшая даром пророчества, обратилась к своим сестрам, которых звали Кача и Тета, и учредила поддерживавший ее Совет Дев. Кроме того, ею были установлены Три Строя, или Сословия, отчасти являвшиеся преградой для претензий знати, а также вос