— Так точно, ваше сиятельство, с письмом главнокомандующего государыне императрице. Письмо я должен передать в собственные руки ее величества, — не без гордости проговорил Сергей Серебряков.
— Ого, какая честь! Молодец! Граф Петр Александрович, стало быть, тебе доверяет и отличает от других?
— Благодаря вашему письму, ваше сиятельство. Вы изволили так меня аттестовать перед фельдмаршалом графом Петром Александровичем!.. Я просто не найду слов, как благодарить ваше сиятельство за отеческое ваше внимание.
При этих словах молодой человек встал и низко поклонился князю Полянскому.
— Ну, ну, что за благодарность! Я все готов сделать для сына моего лучшего приятеля и сослуживца. Я свято чту, государь мой, память твоего отца. Что у вас в армии думают о той загадочной дуэли, от которой погиб князь Голицын? — переменяя разговор, спросил у Серебрякова князь Платон Алексеевич.
— Все сожалеют о покойном князе и проклинают его убийцу. Особенно сильное впечатление произвела смерть князя Голицына на его сиятельство, генерал-фельдмаршала.
— Думаю. Ведь у графа Румянцева-Задунайского князь Голицын был правая рука. Такого боевого генерала, каким был покойный князь, и не найдешь, пошли ему Бог царство небесное! Вот уж про него точно можно сказать: из ранних да поздний! Годами молод, умом и храбростью стар. Если бы он был жив, то занял бы в государстве видный пост. Но не судил ему Господь… Однако довольно говорить о печальном. У меня есть кое-что и повеселее и порадостнее… о своей радости тебе, как близкому человеку, хочешь скажу.
— Удостойте, ваше сиятельство.
— Изволь, изволь. Дочку свою княжну Наталью Платоновну замуж выдаю.
— Как? Как вы изволили сказать, ваше сиятельство? — меняясь в лице, тихо переспросил гвардеец Серебряков у князя Полянского.
— Дочь замуж выдаю. Да ты что это, с чего побелел? — пристально посматривая на Серебрякова, спросил у него князь.
— Простите, ваши сиятельство. Это с дороги. У меня голова закружилась.
— Ах, сердяга!.. На, выпей воды, это тебя освежит..
— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство.
— Пей, пей, какое тут беспокойство.
Князь Платон Алексеевич налил стакан холодной воды и подал ее Серебрякову.
— Покорнейше благодарю, ваше сиятельство. Вот мне теперь и лучше. Так вы изволите княжну Наталью Платоновну замуж выдавать?
— Да, да, братец. Хоть и жалко мне с ней расставаться, да что делать, надо… при себе хочу пристроить дочку.
— Смею спросить, ваше сиятельство, за кого?
— Партия хорошая, за графа Аполлона Ивановича Баратынского. Знаешь? Слыхал? Богач, аристократ! Крепостных мужиков десятками тысяч считает!..
— Знать не знаю, ваше сиятельство, а слыхал…
— Ну кто же не слыхал про графа Баратынского, про его несметные богатства.
— Говорят, он польского происхождения, ваше сиятельство?
— Это точно. Дед его был поляк, католик, но граф Аполлон русский, православный.
— Кажется, он довольно пожилой человек, ваше сиятельство.
— Ну, какой пожилой! Лет сорока, не больше. Великан, богатырь. Я очень, очень рад иметь такого зятя.
— А как княжна, ваше сиятельство?
— Дочь? Что же, она слишком меня любит и сознает, что я забочусь о ее счастии, — как-то уклончиво ответил Серебрякову князь Платон Алексеевич.
— Стало быть, ваше сиятельство, княжна Наталья Платоновна изъявила свое согласие?
— Разумеется. Иначе и быть не может. Она послушная, покорная дочь. А я замечаю, господин офицер, тебе не по себе. Ты болен? — участливо спросил князь Полянский у Серебрякова.
— Это от продолжительной дороги, ваше сиятельство, пройдет!
— Тебе необходимо, голубчик, отдохнуть. Ты когда думаешь выехать в Питер?
— Завтра собираюсь.
— Куда же ты так спешишь. Погости, отдохни как следует.
— Нельзя, ваше сиятельство. Я должен доставить письмо государыне императрице.
— Разве спешное?
— Граф Петр Александрович наказывал скорее доставить.
— Ну, в таком случае я не могу тебя удерживать. Надо исполнять точно и аккуратно возложенное начальником поручение. А желательно бы, очень желательно иметь тебя гостем на помолвке моей дочери.
— Когда назначена помолвка? — замирающим голосом спросил Серебряков.
— Положим, не скоро еще. Недели через две-три. Наверно, ты к тому времени успеешь вернуться из Питера.
— Постараюсь, ваше сиятельство.
— Пожалуйста, голубчик, приезжай. Ведь я, да и дочь моя, а также и сестра смотрим на тебя как на родного.
— Всепокорнейше благодарю, ваше сиятельство.
— Ты не видался еще с княжнами?
— Нет, ваше сиятельство, еще не имел этого счастья.
— Ну так ступай на их половину.
— Сергей Дмитриевич! Какими судьбами? — проговорила старшая княжна Ирина Алексеевна, протягивая руку вошедшему гвардейцу Серебрякову.
— Мимоездом, еду в Питер, — почтительно целуя ее руку, ответил ей Серебряков.
— Слышали, у нас свадьба затевается?
— Слышал, — с глубоким вздохом промолвил Серебряков.
— А помните ваше предположение? Моя племянница, княжна Натали, так уверенно говорила, что кроме вас она не будет женою другого?
— Что вы хотите этим сказать, княжна? Упрекнуть меня, посмеяться надо мною?
— Что вы, что вы, Сергей Дмитриевич! За кого вы меня принимаете? Говорю из сожаления: мне жаль вас!
— Покорнейше благодарю, княжна! Дозвольте спросить у вас: княжна Наталья Платоновна охотно соглашается быть женою графа Баратынского?
— Этого не скажу вам: Баратынский стар для Натали. Любить его она едва ли может.
— Как же это? Без любви под венец? Это непонятно, княжна.
— О, непонятного тут ровно ничего нет. Тысячи выходят замуж не по любви, а по расчету. Я думаю, что вам известно.
— Брак по расчету! Стало быть, княжну неволят?
— Скрывать не буду. Натали благовоспитанная девушка. Чтобы не прогневить своего отца, она делает ему угодное…
— И губит себя, ведь это так, княжна? — перебивая княжну Ирину Алексеевну, желчно проговорил Сергей Серебряков.
— Уж и губит!
— Да, да. Вы это сами хорошо знаете, княжна. Брак без любви, по расчету! Боже мой!
— Ах, какой вы, Сергей Дмитриевич! Я сейчас пришлю к вам Натали. Она, наверно, не знает, что вы приехали и сидит в своей комнате. С некоторых пор моя племянница просто неузнаваема: побледнела, похудела, вы это сами сейчас увидите.
Проговорив эти слова, княжна Ирина Алексеевна быстро направилась в комнату своей племянницы.
XVI
Из своей комнаты вышла княжна Наташа к поджидавшему ее гвардейцу Серебрякову.
При взгляде на свою возлюбленную молодой офицер чуть не вскрикнул от удивления: так бледна и худа показалась ему княжна.
— Что с вами, княжна? Вы больны? — целуя руку Наташи, участливо спросил Серебряков.
— Да, больна… Душа у меня болит. Вы слышали? Я выхожу… нет скорее, меня выдают за ненавистного мне человека.
— И вы решаетесь, княжна?
— Что же делать? Приказывают.
— Но ведь вы погибнете, княжна! Жить с нелюбимым мужем… разве это жизнь?
— Знаю: мученье, даже хуже.
— Откажитесь, княжна, откажитесь!.. Умоляю вас! Если вы себя не жалеете, то пожалейте меня, пожалейте! Если вас у меня отнимут, ведь я тогда не знаю, что с собою сделаю. Разлуки с вами я не перенесу! — горячо проговорил Серебряков.
— Что вы говорите, Сергей Дмитриевич!
— То, что чувствую.
— Вы меня так любите, добрый, хороший!
— Я боготворю вас. Вы для меня все, все. Повторяю: без вас мне нет жизни. Расстаться с вами я не могу, не в состоянии!
— А все же расстаться нам придется!
— Нет, нет, этого не будет! Княжна Наталья Платоновна, вы мне дали слово быть моей женой. Я никому вас не отдам. Разлучить нас может Бог.
— Что же делать, что делать? — со слезами на глазах проговорила княжна-красавица.
— Вот что. Надо объяснить князю Платону Алексеевичу про нашу любовь.
— Вы думаете, что из этого выйдет что-нибудь? Это только рассердит папу. Теперь он вас любит, уважает, а тогда он запретит вам появляться в наш дом. Это непременно будет.
— Пусть что будет, то и будет, но у князя Платона Алексеевича я буду просить сегодня же, сейчас, вашей руки! — твердым голосом произнес Серебряков.
— Нет, Сергей Дмитриевич, вы этого не сделаете!
— Почему?
— А потому, что вы своею пылкостью можете и себе и мне повредить. До моей свадьбы с графом Баратынским еще далеко. Еще не было помолвки. Я упрошу папу отложить нашу свадьбу на год, он в этом мне не откажет. И не только свадьбу, но и благословение. Я только буду считаться невестой графа Баратынского. В течение года может многое перемениться. Знайте, Сергей Дмитриевич, я буду бороться до последней крайности. Слово, которое я вам дала, я помню. Будем же ждать более счастливого времени. Кто знает, может, как говорят, и на нашей улице будет праздник. Вы в Петербурге ведь не долго пробудете, да?
— Несколько дней.
— Приезжайте скорее, я буду вас ждать. Тогда мы поговорим, обсудим, что нам делать, а теперь папе вы ни слова не говорите. Пусть он покуда не знает ничего.
— Я готов исполнить все, что вы прикажете, княжна.
— Спасибо. Итак, успокойтесь: верьте и надейтесь. Хоть я в глазах папы и согласилась выйти за графа Баратынского, но едва ли это будет.
— Княжна! Ваши милые, дорогие слова, которые я запечатлею в своем сердце, укрепляют меня, одобряют и делают счастливым. Какое еще может быть счастье больше того, которым вы наделили меня? Ваша любовь, княжна, — счастье, большое счастье! — покрывая жаркими поцелуями руки княжны, проговорил молодой офицер.
— Итак, решено, Сергей Дмитриевич! Вы не скажете ни одного слова папе?
— О, конечно, конечно! Но княжна Ирина Алексеевна?
— За тетю не бойтесь: она слишком благородна и слишком любит меня и, делает то, что я хочу.
— Но объясните мне, княжна, что с вами? Ваша бледность, ваша худоба пугают меня.
— Когда я узнала, что папа хочет выдать меня за ненавистного человека, это слишком тяжело отозвалось на мне. Я много думала, много плакала… бессонные ночи… все это, как видите, отозвалось на мне. Но теперь я спокойна, совершенно спокойна. Папа отложит свадьбу, я это знаю. Я буду просить даже о том, чтобы и помолвка моя была отложена. Надеюсь, это вам, Сергей Дмитриевич, будет приятно, да? — с милой